Injectio платины 2

Терпеливо дождавшись, когда они удалятся на приличное расстояние от улицы Тучки и Дождя, Ия наконец решилась задать вопрос, уже давно рвавшийся у неё с языка.

— Господин Хваро, а вы тоже считаете женщин ни на что не годными дурами, у которых ума меньше, чем у курицы?

— Нет, конечно, — как-то нервно рассмеялся собеседник. — Вы слышали наш разговор с господином Ино? Так он и его семья известны строгостью нравов и приверженностью к старине, хотя и стали землевладельцами уже после воссоединения. Вы заметили, что он даже развлекаться в заведение пришёл в старинном сикимо, а не в халате, как сейчас принято? Не принимайте его слова близко к сердцу. В наше время никто из образованных людей уже не разделяет подобных взглядов.

— А что вы сами об этом думаете? — продолжила настаивать девушка.

— О женщинах? — уточнил барон.

— Да.

— Думаю, что они просто сильно отличаются от мужчин, — размеренно заговорил молодой человек. — Женщины во многом по-другому думают, иначе осознавая и оценивая окружающий мир. Вот эту разницу в восприятии некоторые мужчины и принимают за глупость. Только вряд ли глупцов среди женщин больше, чем среди мужчин. Просто они лучше прячутся, при каждом удобном случае принимая важный вид.

Платина прыснула.

— Поэтому не обращайте внимания на высказывания господина Ино, — продолжил собеседник, понизив голос почти до шёпота. — Скажу по секрету, он из тех людей, у которых в животе нет ничего, кроме печени.

— А почему именно печени? — озадаченно спросила Ия, вызвав нешуточное недоумение у собеседника.

— Как?! — тот даже остановился и удивлённо посмотрел на неё, потом сочувственно покачал головой. — Вы даже это позабыли!

— Чего такого важного я забыла? — насторожилась девушка.

— Все знают, что именно в печени собирается всё самое плохое в человеке: злоба, зависть, ревность, ложь. Припоминаете?

— Теперь вроде бы да, — осторожно кивнула Платина. — Кто-то мне об этом уже говорил.

— Я рад, что помог вам вернуть ещё один кусочек памяти, — улыбнулся молодой человек и продолжил: — Думаю, что если бы женщинам разрешили сдавать государственный экзамен, многие из них могли бы служить чиновниками.

«Надо же, какой у меня будет продвинутый супруг, — усмехнулась про себя Ия, которой уже изрядно надоело читать и слушать всякую нелепицу о представительницах своего прекрасного пола. — Прямо феминист».

— Почему образованные и благородные люди империи не стыдятся восхищаться творчеством художниц и поэтесс? — словно бы не для неё, а рассуждая сам с собой, продолжал спутник. — Но никому не придёт в голову позволить женщинам учиться в Гайхего?

— Не знаю, господин Хваро? — пожала плечами девушка.

— Женщин считают недостаточно умными, — собеседник, однако, её, кажется, даже не услышал. — Но почему-то именно им доверено вести домашнее хозяйство, и это у них получается.

— Вы меня очень сильно удивили, господин Хваро, — задумчиво покачала головой Платина, когда тот внезапно замолчал. — Только, кажется, большинство мужчин думают по-другому.

Парень вдруг снова остановился и пристально взглянул на спутницу. Он возвышался над ней всего на несколько сантиметров, но той почему-то казалось, что барон смотрит на неё с гораздо большей высоты.

— Не посчитайте мои слова пустым бахвальством, госпожа Сабуро, но таких, как я, действительно очень мало. Быть может, я вообще единственный.

У Ии лихорадочно заколотилось сердце, а по спине вновь забегали мурашки в ледяных башмаках. Если Хваро сейчас попытается её поцеловать, она точно не будет против.

Однако тот вместо этого с горечью сказал:

— Поэтому мне приходится многое скрывать и даже иногда соглашаться с тем, с чем я несогласен. Но вот с вами мне хочется быть откровенным.

— Почему же? — с замиранием сердца спросила девушка.

— Потому что вы тоже непохожи на других, — очень серьёзно ответил барон.

«Знал бы ты насколько», — мысленно усмехнулась Платина, с жадностью ловя каждое слово.

