Страница 24 из 60
<p>
...</p>
- Значит, напали на тебя? - в который раз спросил лейтенант Худобин.
- Да на меня, - соврал Хворостин. - Я просто шел по улице, те двое стали меня материть, я сделал замечание, тот что помельче, меня ударил, я стал защищаться.
- А они рассказывают другое. Оба в один голос утверждают, что ты на них напал, а кто такие те двое с палками, вообще не знают.
- Врут, - сказал Юра.
- А ты не врешь?
- Не вру.
- Понимаешь, что тебе светит? Вторая часть сто двенадцатой. Пять лет.
- Они на меня напали, - упрямо повторил Юра. - Вы сами видели, что там творилось. Я потерпевший.
Лейтенант вздохнул, хмыкнул.
- Слушай парень, мне-то ты не рассказывай. ДПСники все видели. Ты бросился на этого, как его, Кандурова, побил его, потом в...л мелкому. Короче, в суде разбирайтесь. Будешь писать заявление?
- Нет, не буду, - сказал Юра. Теперь-то он собирался разобраться с Кандауровым и Платоновым по-своему. Обойдется без милиции.
- А они напишут. Посадят тебя, дружище.
- Не буду ничего писать, - упрямо повторил Юра. Как можно было не заметить машину ДПС? Пожалуй, нужно было прислушаться к совету Кандаурова и чуть отойти, а уже после напасть.
- Значит, не будешь?
- Не буду.
- Твое дело. Но смотри, такие отморозки, как этот Кандауров, не успокаиваются. Уехал бы из города на пару дней.
"У меня он успокоится", - подумал Юра.
- Так точно заявления не напишешь?
- Точно.
- Ну, тогда иди отсюда, - лейтенант потянулся к телефону. - Позвоню дежурному, скажешь свою фамилию, он тебя выпустит.
Юра попрощался, встал и вышел из кабинета. Жажда мести усилилась многократно. Теперь поколотить хотелось не только Пашу, но и Кандароува, и его дружков. Но к предложению лейтенанта Худобина Юра, пожалуй, прислушается. Уехать в Сентябрьск, никому не сказав ни слова и вернуться через неделю.
- Ты ведь понимаешь, мы всё сообщим в твой университет, - сказал вслед ему лейтенант. Юра молча кивнул и закрыл за собой дверь.
<p>
...</p>
Серая худая куртка, черные джинсовые штаны, кроссовки, старенькая сумка, перекинутая через плечо. Внутри только самое необходимое - предметы гигиены, запасная одежда. В кармане джинсов мобильник, в боковом кармане куртки пять тысяч рублей. Еще три тысячи Юра вместе с билетами спрятал в паспорт.
Часы показывают пять тридцать утра, платформа вокзала полупустая - ехать в Оренбург жители Рязани не торопятся. Поезд пыхтит и плюется дымом, сбавляет скорость. Юра смотрит на надвигающийся на него локомотив и отчетливо вспоминает свой первый визит на железную дорогу. Ему тогда лет пять, наверное, было. Может даже меньше. Хворостин перепугался громадного шумящего монстра - все-таки первый раз поезд проезжал почти что вплотную, прямо перед ним. Тогда Юра невольно вспомнил сказки про драконов и решил, что если где это чудище и обитает, то точно на железной дороге. Движущийся локомотив - словно громадная змея, несся по земле быстрее, чем птица летела по небу. Кто же еще перед тобой если не дракон?
Поезд остановился, проводники открыли двери, но впускать пассажиров не торопились. Однако Юре повезло - пожилая улыбчивая женщина, подобно стражнику, стоявшая в стороне от входа, окинула взглядом платформу, увидела, что людей почти нет, взглянула на Юру.
- Ваш вагон? - спросила она. Юра кивнул.
