Страница 21 из 22
– Папа, мы же тебе говорили, что картингом занялись. А в городе другой секции нет. – спокойно пояснил Женя.
Анжелика молча наблюдала за семейной сценой.
– Но я же вам говорил, чтобы вы ни ногой сюда не приближались.
– Говорил, – вздохнула Маша и опустила голову на грудь,– да поздно уже было.
– Как это поздно?
– Ну, общем, папа, мы здесь уже давно. Это на картинг мы недавно пошли. А сначала просто в спортзал ходили.
– И что, значит меня скоро тоже будут вызывать в школу, потому что мои дети её не посещают. Во, стыдоба…– Игорь Львович запустил обе руки в голову.
Анжелика поняла, что пора спасть ситуацию.
– Игорь Львович, вы не переживайте. Из прогульщиков я здесь одна. И то только потому, что учусь хорошо. У нас здесь достаточно строго: помогают отстающим. Понимаете, чтобы продвигаться по лестнице, надо не только что–то хорошо уметь, но и учиться хорошо. Они на картинг смогли пойти, когда Женя исправил тройку по английскому. Ну не давался ему язык, а у учительницы в классе их пятнадцать человек. С каждым она не может отдельно заниматься. А у нас тут почти каждый второй на английском говорит. Подтянули его. Женя, что у тебя за четверть выходит?
– Пять…
– Да, папа, а мне помогают с зоологией.
– Но это же просто– выучи и всё. – Игорь Львович несколько приободрился.
– Нет, не просто. Это сложно. Не просто выучить, а понять. И здесь очень интересно. Ты думаешь, мы только машины учимся гонять? Мы тут помогать друг другу учимся, поддерживать друг друга. Вот только нас не пускают на серьёзные дела…– вздохнула Маша.
– Это какие ещё такие серьёзные? – удивился Игорь Львович.
– Ну на встречи со свободцами. Мы их практически ни разу и не видели.
– Рано вам ещё, да и не надо. – остановила Машу Анжелика, видя, что та пошла не в то русло. – Так вот, Игорь Львович, вот эта самая картина– это дело рук вашего сына.
– Как моего сына? Женя, ты же про краски даже слышать не хотел.
– А я увидел, что здесь стены голые и холодные, вспомнил твои картины, как от них тепло и свет идёт, вот и решил попробовать. Вспомнил, как ты меня когда–то учил. Вот, видишь, что получилось. Я теперь для многих кабинетов нарисовал. Ребятам нравятся и они меня просят. Некоторые даже для дома просили. – Гордо сказал Женя.– Анжелика, можно, я папе покажу свои картины, которые в актовом зале висят.
– Хорошо, если у папы больше нет ко мне вопросов…
– Нет…– растерянно ответил Игорь Львович. Сегодня было всё так хорошо, что ему совсем не хотелось портить эту атмосферу дружбы и понимания, которая едва наладилась. – Да свидания, Анжелика.– И Игорь Львович вышел из кабинета со своими детьми.
Анжелика посмотрела, как закрылась за ними дверь. Потом сказала в селектор:
– Митко, Артур у себя? Хорошо, передай ему, чтобы он приготовил бумаги, я сейчас зайду. – она подошла к окну, постояла, глядя на улицу, потом тряхнула головой, как будто хотела стрясти с себя что–то плохое, и, повернувшись на каблуках, вышла из кабинета.
Тем временем Римадзе, беседуя с Романом в кабинете последнего, пил кофе:
– Вырос я в деревне Ежувке Воеводство Катовице. – рассказывал Роман о себе с небольшим польским акцентом. Те слова, которые были общими в обоих языках, Роман произносил по–польски. – Когда мне было 7 лет, моя семья переехала в Краков. Нас в семье было двое детей: я и моя сестра Эльжбета. Ей тогда исполнилось 9. В тот страшный день мы были на дне рождении у Гражины, моей одноклассницы. Я не помню подробности, помню только, что кто–то говорит, что родители погибли… Я не поверил, потому что мы все только что смеялись. Вдруг я увидел, что тётя Марыся, мама Гражины, плачет, потом заплакала Эльжбета, потом я. Но я не знал, почему все плачут. Потом только я узнал страшную правду. Я не мог поверить, что родители погибли в автокатастрофе. Я их всё ждал, ждал, а они не возвращались. А потом нам их показали уже в церкви. Эльжбету забрали дальние родственники. А меня не захотели. Я был непослушным болезненным ребёнком. В детский дом я не захотел, сбежал к армейцам. Дослужился до генерала– полковника. Вот, собственно говоря, и всё. В этом году у нас перевыборы и, наверно, я останусь в кочующем штабе в наставниках. А может, меня снова изберут в генералы…
– А с Анжелой давно знаком?
