Владимир Мономах

Едва теплые майские ветры просушили дороги, объединенное киевское и смоленское войско двинулось на Полоцк. Вед его великий князь Всеволод Ярославич, а Владимир был у него в помощниках. Расчет князей был правильным: Всеслав тут же перестал бегать по соседним новгородским землям и поспешил на выручку к своему сто.ш.пому городу; он собрал туда воев, наготовил припасов и приготовился к сидению. Но на этот раз князья не дошли до Полоцка, а лишь попугали Всеслаг.о. В дороги Всеиолода догнал гонец из Киева и известил его, что Изяслаи двинулся с войском из Польши на Волынь и собирается в скором времени быть в Киеве. Вновь нависла над Русской землей страшная туча большой усобицы.

На Волынь Изяслав с сыновьями и княгиней вышел после долгих скитаний по чужеземным городам. Ни польский король Болеслав II, ни германский император Генрих IV не оказали ему значительной помощи, А Изясла-ву, чтобы сокрушить братьев, нужно было одно: войско. Но войска не было - были лштть смутные обещания, проволочки. Наконец киевскими князьями заинтересовался римский папа Григорий УН Гильдебранд. В борьбе за первенствующую роль римской церкви в тогдашнем мире так заманчиво было превратить огромное и сильное Киевское государство в лен папской курии. Изяслав послал к папе Ярополка. И вот он, сын великого северного владыки, лежит ниц на ковре перед могучим первосвященником, целует его туфлю, а суровый, непроницаемый Григорий VII диктует Ярополку Изяславичу условия, па которых папская курия окажет помощь изгнанникам.

После переговоров в Риме в 1075 году папа составил на имя Изяслава буллу, которая гласила: «Сын ваш, посетив город апостольский, пришел к нам и, желая из рук наших получить королевство (киевское княжество. - Л. С.) в дар от св. Петра, выразил должную верность тому же св. Петру… Мы (Григорий VII. - А. С.) дали свое соизволение и от лица св. Петра вручили ему власть над вашим королевством». Для русских князей это означало признание вассальной зависимости от папского престола. Взамен они получали мощную поддержку римской церкви, оказывающей все более заметное влияние на весь тогдашний католический мир.

Григорий VII направил буллу и в Польшу с приказом вернуть Изяславу его сокровища, оказать ему помощь поиском.

И теперь киевский князь вел на Русь отряды Болеслава II, наемников из немецких земель. Он выбил из Волыни оказавшегося там Олега Святославича, и тот в страхе бежал в Киев. Над Святославичами нависла страшная опасность мести со стороны Изяслава и его сыновей.

В июне 1077 года Всеволод, наказав Владимиру блюсти Чернигов и Переяславлъ, двинулся во главе русского нойска на юго-запад, В эти дни откуда ни возьмись вынырнул князь Борис Вячеславич, овладел с небольшой дружиной Черниговом. Но не стал дожидаться, пока Мономах выбьет его из города: пробыл там восемь дней и бежал в Тмутаракань.

Изяслав не торопился уходить с Волыни. Он прочно овладел Владимиро-Волынскои землей, набрал там дополнительно воев и лишь после этого двинулся навстречу Всеволоду.

Братья встретились у Горыни.

Исполнившись, стояли в поле друг против друга с одной стороны польские отряды и владимиро-волыиский полк, с другой - дружина и полки пз Киева и Смоленска. Братья сидели на конях в боевом облачении, всматривались в противную сторону. Потом от Изяславова войска отделился всадник и помчался в стан Всеволода, и уже через песколько мгновений Всеволод выслушал предложение Изяславова посла - людей не губить, жизнью своей не играть, а встретиться на ряд один на один в чистом поле, без послухов' поговорить как брат с братом.

Всеволод задумался. Все равно, даже если он сейчас

одолеет Изяслава, не будет ему покоя от Изяславовых сыновей, от ляхов. Святослав уже сгиб в суровой борьбе за киевский стол, и ему придется остаток жизни воевать за неправедно, в обход лествицы, доставшийся ему отцов стол. А с другой стороны - на него самого, на сына Владимира будут напирать беспокойные и обделенные Свято-* славичи.

Он никому не сказал пи слова и шпорами тронул коня. С той стороны поля выехал Изяслав и поскакал ему навстречу. Потом братья спешились ж пошли друг другу навстречу. Они сошлись посреди поля, нерешительно подали друг другу руки, потом более чувствительный Йзя-слав всхлипнул и обнял Всеволода, уткнулся совсем седой бородой в его закованное в броню плечо.

Всеволод всматривался в постаревшее, усталое лицо Изяслава, в его глубоко запавшие глаза, тяжелые морщины, отвисшую, морщинистую кожу па шее, и ему было жаль этого измаявшегося, ставшего уже таким далеким для него человека.

Разговор у братьев был некороткий. Солнце уже клонилось к закату, а они все еще неторопливо ходили в поле возле своих коней, мирно щипавших свежую траву, беседовали, мыслили о будущем порядке в Киевской Руси, делили столы, стремились отстоять не только свои права, по и нрава своих сыновей, внуков, старались прозреть будущее, определить его ход. Всеволод вдруг подумал, что говорили они так, будто собирались жить вечно.

Великокняжеская власть вместе с Киевом вновь переходит в руки Изяслава, Всеволод занимал Чернигов, Святославичей братья брали под строгий надзор, Глеба пока оставляют в Новгороде, он нужен для войны с полоцким князем, а там как бог пошлет. Самого гордого и буйного из них - Олега сводят из Владимира-Волынского, помещают под надзор стрыя в Чернигов. Настанет время, и Святополк сядет в Новгороде, а пока же ему отдают Туров. Ярополку Изяславичу отходит Выштород, а Мономах до времени остается в Смоленске, потому что идет еще война с Всеславом и Владимиру надлежало в этой войне принять деятельное участие.

Долго говорили братья о Тмутаракани. Там сейчас сидят Роман и Борис Вячеславич, их племянники - буйные, смелые, безземельные; эти ради столов, ради славы пойдут на смерть, не смирятся с жизнью изгоев. За Тмутараканью нужен постоянный глаз. Всеволод предложил посадить Владимира в Переяславле, поближе к южной границе, чтобы стеречь Святославичей, но Изяслав отговорился тем, что Мономах молод - боялся возвышения Всеволодова сына третьим русским столом в ущерб своим сыновьям.

К Киеву братья подъехали стремя в стремя. Войско их шло сзади стройпо и мирно, и толпы людей вышли встречать братьев. Казалось, что наступало иа Руси тихое время.