Русь неопалимая

– Так и сказать, Владимир Святославич?

– Так и скажи.

– Может, мне заутре бежать? – робко спросил течец.

– Я тебе нашто заводного коня велю брать? В поспешные течцы определил ради забавы, что ли? Гони немедля, и чтоб к моему приезду князь Судислав уже был в Новгороде! Я не потерплю своевольства!

Перечить великому князю течец не решился, опасно. Ускакал в ночь.

По дороге в Новгород Станислав с Брячиславом, приотстав от Владимира с дружинниками, посмеивались:

– Как это великий князь не догадался в Тмутаракань за Мстиславом послать?

– А ты напомни.

– Ага! Чтобы навлечь его гнев на себя?

– Да, может исполчиться.

– Он не говорил, кого на Новгородский стол теперь посадит?

– Да уж не нас с тобой. Ярослава, однако.

– А я никуда не хочу. У меня тут, в Полоцке, бабушка, отец и брат похоронены. Да и прадед тоже. Куда я от них? Кто за их могилами присмотрит?

– А я из Смоленска не хочу никуда уезжать. Но кто нас спрашивать будет, ведь мы все под великим князем ходим. Вон Мстислава к черту на кулички отправил, за море – в Тмутаракань.

– Оно и лучше. Никто не стоит над душой, да и вот так как нас не выдернет из терема и не заставит бежать на край Руси.

Князь Владимир оглядывался на сына с внуком, мирно беседующих и радовался: «Слава Богу, хоть эти не разводят меж собой свары». И не подозревал князь, что наследнички ему косточки перемывают, да похохатывают.

Посадник Добрыня Малкович вышел к воротам встречать великого князя. Владимир, увидев своего наставника и стрыя, спешился и пошёл ему навстречу. Старик, обнимая племянника, растрогался, даже заплакал.

– Сынок…, вот в какой беде пришлось свидеться…, – дрогнувшим голосом промолвил он, – прости, княже, не уберёг я твово сына, казни меня нерадивого!

– Брось старик, болезнь его источила, ты тут не причём.

Добрыня Малкович скучал вдали от Владимира. Всё-таки с трёх лет поднимал его, выпестовал, выучил. Да и Владимир отца родного едва помнил, вместо него всегда при нём стрый был. Берёг его, лелеял. И обращение его «сынок» великому князю очень дорого было, и его тоже на слезу пробило. «А пестун-то сдал. Сгорбился, поседел и уж на палку опирается», – подумал Владимир.

– Ты что ж, стрый, с помощницей теперь ходишь?

– Да, сынок, старый стал. Мне надобно бы туды, а Вышеслав взял, да поперёд отправился… ему бы жить да жить, даже оженить не успели.

– Все мы в воле Божьей, стрый. Тяжело тебе, наверное, тут управляться?

– Да за меня давно уж, почитай, Константин управляется, – махнул рукой Добрыня, – ты б его утвердил, сынок, а то вящие недовольны, молвят, что самозвано посадничает…

– Утвержу, стрый, вот Ярослава на стол посажу, а Константина в посадники ему. Пусть молодые правят.

– Вот и славно. А мне уж отдыхать пора, я своё отбегал.

Отпевали князя Вышеслава в храме Преображения. Из родных кроме отца были племянник Брячислав и братья: Станислав, Судислав и Ярослав, прискакавший из Ростова к самому отпеванию. Вящие, стоя на отпевании гадали, кого из сыновей, прибежавших на похороны, Владимир Новгороду в князья пожалует?

– Я слышал, Владимир Святославич хочет на Новгородский стол вместо Вышеслава того, хроменького, что из Ростова прибежал, посадить, – шептал самый родовитый из новгородцев, боярин Световит.

– Нам бы здорового князя надобно.

– Он хоть и калечный, но не дурак! Лишь бы судил по Правде! – не согласился Световит.

– И то, правда! Нога не голова, пущай правит нами, коль великий князь назначит!

После похорон сына Владимир, следуя языческому обычаю, справил по нему поминки, почитай полгорода упоил. И прямо на поминках, не дожидаясь веча, великий князь огласил новгородцам свой указ:

– Князем вам, новгородцы, назначаю Ярослава Владимировича. Отныне он будет вами править и судить по Правде.

– Любо-о-о! – завопили шумные и благодарные за щедрые поминки, мизинные.