– Да, я ведь в кочевом штабе. Я знаю её уже два года. Она очень повзрослела за эти два года. Быть консультантом в четырнадцать лет– знаете, это что–то значит.
– А стать генералом в тринадцать?
– Понимаете, у нас генералы– дети. Вообще–то все самые серьёзные решения принимает генеральский штаб, куда входят наставники. Они не говорят: «Это должно быть так…» Они объясняют, почему, это должно быть так. А генерал–армии, он собирает сведения и визирует решения генеральского штаба. Он может и не согласиться. У генерала армии целый штат консультантов и советников. Они вправе рассмотреть любое решение генерального штаба и его отменить. Тогда генерал армии его не подпишет, если генеральный штаб его в этом не убедит…
– И всё–таки, что ты можешь сказать об Анжелике?
– Я о ней ничего не могу сказать. Это она должна сделать сама. Она Вам сама всё скажет, если нужно будет. И ещё, сделайте так, чтобы детская комната милиции и Игорь Львович оставили её.
– Роман, это ваших рук дело, что господин Трегир летает по планете…
– Как ошпаренный? – усмехнулся Роман. – В некоторой степени– да.
– То есть?
– Армейцы есть практически во всех странах мира… В общем, легче перечислить, где нас нет. Вот, предположим, поступает нам сообщение из какой–нибудь страны: «Нам не нравятся новые реформы…», или «Мы хотим улучшить положение бедняков…», или «Мы напали на след наркоторговцев…»
– Кого, кого?
– Наркоторговцев. Например, в К*** правительство нам официально платит за оказываемую помощь в борьбе с наркомафией. Мы дети, нам проще пролезть, услышать, узнать. На нас меньше всего думают, поэтому у нас меньше всего потерь…
– Потерь… Каких потерь?
– Самых настоящих. Те, кто борется за правое дело, не может быть уверен, что доживёт до завтра. Но он должен этого хотеть.
– Доживёт до завтра… Постой, Роман, вы ещё дети. Вам рано идти на войну. С вас хватит уличных войнушек.
– Вот именно. Вы знаете, сколько погибает детей во время так называемых уличных войнушек на Ближнем Востоке? А вы знаете, что там детей учат убивать друг друга раньше, чем те учатся ходить. А мы хотим научить не стрелять друг в друга только потому, что у тебя другой язык. Мы хотим жить в мире. Но за мир, как это не странно, приходиться бороться с дядями и тётями…
– По–моему мы отвлеклись. Значит, вам говорят: «Мы хотим сделать переворот…»
– Не переворот, а изменить закон, ну и тому подобное. Они нам присылаю данные, заметки, пожелания, которые собирают по всей стране. Приходят все эти бумаги в разрозненном виде от разных сторон. Мы проводим параллельно независимые исследования. Потом анализируем полученную информацию. Ну и делаем выводы: стоит– не стоит что–то делать. И если стоит– то составляем программу, выделяем людей, если надо, средства…
– А откуда вы берёте средства?
– Нас финансируют многие общественные организации. Потом сами зарабатываем: продаём какой–нибудь патент, и живём на проценты. Часть денег выделяют бывшие армейцы, кто открыл свой бизнес, то выделяют некоторый процент… В общем, как можем, так и крутимся…
– Анжелика какую роль играет в армии?
– Я же сказал, она консультант.
– Хорошо, ну а почему тогда Трегир носиться именно с ней, а не с остальными консультантами?
– Так её основное направление, это хорошо развитые страны Европы, куда входит Великобритания, Анастас… Вот Трегир и носиться. Зачем ему нужен пороховой склад?
Продолжить Роман не успел. Ему передали телефонограмму. Он внимательно прослушал и тут же попросил соединить его с Анж по селектору.
– Анжелика. Со–он крюхво. Свободим вым ель сульен.
– Угу,– раздалось в ответ.