Принцесса поневоле

Потом пошли вопросы, утверждения и отрицания. Всё, как это должно было быть во время дискуссии. Высказывались все желающие, но не разом, а по очереди. Сокрушалось старшее поколение, что они–то не штаны, а книги обсуждали, вспоминая при этом, как красиво смотрелись белые парусиновые брюки… Для танцев время ещё не подошло, поэтому столы заняли половину зала.

Итак, в дискклубе шло бурное обсуждение вопроса. В основном здесь были школьники восьмых – десятых классов и молодёжь до двадцати лет. Также присутствовали приглашённые взрослые: учителя, родители.

Римадзе с нетерпением поглядывал на часы. Все давно уже были на местах. Уже обсуждение дошло до «точки накала», а Анжелики до сих пор не было. Лишь когда двое спорящих уже встали с мест, чтобы отстоять, именно отстоять, свою точку зрения, появилась Анжелика:

– Тихо, господа, а то и до драки недалеко. Вы спорите, что лучше Montana или West Point, если я не ошиблась? – произнесла она с иронией и села на своё место. На Анжелике был соответствующий наряд: джинсовый костюм, отечественного производства, состоящий из брюк и курточки. Под курточкой – голубая рубашка. На ногах – кроссовки. Волосы собраны в тугой узел на затылке. Вообще, Римадзе успел заметить, что если на Анжеле не было школьной формы, то, значит, были брюки. Казалось, она не признавала юбки. А может, ей так было просто удобно при том образе жизни, который она вела.

Спорящие на какое-то время замолчали, но потом спор возобновился с какой–то невообразимой силой. Их поддерживало лишь одно присутствие Анжелики. Некоторые участники вспыхивали, как искры огня на тёмном небе, и тут же погасали. Другие разгорались в своих речах и их уже ничем нельзя остановить. Занятие дискклуба проходило в кафе «Троянда», который арендовали один раз в месяц армейцы. Это полуподвальное помещение, расположенное на главной улице города в одном из общежитий. Кафе состояло из нескольких залов, покрашенных в разные цвета. Самым весёлым был детский зал, где и сегодня занимались ребятишки– младшие братья и сестры. Им показывали мультики и кормили мороженым и пирожным. Дискуссия проводилась во всех трёх залах. На столах у спорящих стояли микрофоны, которые можно было отключить, если кому-то была неинтересна эта тема. Никого ни к чему не принуждали. Зал, где находилась Анжелика, был средним. Он неярко освещён бегающими жёлтыми, синими, красными, зелёными огоньками. Спор заглушал негромкую эстрадную музыку, которая раздавалась откуда-то из углов.

Анжелика молча с лёгкой полуулыбкой слушала спорящих. Можно было подумать, что она витает в каком-то своём мире и ей не интересна эта тема. Но когда к ней обращался кто-нибудь из спорящих, то, казалось, что знала все зарубежные фирмы, она могла назвать преимущества и недостатки изготовляемой продукции. Хотя сама не носила ничего фирменного, кроме кроссовок. Анжелике, похоже, что, невольно отводили роль арбитра. И хотя, по ряду вопросов Римадзе с ней был несогласен, он не мог не оценить её способность логически мыслить.

Кто-то попросил тишину. По договорённости все замолчали. Было слышно лишь «Вальс» Евгения Доги из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь».

На середину неожиданно зала вышел крупный мужчина лет пятидесяти. Он по–юношески тряхнул копной серебристых волос, приглашая на танец свою спутницу. И вот, эта пожилая пара стала кружиться в вихре вальса. Это было так прекрасно. Казалось, что музыка звучала только для этих двоих.

Спартак Палладович пристально всматривался в лицо Анжелы. Она сидела с заворожённым видом, лишь глаза расширились, вся во власти музыки. «Вальс» закончился, его сменила песня «Итальянец» Тото Кутуньо. Когда песня закончилась, Анжела вдруг негромко, но ясно сказала:

– Мне кажется, что музыка – это вечность. Музыка, это мы, это наш мир, это вчера и сегодня.

– Но наш мир материален, а не музыкален. – сказал кто-то из присутствующих.

Анжелика вместо ответа вышла из-за стола и подошла стоящему в углу фортепиано. По вечерам, когда кафе работало в своё обычном режиме, здесь была «живая музыка».

