Подвиньтесь, босс!

Гормоны радости, прыснувшие в кровь, реанимируют, возвращая жизненный тонус. Улыбка сама расползается по лицу и, наконец, вхожу в особое настроение для песни. Давид готовит сюрприз! Как тут не запеть от души?

Во время каждого следующего выхода предвкушаю нечто сказочное. Всматриваюсь в лица друзей, музыкантов, чтобы понять, что они все замышляют. Радостное волнение на их лицах только подтверждает мои догадки. Но, когда спустя полчаса, час ничего не происходит, начинаю злиться на себя, что успела напридумывать всякой ерунды. Размечталась, а Давид, может, ничего такого и не планировал.

На четвертом выходе подмечаю странное поведение Сержа. Тот сидит, откинувшись на стуле, и по-дурацки так качает головой. Напоминает душевно больного или… Тут же гоню от себя эти мысли. Ну качается, ну и что такого. Может песня нравится!

Сразу же после номера прямо в кулисах, меня ловит официантка и просит срочно подойти к Кате. Мол, у той проблемы и я ей нужна. В душе что-то скручивается в узел. Ох, не зря мне не понравилось поведение Сержа. Как Давид его мог отпустить в бар? Ведь знал же, что сорваться может!

Бегу к ним. Хоть во время выступления выход к гостям не приветствуется, но их стол прямо у двери, откуда официанты выносят еду. Есть шанс не привлекать к себе внимание.

— Катя! — бросаюсь к подруге, — что случилось?

Она испуганно смотрит на меня.

— Что? Что случилось? — берет меня за руки и беспокойно смотрит в глаза.

Чувствую себя полной дурой. Ничего не понимаю.

— Мне сказали, что ты звала меня, — ощущение, будто оправдываюсь.

— Нет! — удивляется Катя.

Сглатываю. Подбираюсь. Выглядываю через подругу, чтобы рассмотреть лицо Сержа. Тот самозабвенно прется от проигрыша саксофона, не обращая на меня никакого внимания.

— Он в порядке? — киваю в его сторону.

— Да, — спокойно отвечает подруга, и я начинаю чувствовать себя истеричкой.

— Ну я пойду тогда?

Катя кивает, показывает «класс», отмечая мое шикарное платье, и возвращается к Сержу.

Все очень странно.

Бреду к сцене, предвкушая очередное провальное выступление. И как только моя нога ступает в луч софита, во всем зале зажигается свет и люди в черном наводят свои автоматы на меня.

Музыка со стоном затихает. Гости в ужасе сползают под столы, официантки роняют заказы и, прикрываясь подносами, рассыпаются в стороны.

Я оглядываюсь, пытаясь сообразить, что делать. Вижу, как меня окружают мужчины в масках с автоматами, понимаю, что все они направляются ко мне.

Все тело начинает звенеть, будто я из металла. Я едва дышу и даже не слышу, что говорит человек, подошедший почти вплотную. Только и могу наблюдать, как на моих запястьях защелкиваются наручники, и золотистый микрофон, поймав блик, будто на прощанье, падает из рук.

Предплечье попадает в тиски. Получаю тычок в спину и по инерции шагаю за кулисы. Пытаюсь сглотнуть, но чувствую боль, будто внутри меня колючка. Прохожу мимо своей гримерки и замечаю нескольких человек, рыскающих в моих вещах. Ваня и администратор стоят в дверях и с осуждением провожают меня взглядом. За что, Господи? За что?

— Тут на пятнашку! — слышу ехидную усмешку, и рука, лежащая на моем плече, сжимает крепче, чтобы остановилась.

Оборачиваюсь и вижу, как из чехла для обуви один из ищеек выуживает пакет с белым порошком. Уничижительные взгляды направлены на меня.

— Это не мое! — хриплю осипшим голосом, чувствуя, как слабеют ноги.

— Конечно не твое, — человек, держащий в руках сверток, смотрит на меня, как на дерьмо, и кивком головы приказывает уводить меня.

Выходим на улицу, но вместо прохладного ветра чувствую жар на щеках. Голубые маячки противно бьют по глазам. Съеживаюсь, когда полицейский замахивается. Мою голову резко пригибают, и толкают в машину.

Как только оказываюсь в холодном пространстве, воняющем мочой и сигаретами, припадаю к окну, с призрачной надеждой увидеть Давида. Но вижу, как сквозь расступающуюся толпу на каталке везут тело Сержа. Его рука безвольно свисает, болтаясь от тряски. Катя бежит рядом, прикрывая лицо.