- Ну так чего стоите? Давайте билет да проходите на посадку, - сказала она. Юра достал белый талон, протянул его проводнице, та пробежала по нему глазами, вернула Юре. - Не теряйте до конца поездки, - сладко зевнув, напомнила она. Юра заскочил в вагон, отыскал свое место (он ехал в плацкартном вагоне). Хворостин намерено выбрал верхнее место. Абсолютное большинство взрослых людей не любят туда карабкаться, однако Юра сохранил детскую любовь к ощущениям, который испытываешь, когда, приоткрыв форточку, глядишь на мир сверху вниз и он, несясь мимо тебя, позволяет забыть обо всем на свете, на секунду превратиться в ветер, зажить непохожей на человеческую волшебной жизнью. Закинув свои сумки на верхнюю полку, Хворостин с удовлетворением отметил, что ехать ему предстоит в одиночестве. Сейчас ему меньше всего хотелось обзаводиться соседями. Начнешь с ними разговор, станут расспрашивать, куда едешь, зачем едешь. Что отвечать?
Переодевшись, расстелил вверху матрац, стал дожидаться, когда принесут постельное белье. В голову лезли пошлые анекдоты о приключениях грузина в купе. Юра даже немного развеселился, глупо улыбался, когда мимо прошла проводница, протянула ему пакет с простынями и наволочками. Юра уточнил цену, расплатился с ней. Постелив наверху, он решил перекусить перед отправлением поезда. Этому обычаю научил его отец. Всякий раз, когда Павел попадал с Юрой в вагон, он принимался за еду, даже если до этого успел перекусить. Однажды сын спросил у него, зачем он ест, на что Павел ответил: "Не поешь, всю дорогу голодать будешь. Примета такая, сынок". Юре отчего-то понравилась присказка отца. Да и традиции в детстве кажутся чем-то важным, можно сказать ключевым. Это как колдовство - нарушишь последовательность слов в заклинании, и ничего у тебя не выйдет. Предашь обычай - не получишь то, чему он всегда предшествовал. Не поешь, оказавшись в вагоне - останешься голодным до конца поездки. Так-то. Глупо, зато придает обрядам и традициям смысл и содержание, а жизнь украшает. Даже мелочи становятся важными.
Постелив газеты на стол, Юра достал из сумки помидор, соль и приготовленный еще дома бутерброд с колбасой. То ли перемена обстановки повлияла, то ли предвкушение приключения, которое, должно быть, охватывает всякого человека перед незапланированной поездкой, но еда показалась Хворостину как никогда вкусной и питательной. Настроение у него быстро поднялось, он навел порядок, сложил мусор в заготовленный пакет, дабы не бегать каждый раз после еды в коридор перед тамбуром, а выбросить все разом в конце поездки. Юра посмотрел в окно. Предрассветные часы на вокзале. Теплый, лучистый желтый свет фонарей, заливал все вокруг, мелькали красно-желтыми огоньками железнодорожные светофоры, припозднившиеся путешественники торопились к поезду. На небе, все еще затянутом ночной тьмой, можно было разглядеть звезды и луну. Мигом ассоциация - детская загадка. Поле не меряно, овцы не считаны, а пастух рогат. Прелесть, а не метафора. Ну, разве отыщешь где-нибудь, кроме фольклора, столь меткие и точные сравнения. Разве есть что-нибудь богаче языка греческих мифов, русских сказок, детских загадок? Подумав об этом, Юра ощутил легкий приступ зависти к детям. Им ведь еще предстоит докопаться до истины, понять, при чем здесь пастухи и овцы, и о каком поле идет речь. В то же время, до чего счастливы старики и родители, способные видеть, как лицо малыша озаряется догадкой, как их сын или дочка учатся воспринимать слова не буквально, а иносказательно. Какую должно быть гордость ощущает родитель в это мгновение! Выходило, что самыми обездоленными и несчастными являются Юрины ровесники, да и он сам. У них нет ничего, кроме самих себя. Потому и наслаждения этого периода связаны с телом, а не с душой. Можно много пить и не напиваться, можно не спать ночами и не заработать головной боли, можно есть и не толстеть, хватит сил ублажить нескольких девиц разом. Важно ощущать себя значительным, красивым, умным. Нет, не так. Важно ощущать себя самым значимым, самым красивым, самым умным. Гордо задирать нос и плевать на остальных, жить ради себя, ни о чем не задумываясь. Многие настолько привыкают к радостям юности, что принимают их за высшее благо. А на деле они лишают себя возможности познать настоящее счастье.