Подвиньтесь, босс!

— Сейчас распишусь! — угрожающе кивает он, открывая дверь в переговорную пошире, а я пячусь назад, — а ну стоять! — отбрасывает от себя смятую мокрую коробку и ловит мои руки.

— Давид Александрович! — пытаюсь вразумить босса, пока тот запирает дверь на замок, еще и жалюзи на стекле поправляет, чтобы снаружи точно ничего не было видно. Что он задумал? Мама!

— Раздевайтесь, Лена!

15

— Раздевайтесь, Лена! — приказывает босс, при этом сам сбрасывает пиджак, и принимается за ремень, — или предлагаете вам помочь?

Резко выдергивает ремень из петель и красиво, отработанным движением, отбрасывает его на диван, стоящий у окна.

«Уж попала, так попала», — проносится в голове, глядя на то, как пальцы босса небрежно расстегивают пуговицу на брюках.

Эх! Была не была.

Мигом выскакиваю из туфель, наклоняюсь и хватаю их, разворачивая каблуками к боссу. Пусть только попробует подойти!

Пока пыхчу, злобно размахивая орудием убийства наглых боссов, этот самый босс начинает хихикать. И через несколько секунд смех превращается в заливистое ржание. Громкое, от души, на весь конференц-зал.

То ли лыжи не едут…то ли босс чокнулся. Но скорее лыжи. Причем мои.

— Лена! Ваша блузка промокла. Вы же не хотите до конца рабочего дня ходить в грязной одежде? — говорит, будто с ребенком, а я краснею. Черт! Ну почему мои мысли сразу о развратных вещах?

Опускаю руки с туфлями и смотрю на прилипший к телу шелк. Босс тоже смотрит. И оба мы видим кружево белья и чертовы соски, просвечивающие даже через два слоя ткани.

Бл…дь!

Как пятидесяти миллилитров жидкости хватило на то, чтобы намочить почти все стратегически важные места?

Прикрываться руками бессмысленно, босс уже все рассмотрел. Выбегать из переговорной тоже не вариант — светить сосками перед коллегами не лучшая идея.

Вздыхаю. Босс отмирает и вспоминает про свою испачканную рубашку. Вытаскивает ее из брюк, снимает запонки и стягивает через голову.

Не могу заставить себя отвернуться. Фигура босса идеальна. Все как в моих самых влажных фантазиях: и шея, и плечи, и грудь, и живот. Даже волоски, и те лежат каким-то особенным образом. Такой сильный, такой мужественный. О, Господи! О чем я только думаю…

Сгребаю остатки разума в кучу, прочищаю горло и, наконец, прикрываюсь руками, вернее, туфлями.

— Мне не во что переодеться.

— Я одолжу вам свой пиджак, — как ни в чем не бывало отвечает босс, и подхватив его со стула, подходит. Становится так близко, что я чувствую запах его тела.

Перестаю дышать, потому что чем дольше я вдыхаю этот аромат, тем меньше сил остается в ногах.

— Отвернитесь, — прошу шепотом, осознавая, что ни он, ни я этого не хотим. И, если прямо сейчас он сделает еще шаг и обнимет, я больше не смогу сопротивляться своему желанию.

— Конечно, — его голос чуть охрип, глаза блестят из-за расширенных зрачков, а грудь медленно вздымается при каждом вдохе.

Босс кладет свой пиджак рядом, отворачивается и отходит к столу с пультом управления.

— Когда закончите, не уходите. Вы нужны мне здесь, — сухо сообщает Давид, уткнувшись в экран монитора.

Боже! Я долго так не выдержу!

Раздеваюсь, а сама рассматриваю спину босса. Так и хочется уткнуться носом в ложбинку между лопаток, нырнуть ладонями под его руки, провести по животу, ощутить твердый пресс, подняться к груди и легонько впиться в нее ногтями…а потом лизнуть кожу вдоль позвонков…Представляю, а сама тону в аромате его парфюма, который исходит от пиджака.

Набрасываю его на себя, застегиваю на все пуговицы, но он слишком велик. Вырез почти до пупка, а рукава висят.

Снимаю тонкий пояс с юбки и надеваю его поверх пиджака. Еще бы юбку снять, и получилось бы и модное платье. Но не буду. Я на работе все-таки.