– Вот сейчас за окном дождик, – и она тронула клавиши. Звуки запрыгали как капельки. – А вот идёт печальный человек. Ему сыро, и он хочет поскорее попасть домой. – послышалась какая-то торопливая неуклюжая мелодия. – А это, – она проиграла какую-то трель…

– Каникулы… – крикнул озорной голос, и все засмеялись.

– Хорошо, пусть будут каникулы. А вот милиция пришла, – Анжелика бросила взгляд на Римадзе и сыграла несколько маршевых аккордов, – Когда звучит хорошая музыка, – она закрыла крышку фортепиано и вернулась на своё место, – всё равно какая: грустная или весёлая, старая или новая, но если она кому-то нравится, то она была создана не зря. Главное, чтобы музыка нравилась. Если она что-то трогает в душе, то человек, даже самый испорченный, услышав свою любимую мелодию, становиться добрее, человечнее и лучше. Я знаю, что некоторые, например, слушают Kiss, но разве они его любят. Хотя больше половины начнут утверждать, что любят. Музыку можно любить лишь тогда, когда её понимаешь. А Kiss …– она замолчала.

– Анжелика, я с тобой несогласен. – раздалось в микрофон из третьего зала.– Если ты не любишь, это ещё не значит, что плохая музыка. Под неё так классно отрываться. Ваще ничего так не убаюкивает. Ничё не понимаешь, только эта группа. Я её могу часами слушать. Я, конечно, музыке не учился, но ты зря… Я, знаешь, какой потом добрый становлюсь. Даже уроки иногда делаю…

Эта неожиданная исповедь рассмешила окружающих.

– Хорошо, пусть будет так, – сказала Анжелика миролюбиво,– хотя у меня другая точка зрения на этот набор звуков. Но давай сравним группу «Земляне» и  Kiss. Ведь абсолютно разное направление. У «Землян» есть проблема. Они до нас пытаются достучаться, рассказать о том, что чувствуют, а Kiss?

– А я английский не знаю. Поэтому мне всё равно, о чём они поют, хоть просто ля–ля–ля– раздалось снова из третьего зала. – главное, что заводит… Ну да, «Земляне» тоже хорошо, только, Kiss– баще…

– Ладно, о вкусах не спорят. – вмешался кто-то из взрослых. – Я вот что хочу понять, ты сказала, что музыка– это вечность. Как это понять?  Как уже сказали, что наш мир материален. А музыка, это мгновенье. Мы услышали звук, и его уже нет…

– А вы когда–нибудь слышали орган. Вот он звучит в старом костёле. И кажется, что столетия замерли. Что не было ничего между прошлым и будущим, есть только эти звуки. Они… Это сложно сказать. Они волнуют и тревожат. Нас не будет, а музыка останется. И тот же ветер будет шелестеть листьями. И морской прибой перебирать гальку. Будут таять сосульки, и чирикать воробьи. Нас не будет, а звуки будут жить…

– Значит, вечность – это звук. – не унимался оппонент. – А звук боли… Ты крикнул, и его уже нет. Но ведь это тоже звук.

– Нет, вечность – это значит созвучие. Это не только созвучие в звуках, но и в делах и событиях. Например, подвиг Зои Космодемьянской – это суровое, жёсткое созвучие. Её нет, мы голоса её не знаем, но я думаю, если попадём на то место, где она погибла, услышим шум деревьев и всё увидим своими глазами. И эту память нам вернут звуками. Как звонок первого сентября. Сколько бы времени ни прошло, но когда мы его слышим, мы всегда вспоминаем этот день. Разве не так. Созвучие – это сама жизнь.

– Но жизнь – это вита, а созвучие – это симфония. – возразил кто–то.

– Я знаю, что с латыни это так переводиться. Но не всегда надо переводить дословно. Или вы несогласны? Вот пройдёт неделя, вы услышите Kiss и вспомните наш сегодняшний спор.

– Во, классно, урок физики, закон Ома, звучит Kiss, закон Ньютона– звучит Чайковский. Главное, потом музыку не перепутать, и всё о'кей будет. – ответил тот же голос, и все засмеялись.

Время незаметно приближалось к восьми вечера, то есть к дискотеке. В микрофон раздался голос Артура: «Прошу всех внимания. Вы не будете возражать, если мы сделаем перерыв и откроем танцевальную часть вечера? Возражающих нет…».

Римадзе увидел, как Анжелика поднялась и направилась в сторону выхода. Она была недалеко от него, когда к ней подошёл Артур и пригласил на танец. Его примеру последовали остальные.