Страница 1 из 11
Андрей Толкачев
150 историй создания шедевров
«Самое прекрасное, что мы можем испытать – это ощущение тайны. Она источник всякого подлинного искусства и науки. Тот, кто никогда не испытал этого чувства, кто не умеет остановиться и задуматься, охваченный робким восторгом, тот подобен мертвецу, и глаза его закрыты».
Вместо предисловия
Зачем я позвал читателя в соавторы? Зачем входить в незнакомую башню?
Темная комната – наугад трогаю руками кнопку на «компе» – щелкаю по желтым папкам – открываю файл – вижу фотку, где человек, которого я хорошо знал в прошлом, который очень похож на меня, оттуда с другого берега и времени, мне говорит: «Толкачев, пора».
Оказывается, есть неопровержимые результаты опросов медсестер умирающих пациентов. Считая свои последние часы на Земле, люди сожалеют, что не смогли прожить жизнь, сохраняя верность себе, жили не так, как хотели, занимались не своим делом, пытались соответствовать ожиданиям других людей, и напрочь забывали о своем призвании. Почему смысл жизни раскрывается человеку, когда он находится на смертном одре? Почему так поздно он понимает, что когда-то предал свою мечту?
Меня заразили уникальные истории вдохновения писателей. Это истории, где люди нашли свое призвание. Я собирал их, уподобляясь той пчеле, что методично собирает пергу.
В каждой главе книги – удивительная тайна творчества. В каждой главе происходит встреча писателя и читателя. Сейчас 8.10 утра – я печатаю эти строки и понимаю, как несправедливо устроен мир, если в это время Хемингуэй не пишет свой новый роман. Но когда читаешь истории создания шедевров – все возвращается. Пишет Хемингуэй, пишу я, пишешь ты.
Итак, начинаем…
Часть 1. Истории поэтического творчества
«Вся жизнь человечества последовательно оседала в книге: племена, люди, государства исчезали, а книга оставалась.
Абуль-Ала аль-Маарри. В поисках спасения человека
«Как и все прочие люди Библиотеки, в молодости я странствовал, совершал паломничество в поисках книги, по-видимому своего рода каталога каталогов. Теперь, когда мои глаза почти не различают того, что я пишу, я жду смерти в нескольких лигах от шестиугольника, в котором родился». (Хорхе Луис Борхес "Библиотека Вавилонская")
Путь
На каменных плитах дворцов и мавзолеев Коканда, перед горячими затертыми надписями восточных мудрецов я тщетно силюсь уверить себя в том, что некоторые древние тексты расшифрованы, а я уподобляюсь той обезьяне из «Маугли», что разглядывает неизвестные ей знаки.
На самом деле случилось следующее. Провидение вело меня своей уверенной рукой к старинным текстам. Не мог предугадать, что посещение пустого дворца было лишь началом посещения книги со стихами восточного поэта, растянувшемся на три десятка лет. Пусть Абуль-Ала аль-Маарри не жил в Коканде, но именно там началось мое знакомство со средневековым Востоком.
Полагаю, что похожие ассоциации посетили и Арсения Тарковского, отдавшего полтора года вдохновенного труда на перевод стихов мудреца аль-Маарри. "Безумно трудная была работа…Каждое стихотворение идет на монорифме," – читаю воспоминания поэта.
Для классической восточной поэзии монорифма не редкость, – Тарковский говорит об особенности поэзии сирийца, где в слове невероятная концентрация мысли и отсюда необходимость высокой точности перевода буквального смысла слов.
"Я получил письмо, где каждой строчки вязь Жемчужной ниткою среди других вилась", – эти слова поэта о чьем-то письме можно привести к его стихам.
Мудрец
Настоящее имя его было несложным: Абуль-Ала Ахмад ибн Абдуллах ат-Танухи (на арабском: أبو العلاء أحمد بن عبد الله بن سليمان التنوخي المعري).
Зачитал (жалуюсь на память) полное имя поэта сирийцам из МАДИ (это автодорожный в Москве). Напряглись. Со стихами земляка знакомы не очень. Да и Сирия сегодня не та, чем тогда, при переходе во второе тысячелетие. Если вычесть из нашего времени десять раз по сто лет, то глядишь в Алеппо, Триполи, Антиохии, Багдаде или Дамаске встретим Абуль-Ала Ахмада ибн Абдуллаха ат-Танухи, известного как Абуль-Ала аль-Маарри.
Слепец с четырех лет, после оспы, он всю жизнь будет видеть лишь то, что увидел до четырехлетнего возраста, т. е. картинку ребенка…, он легко усвоит грамоту (благо, выходец из обеспеченной семьи), его будут манить мадхи – восхваления эмирам, полководцам или вазирам, дающие обеспеченную жизнь…
Но он родился для дорог странствий, и даже слепота этому не помеха. Ахмад, наделенный прозвищем "Абу-ль-Аля" (Отец высоты) с 11 лет декламирует стихи и путешествует по городам, в учениках у знатных поэтов. В Багдаде он слушает крупнейших философов и поэтов того времени.
И первый значимый шедевр, что войдет в сокровищницу средневековой арабской поэзии он напишет не ради славы, а в память об отце Ибн Сулаймане, чей уход случился во время путешествий сына.
Ему достанутся известность и унижения, искушения и аскетизм, голод и помощь голодным…
"Надеялся я, что судьба позволит мне остаться в Багдаде, но она обошлась со мною, словно сука, зажавшая в зубах обглоданную кость, словно подлая рабыня, жалеющая чашку скисшего молока, словно злой раб, что поскупился дать на время своего заморенного осла, словно ворона, нахохлившаяся над украденным фиником. Я увидел, что наук и искусств в Багдаде больше, чем камешков в Акабе, где паломники бросают их в сатану, и знания в Багдаде добиться легче, чем сорвать пальмовую ветвь в обильной пальмами Йемаме…".
После смерти матери он особенно прочувствует формулу "Человек благородный везде отщепенец…". И отдалится от людей, оставив себе лишь право сочинять стихи и учительствовать.
"Пленник двух темниц” – так он называет себя, и если первая темница слепота, то вторая? Не отшельничество ли? К "пленнику" замкнутого образа жизни ученики приходят даже из других стран, пешком. Язык не только до Киева, до Багдада доведет.
Точно сохранилась одна книга поэта. Оригинальное название книги: رسالة الغفران. На русском звучит как "Ресалат Аль-Гуфран" (в переводе "Послание прощения).
Мудрость четырех ответов поэта Абуль-Ала аль-Маарри на простые вопросы
1. Чем закончится молодость?
2. К чему ведет знание?
3. Какова человеческая доля?
4. В чем же смысл или спасение человека?
В поэзии он чист как промытое стекло и откровенен, как грешник на исповеди.
Библиотека
"Библиотека безгранична и периодична. Если бы вечный странник пустился в путь в каком-либо направлении, он смог бы убедиться по прошествии веков, что те же книги повторяются в том же беспорядке (который, будучи повторенным, становится порядком – Порядком). Эта изящная надежда скрашивает мое одиночество. (Хорхе Луис Борхес "Библиотека Вавилонская").