Страница 39 из 128
В начале лета 1076 года русская рать собралась на Волыпп. Перед тем Владимир перевез чреватую' жену в Чернигов к отцу, подальше от незащищенного дикого поля, и теперь все его помыслы были устремлены па предстоящий поход.
От Владимира-Волынского к польской границе каждое войско двигалось особо. Впереди шли киевляне и черни-говцы, возглавляемые киевским тысяцким, следом шла рать Олега, а замыкал войско Владимир с переяславской и волынской дружинами. Воли войска опытные проводники из ляхов, которые встретили руссов па выходе. из города и теперь провожали их по польским землям.
Прошли Сандомир, потом, оставляя Краков па юге, двинулись к Калишу. Сюда же подошла и рать Болеслава во главе с одним из ого воевод. Руссы вышли на правый берег реки, ляхи стояли на левом берегу, молча смотрели друг на друга недавние противники, а нынешние союз-пики, потом руссы начали переправу, и далее обе рати двигались уже вместе. Польская рать заходила в города, своему же войску Владимир приказал в поселениях не задерживаться. Устраивали привалы либо в чистом поле, либо в лесу: князь не хотел, чтобы войско разбредалось по улицам - в этом случае неизбежны стычки с ляхами, дело может дойти и до серьезных схваток, потому что русским дружинам ничего пе стоило взять па щит любой город Болеслава. После Калиша пошли на Глогов - последний крупный город ляхов па границе с чехами. Здесь русское войско переправилось через Одру. Это была третья большая река, которую пересекли руссы. Позади остались Висла и Варта.
Одру переплывали на многих ладьях, предоставленных ляхами. Коней ставили на большие, сколоченные плоты. На плотах же переправляли кампестрелы, телеги, новозки, камни для метания. Шум стоял над Одрой: неумолчный человеческий гомон, лошадиное ржание. Вла*-димир, Олег, воеводы смотрели с берега на переправу, руководили порядком. Враг был далеко, поэтому переправлялись поспешно, дружина за дружиной, полк за полком. Владимир вступил в ладью вместе с последними переправлявшимися дружинниками. Олег был давно уже па том берегу реки. Ему было невтерпеж сидеть здесь в седле, смотреть на воду, на бесконечные толпы воинов. Владимир не удерживал его - пусть резвится князь. Он не вошел в ладыо, пока лично не убедился, что все воины покинули берег реки.
За Глоговом начинался Чешский лес. Там простирались земли моравов, чехов, богемов, там лежала страна Братислава, и оттуда каждый час можно было ожидать выхода королевской рати. Но все было тихо.
Пока шли но лесной дороге, Владимир не опасался нападения. Опыт войн с ляхами на волыно-польской границе подсказывал, что тяжело вооруженные западные рыцари ж пешцы с большими прямоугольными щитами и длинными копьями не смогут развернуться в лесных чащобах. Удара надо ждать но выходе в поля, ближе к чешским городам.
А лес становился все гуще и мрачнее, и хотя руссы, особепио те, что были с севера, привыкли к глухим местам, но здесь, на чужбине, эта темнота наводила страх
и тоску; воины, особенно смерды, ремесленники, вздыхали, крестились, некоторые доставали с груди разные' заговоренные ведунами и ведуньями вещицы - корешок дерева, причудливый камешек, клочок пряжи, костяное изделие - и бормотали над ними заклинания, ограждающие от этого страха и тоски.
Владимир видел, что с наступлением сумерек войско стихает, настораживается. Он объезжал и свои - волын-ские и переяславские десятки и сотни, потом обгонял их, доезжал до других дружин и полков, заговаривал с воинами, бросал острое, смешное слово, просил смотреть веселее, говорил, что негоже унывать в походе предкам славных воителей - Святослава и Владимира, сокрушавших великую Византийскую империю. Люди видели перед собой молодого спокойного князя, слышали его негромкий, уверенный, уважительный к ним, простым воинам, голос и веселели, на душе становилось спокойнее. Потом проводники выводили к поляне, и она тут же покрывалась десятками небольших костров. Воины, а польские, и русские, согревались от ночной сырости, доставали котлы, варили мясо, раскрывали корчаги с цежыо - кисельной жижей, доставали с телег хлебы, сыры. Отужинав, расстилали на земле лаппик, прикрывались лошадиными попонами, пешцы - чем бог послал. Спали при оружии, снимали лишь брони и шишаки и то клали их рядом, чтобы можно было схватить и надеть в любой час. Поляна затихала, а Владимир и Олег выезжали вперед по ночной дороге, проверяли свои сторожи, засады и лишь после этого отходили на покой.
Едва занимался рассвет, войско поднималось. Воины наскоро доедали вечернюю еству, грузили подводы.
Владимир к этому времени был уже па йогах, объезжал поляну, чтобы все видели, что князь бодр и готов к новому боевому дню.
Как и думал Владимир, чехи и богемы не осмелились тревожить русское войско в лесу, но едва лес расступился и впереди зазмеилась дорога, уходящая к ближнему городу, сторожи донесли, что впереди стоит рать Вратш-слава.
Владимир быстро развернул свое войско, как эти обычно делали руссы. В челе встали полки из городов, там были пошцы-коиьеиосцы; княжеские коаяые дружины встали на крыльях, польскую конницу Владимир поставил сзади на случай преследования неприятеля, решив дать первый бой своими, русскими силами, опасаясь, что
союзники могут не выдержать коиной атаки закованных в брони чешских и немецких всадников.
Блистали на июньском ветру брони воинов, трепетали в синем небе княжеские стяги, разноцветные ленты на копьях чешских всадников радугой расцвечивали ряды чешского войска. Вот он, первый бой на чужбине! Владимир объехал строй своего войска. Стоят кряжистые, суровые ростовцы, суздальцы, а рядом, повеселее, киевляне, переяславцы; взгляды их спокойны. Они хорошо делают любую работу, сделают и эту - выстоят под на»-тиском рыцарей. Воины одобрительно кивали князю, некоторые, наиболее возбужденные, кричали, что выстоят. Мономах улыбался, махал им рукой. Радуга на той сто-ропе поля пришла в движение: рыцарская колпица, убыстряя бег, двинулась вперед. И вот уже земля содрогнулась под тяжестью сотен воинов. Лица руссов посуровели. Они закрылись щитами, теснее сомкнули ряды, выставила вперед копья.