— Ещё в нашу первую встречу я почувствовал в вас какую-то тайну, — продолжил молодой человек, и его хрипловатый голос сделался ещё глубже, словно бы обволакивая собеседницу. — Быть может, вы ещё сами о ней не вспомнили, но она есть. Сегодня мне стало окончательно ясно, что вы другая. Поэтому я ещё раз прошу вас стать моей женой.

— Я подумаю, господин Хваро, — Ия с трудом отвела взгляд от его требовательно-нежных глаз. — Дайте мне ещё немного времени, а пока… Пока расскажите, что случилось с теми учёными из Гайхего.

— С какими учёными? — явно растерялся от столь резкой смены темы собеседник.

— Ну теми, господин Хваро, которые пришли ко дворцу, — торопливо пояснила девушка, скорее машинально, чем сознательно пытаясь избавиться от наведённого им чувственного дурмана и попробовать разобраться со своими чувствами.

— Ах, вон вы о чём, — понимающе кивнул молодой человек, вновь зашагав мимо погружённых в темноту домов и даже не глядя в сторону двух согнувшихся в поклоне простолюдинов.

— Проявив неслыханную милость, Сын неба вышел к ним сам, — принялся неторопливо излагать барон, изредка бросая на спутницу короткие, внимательные взгляды. — И объяснил им, что вынужден пожертвовать малым, чтобы спасти великое. Там же он объявил по всей стране траур до окончания эпидемии и приказал принести жертвы в память всех тех, кто остался на землях, захваченных демонами петсоры. Государь обещал, что таблички с именами всех умерших от этой болезни дворян соберут и поместят в Храм поминовения предков императорской семьи, а в память всех жертв эпидемии в столице поставят памятник… Рассказывали, что Сын неба с трудом сдерживал слёзы, но оставался суров и непреклонен. Выслушав его, большая часть учащихся и преподавателей разошлись по домам. Но кое-кто остался. И среди них главный учёный Гайхего — Великий познаватель Кайтсуо Дзако. Он и его сторонники продолжали молить Сына неба отменить указ о «стене мечей».

— И что с ними стало, господин Хваро? — вынырнула из своих мыслей Платина, сообразив, что собеседник от чего-то замолчал.

— Они уморили себя голодом, — почти прошептал тот.

— Как это? — растерянно захлопала ресницами Ия.

— Добровольно отказались от еды и пищи, — с еле заметным раздражением пояснил молодой человек. — К пятерым приехали отцы и увели их домой, шестеро и господин Дзако скончались.

— Прямо у дворца? — позабыв обо всём, ужаснулась девушка.

— На площади у ворот, — подтвердил барон. — Им там поставили навес, под которым они и умерли. А перед смертью написали письмо Сыну неба, в котором прославляли его мудрость, желали долгого и счастливого правления и смиренно умоляли удалить от трона негодных советников. На их похоронах собрались тысячи людей. Гробы проносили мимо Дворца небесного трона, и люди плача умоляли государя отменить указ о «стене мечей». Говорят, будто бы он сам наблюдал за похоронами с одной из башен.

— Но указ не отменил, — пробормотала девушка.

— В столице больше миллиона жителей, госпожа Сабуро, — грустно усмехнулся молодой человек. — А на похороны пришло тысяч десять. Многие жалели людей, обречённых на смерть этим указом, но понимали, что если петсору не остановить, она придёт в их дом.

— Но неужели господин Дзако этого не понимал? — спросила Платина.

— Конечно, понимал, — не стал спорить собеседник и, быстро оглядевшись по сторонам, убедился, что их никто не может услышать, прошептал: — Но считал, что, оставляя своих подданных во власти демонов петсоры, Сын неба нарушает заветы предков. Или, может быть, дело в том, что сам господин Дзако родом из Тодоё, и там до сих пор живут, то есть жили, много его родственников, и он пытался сделать всё для их спасения?

Какое-то время они шли молча. Барон думал о чём-то своём, время от времени пристально поглядывая на свою спутницу, пытавшуюся осмыслить ещё одну грань местных реалий.

Глава единственного высшего учебного заведения, основной кузницы кадров имперского чиновничества, знатный, образованный человек с огромными связями и влиянием кончает жизнь самоубийством, выбирая медленную и мучительную смерть лишь потому, что не сумел убедить правителя в своей правоте.