Уважаемым вящим некуда было деться, себя до вопля не роняли, но рот разевали. Так что, когда после поминок собрались на малое вече в княжеской людской палате, там уж решать нечего было. Однако великий князь обратился к малому вечу с проникновенной речью:

– Дорогие мои новгородцы, ваш славный град навсегда остался в моём сердце. Он вспоил и вскормил меня, в седло посадил и меч вручил. Благодаря вам, дорогие славяне, я обрел великокняжеский стол отца моего Святослава Игоревича. Ныне в князья вам отдаю любимого сына моего Ярослава Владимировича, а новгородское посадничество я прошу вас утвердить за сродным братом моим Константином Добрыничем.

Наступила долгая пауза. Молчали вящие, переглядывались меж собой. Им мнилось, что они сами себе выберут посадника, ан нет. Владимир им не позволил и своей волей назначил сродника Константина. Им это пришлось не по нраву. Не посоветовался с ними князь, не уважил.

– Для чего тогда собрал нас князь, коль сам решил, кому посадником быть? – ворчал степенный боярин. Мы народ вольный и без народного приговора он не должен назначать нам посадника.

– И то, правда, – поддержали старика рядом сидящие бояре, – мы его не выбирали, чтобы он без нашей воли верховодил тут.

– Вече не уважает великий князь! – раздалось в ответ чьё-то энергичное восклицание.

– Не уважает, не уважает! – послышались шепотки со всех сторон.

На другом конце стола поднялся старый Сережень. Все затихли и ждали, что старейшина Новгородского мастерового конца сейчас выскажет недовольство вящих, что князь без должного уважения отнёсся к их мнению. А он такое понёс, что вящие только рты раскрыли от удивления.

– Великий князь Владимир Святославич! Ты ввёл нас в великую веру христианскую, указал нам верный путь от тьмы к свету. Видно на то есть Божья воля, и мы с благодарностью принимаем из твоих щедрых рук и князя Ярослава, и посадника Константина. Благодарствуем, великий князь, за твою заботу.

– Он чё тако несёт, старый хрен? – шептались степенные бояре, – как будто не знает, что Добрыня им будет вертеть, как захочет. Опять без его позволения шагу не ступишь!

Бояре были в сомнениях и во гневе, но делать нечего. Против князя не пойдёшь. А этот старик Сережень, не обращая внимания на унижение вящих, ещё и благодарит его за нового посадника. Боярам было невдомёк, почему Сережень благодарил князя за Константина. А ему было главное убрать Добрыню из посадников и отомстить за давнюю обиду, когда Добрыня привёз священников, чтобы окрестить новгородцев, а он чуть не устроил сечу с дружинниками великого князя. По велению посадника его кинули в Волхов, как мятежника.

Ярослав, получивший первоначально в удел Ростов и правивший под опекой наставника Будыя, теперь, после смерти брата Вышеслава, получил Новгородскую землю. Новгородское княжение имело более высокий статус, чем Ростовское. Однако новгородский князь всё равно имел подчинённое положение великому князю, выплачивая ежегодно дань в две тысячи гривен. Новгородские князья жили не в самом Новгороде, а недалеко от него в Рюриковом Городище, но Ярослав создал свой двор в самом городе, Ярославово Дворище.

Новгородская земля многим отличается от киевской. Здесь жёстче и холоднее климат. Раньше начинается осень, дольше длится зима. Даже реки текут к северу, а не к югу. Отсюда идут торговые пути на север, юг, запад и восток. Очень скоро торговля стала главным занятием новгородцев. Они давно свыклись со своей своенравной рекой и без труда переправляются в обе стороны. У берега теснится множество лодей, есть и мост через Волхов, потому что в отличие от других городов Новгород располагается по обоим берегам реки. Волхов – единственная река, вытекающая из озера Ильмень, зато впадает в Ильменское озеро пятьдесят две реки, в том числе такие крупные, как Мста, Шелонь, Ловать. Река протекает по Приильменской низменности и впадает в Ладожское озеро. У впадения Волхова в великое озеро располагается Ладога – северные ворота Восточной Европы. Если из-за быстрого таяния снега и сильных дождей в Волхове скапливается очень много воды, а уровень Ильменского озера в это время ещё держится на низкой отметке, то река в буквальном смысле слова поворачивает вспять.