— Если окочурится, еще добавят! — слышу уже знакомый голос с передней части автомобиля, — так что молись, красотка!

24

Давид

Встреча длится бесконечно. Я уже готов согласиться на все условия партнера, лишь бы поскорее пожать руки и распрощаться, потому что меня безмерно тянет к НЕЙ. Сегодняшний вечер должен стать особенным, запоминающимся! Впервые в жизни я уверен в том, что делаю на сто процентов. Ни душевных метаний, ни сомнений. Я точно знаю, что Лена та женщина, которую я не хочу отпускать, с которой хочу провести долгую счастливую жизнь, и скоро узнаю, взаимно ли это.

Наконец, я покидаю офис, держа в руках подписанные бумаги, и тотчас же забываю о делах. Я должен успеть к концу программы в ее баре, чтобы исполнить песню, которую написал после нашей первой ночи. Ребята из группы готовы меня поддержать и заранее уладили вопросы с администрацией. Предвкушаю, с каким изумлением будет смотреть Лена. Ндеюсь, сюрприз удастся. А кольцо…это будет чуть позже. Когда не будет лишних глаз. Этот момент останется только между нами.

Смотрю на сияние граней драгоценного камня и улыбаюсь как дурак. Самый счастливый на свете дурак! Я ее знаю так мало, но уверен в этой женщине, будто знаю всю жизнь.

На подъезде к «Игуане» достаю мобильный и вздыхаю на десяток пропущенных. Номер незнакомый. Отмечаю, что времени у нас в обрез и поднимаю взгляд на Стаса, чтобы поторопить. В ту же секунду он отвлекается на входящий, сводит брови на переносице, бросает сухое «понял» и смотрит в зеркало заднего вида на меня.

— Давид Александрович, маски-шоу в «Игуане». Лену вяжут.

Несколько секунд пытаюсь сообразить, о чем вещает мой водитель, и как только мозг выдает последнюю, самую гнилую версию, Стас припечатывает.

— Наркоту нашли в ее вещах.

Вижу в отражении стекла, как рот беззвучно открывается. Закрываю глаза, сжимаю кулаки и мысленно считаю до трех. Не знаю, какой эффект должен был быть достигнут этим нехитрым действием, но сердце сбоит. Меня пробирает дрожь. Не может… такого… быть!

Стас продолжает говорить, я пытаюсь сосредоточиться на его голосе.

— Сергей Александрович в коме.

Занавес.

Ничего не слышу, один лишь гул. Будто обухом по голове…

Узкий проезд в нашпигованном автомобилями переулке, столпившийся народ, снимающий все происходящее на камеры мобильных, мигалки кареты скорой помощи и зареванная Катя, колотящая кулаками по матированным стеклам.

Расталкиваю зевак, чтобы прорваться к брату. Меня хватают за руки, пытаются оттолкнуть, не дают пройти. Не обращаю внимания. Пру через толпу к эпицентру.

— Эй! — чувствую тычок в плечо, машинально замахиваюсь, но вижу, как Стас оттаскивает мужика, что рыпался на меня, и объясняет, что к чему.

Наконец, оказываюсь у скорой, но она уже выруливает к выезду. Бросаюсь всем телом прямо на капот, отчаянно впечатывая ладони в горячий металл.

— Ты придурок! — высовывается водитель, готовый надавать мне по морде.

— Там мой брат!

Тот указывает головой в сторону боковой двери, а сам раздраженно цокает.

— Давид! — Катя бросается ко мне, виснет на руке и взахлеб что-то говорит. Не понимаю ни слова. К тому же, в приоткрытой двери вижу лежащего Сержа. Пусть он выживет! Только это сейчас важно.

— Она не виновата, Давид!

Киваю, даже не понимая, чего хочет от меня эта девушка.

— Позвони мне оттуда, пожалуйста! Мне с ним нельзя!

— Родственник? — уточняет врач, поторапливая рукой.

Бросаю короткий взгляд на Катю, и вид потекшей туши, размазанной по отекшему лицу, отпечатывается в памяти.

Сажусь у изголовья каталки и молча наблюдаю, как двое врачей пытаются вернуть моего брата к жизни. Смотрю, как его тело одна за другой пробивают судороги. Что я чувствую? Пустоту. Мне не страшно, не больно. Я будто сам умер и слежу за происходящим, сидя в кресле реанимобиля.