Осторожно подхожу к Давиду, мнусь, не понимая, куда себя деть. Сидеть рядом с полураздетым боссом такое себе занятие в рабочие часы. Но он, кажется, так не думает. Кивает на кресло рядом и не сводит с меня взгляд, пока не оказываюсь на том самом месте по левую руку.

— Как думаете, с третьей попытки мне удастся выпить кофе? — серьезным таким тоном спрашивает босс, и теперь мы оба не выдерживаем и начинаем смеяться.

Отхохотав, вытираю слезы в уголках глаз. Давид внимательно следит за моими движениями, а после уверенно ловит мою руку. Смотрю, как пальцы подворачивают рукава.

— Помнется ведь, — со скорбью наблюдаю, как сминается дорогая ткань, но боссу, кажется, на это плевать.

— Так удобнее, — закончив со вторым рукавом, улыбается Давид.

— Спасибо, — шепчу я, — и простите за кофе.

Мои глаза пытаются остановиться на чем угодно, лишь бы не пялиться на голую грудь шефа, с порозовевшей от пролитого на нее горячего кофе коже.

— Ерунда, — отмахивается он, внезапно замерев, — Лена! У вас ожог!

Похоже, что босс в подобных гляделках себе не отказывает. Смотрю, как в вырезе пиджака краснеет моя кожа. Пятно яркой кляксой горит между грудей, расползаясь в стороны.

— Я вызову медиков! — оглядывается в поисках мобильного, будто о чем-то внезапно вспоминает, — Лена, мой телефон во внутреннем кармане пиджака, что на вас.

Его руки так и просятся прорваться внутрь к телефону. Ну или к моей груди. Но шеф держится, хоть пальцы и подрагивают.

— Не нужно медиков. Приложу что-нибудь холодное, — делаю полуоборот, чтобы не светить перед мужчиной обнаженкой, пока буду доставать телефон, и возвращаю его Давиду.

— Там еще платок. С другой стороны, — улыбается он, — его можно намочить и приложить к коже.

Киваю, снова отворачиваюсь и послушно ищу платок. Босс уже приготовил бутылку минералки. Забирает у меня темно-синий кусочек бархатистой ткани и пропитывает его водой. Неужто и прикладывать сам будет?

Забираю платок и собственноручно прикладываю к груди. От прохладной влажной ткани пощипывания утихают, зато соски заостряются и зацепив какую-то нашивку внутри пиджака, становятся сверхчувствительными. Блаженно выдыхаю.

— Лучше? — загадочно улыбается, а взгляд с поволокой. Будто у него в глазах сканер, просвечивающий насквозь одежду.

— Лучше. Благодарю, — подбираюсь на стуле, мысленно заставляю вернуть здравомыслие, — давайте вернемся к работе.

— Вам точно не требуется помощь? — не унимается босс, а мне остается только догадываться, какую помощь он имел в виду: медицинскую или платочек подержать.

— А вам точно не требуется профессиональный секретарь?

Давид напрягается, несколько мгновений играет желваками и, наконец, отворачивается к экрану.

— Я здесь ненадолго, Лена. Очень надеюсь, что Серж возьмет себя в руки и займется компанией отца.

Грустно ухмыляюсь. Хорошо бы, но не верю я в чудесные исцеления зависимых людей.

— А вы?

— Я? У меня другие приоритеты. Начнем?

Понятно. Говорить о себе он не хочет. Да и с чего бы ему перед какой-то девкой распинаться. Обидно? Есть немного. Но я и не питала иллюзий на счет Давида.

На экране любительское видео заброшенной деревни. Бревенчатые дома, разрушенные временем, покосившиеся столбы, поросшие высокой травой загоны для животных. Красота и прелесть природы накрывается тенью печали забытого места.

— Узнаете? — Давид переводит взгляд с экрана, на котором старинное фото усадьбы, на крыльце которой сидят люди. Их лица напряжены, впрочем, как и на всех старинных фотографиях, а позы неестественны. Все-таки фотографироваться было в диковинку. И лишь малышня, ерзающая на коленях мам, выглядит живо и расслабленно.

— Нет.

Он отматывает назад к началу видео, и только теперь я вижу чудом уцелевшие части орнамента под крышей.

— Тот же дом! Только опустевший…

— Нам нужно вернуть интерес к подобным местам. Большинство людей рвутся в цивилизацию, думая, что там их счастье. И только с годами понимают, что оно в простоте. Для того, чтобы, наконец, испытать это недосягаемое эфемерное «счастье», можно просто пробежаться босиком по траве, попить воды из родника…