Терция

   Гамилькар лежал на спине. На груди его расползлось огромное пятно крови причудливой формы, в центре которого зияло черное отверстие. На лице вождя пунийцев сохранился отпечаток сосредоточенности. Мускулы лица, обычно разглаживающиеся со смертью, у Гамилькара остались напряжены, словно он был погружен в тяжелые думы даже теперь.

   Ганнибал подошел к отцу, взял его ладонь, крепко сжал ее. Повернул свою руку, посмотрел на зарубцевавшийся ожог на запястье - напоминание о клятве, данной еще в Карфагене. Ладонью накрыл рану отца.

   Погиб достойнейший муж, скорбит весь Карфаген.

   Но не горе, не скорбь охватили Ганнибала. Ярость, застилавшая ему глаза в тот момент, когда он узнал о смерти Гамилькара, вспыхнула с новой силой. Барка опустился на колено, склонил голову.

   - Я отомщу за тебя, отец. Я исполню клятву - Рим никогда не забудет род Баркидов! - торжественно произнес Ганнибал. Он без труда унял бушевавшие внутри эмоции, встал. Лицо его сделалось непроницаемым и холодным, словно барельеф, вырезанный в граните. - Прощай, отец. Я не забуду того, чему ты меня учил.

   Ганнибал оставил тело отца, вышел наружу.

   Газдрубал стоял неподалеку, терпеливо дожидался. Увидев Ганнибала, подошел к нему.

   - Он был героем, в твердости духа и следовании долгу не уступавший богам. Я скорблю о нем, - произнес Газдрубал.

   Ганнибал кивнул в знак благодарности.

   - Иберы должны поплатиться, - сказал Барка. - Я считаю, что необходимо подготовиться к новым походам на их земли. Мы должны занять весь полуостров.

   - Обсудим это позже Ганнибал. Сейчас не время, - сказал Газдрубал. Он ожидал, что молодой Барка вспылит, ответит дерзостью, но Ганнибал кивнул.

   - Я поделился своим мнением, теперь ты управляешь армией. Я твой преданный слуга, - сказал Ганнибал.

   "Врет или говорит искренне?" - подумал Газдрубал, пытаясь разгадать мысли своего шурина. Он знал мальчишку с раннего детства, видел в нем продолжателя дела Гамилькара, но никак не мог разобраться в этом непростом человеке. Ганнибал с юного возраста при армии, во всем следовал за своим отцом, подражал ему, беспрекословно выполнял приказы. Возможно, Карфаген нуждался именно в таком вожде, не требовавшем ничего для себя, но готовым пожертвовать всем ради исполнения долга. Казалось, Ганнибалу не свойственны никакие человеческие страсти, он холоден, спокоен, умен и хитер. Но может ли обладать всеми этими качествами семнадцатилетний мальчишка? Если это действительно так, если Ганнибал не прятал под личиной беспрекословного исполнителя расчетливого честолюбца, римлянам придется забыть о спокойной жизни до тех пор, пока Барка не погибнет.

   В любом случае, мальчишку ждало великое будущее. В свою очередь он, Газдрубал, должен сделать всё возможное, чтобы грандиозный замысел Гамилькара был доведен до логического завершения его сыном.

<p>

Глава 3.</p>

   Терция дожидалась пока все в доме лягут спать. Она не знала почему, но ей любой ценой хотелось пробраться к отцу в кабинет и открыть шкатулку. Терция знала, чем может грозить ей подобная выходка, если отец обнаружит воровку, но любопытство оказалось сильнее.

   Откинув шерстяное одеяло, Терция переползла к изголовью своей кровати и, отодвинув шелковый холст, служивший дверью, выглянула в дверной проем, ведущий в атриум. Там было темно и тихо, доносился лишь шепот воды из бассейна, да стрекот насекомых через комплювий(отверстие в потолке для освещения атриума). Похоже, что весь дом действительно уснул. Девочка потянулась к трехногому столику, располагавшемуся напротив дверного проема, с противоположной стороны кровати. Осторожно ощупывая его ладонью, она ухватила чашку с водой, выпила ее до дна. Снова повернулась к дверному проему, осторожно, словно бы ей что-то угрожало, посмей Терция ступить на пол, опустила ноги вниз. Почти бесшумно сползла с кровати, залезла в сундук с вещами, извлекла тунику и столу, наспех накинула их на себя.

   На цыпочках, девочка старалась как можно тише пробраться через атриум к таблиниуму. Участок, который она проходила, был самым опасным - если кому-то заблагорассудится выйти в зал, Терцию сразу заметят.

   Как назло, в небе красовалась огромная оранжевая луна, медленно ползущая низко над горизонтом. Тусклое желтое свечение расползалось по всему атриуму через комплюквий, умудряясь заползти в самые укромные и темные уголки зала.

   Крадясь по коридору, Терция подобралась к широкому окну, из которого открывался вид на сад Коллатинов. Она выглянула наружу и увидела страшную картину: двое рослых рабов выкрутили ее матери запястья и толкали вперед. Девочка растерялась, единственное, что Терции пришло в голову в этот момент - позвать отца, сообщить о том, что происходит.

   Она уже собиралась закричать, но тут увидела, что сенатор Тарквиний шел позади рабов. На его лице отпечаталось бешенство, черты исказились до неузнаваемости.

   "Но что они собираются делать с мамой, куда ее ведут?" - Терция испугалась не на шутку, растерянность и спутанность в мыслях - вот единственное, что она будет вспоминать, когда попытается воспроизвести эту ночь.

   Рабы собирались причинить Лукреции вред, а отец словно бы не замечал этого, злился на что-то или кого-то. Недолго думая, девочка побежала к выходу из усадьбы Коллатинов. Что случится с ней, если мать пропадет бесследно?

   - Мама! - закричала девочка, вылетев наружу, не чувствуя холода ночи, успевшего проникнуть под тонкую неплотную одежду.

   Возглавлявший процессию Тарквиний замер, увидел дочку. Брови его сдвинулись еще ближе к переносице, глаза, казалось, вывалятся из глазниц.

   - Как ты посмела! - заорал он. В крике этом не было того скрытого дружелюбия, с которым отец всегда ее ругал. Терция очень тонко чувствовала душевный настрой человека по тону его голоса, потому тут же замерла на месте, поняла, что отец и не думал с ней шутить - он вправду в бешенстве. - Я тебе покажу, как лезть не в свое дело! - Тарквиний повернулся, и хотел было пойти за Терцией, но потом видимо передумал. За это короткое мгновение все внутри девочки сжалось в крохотный комок.