Страница 2 из 10
Противным же образом, ежели за службу свою увидят себе награждение, то оное с великою ревностию и охотою всякому свое дело управлять понуждать будет и счет один перед другим будет ревность свою в том умножать, дабы в защите за ево награждение получить»[7]. А в 1729 г. В. И. Геннин обрисовал руководителю Обер-бергамта А. Ф. Томилову эту проблему более философски: «Я бы вседушно желал, дабы я мог получить на всех заводах и рудниках вострой разум людем к делам, так же трудолюбивы и радетельны сами собою природно, а не чрез дубину[8], понуждение или штрафы и разве с фонарем искать их в день и мало найдешь»[9]. То есть рассуждал о главном – роли начальника и подчиненного. Выполнять приказы мало – нужна самостоятельность в управленческих решениях.
Таких людей в его команде было крайне мало. Не могли этими качествами похвалиться в полной мере даже воспитанники генерала – К. А. Гордеев и Н. Г. Клеопин.
Особо досаждали В. И. Геннину управители-плуты: в основном это были выходцы из системы губернской администрации. В конце своей уральской карьеры он писал в Сенат: «управители немалыми денежными штрафами и на теле жестоко штрафованы, чинят плутовства», усмотреть за всеми невозможно, «разве мне разделиться»; «также и Обер-бергамту оных пакостей за отдалением заводов усмотреть никоим делом невозможно. И ежели от коллегии годных управителей вскоре прислано не будет, то конечно никак пресечь такого плутовства и пакостей не можно, многие на заводах управители не токмо чтоб за браковщиками и мастерами смотреть, но и сами обще с ними плутуют»[10].
Будучи в 1731 г. в Санкт-Петербурге и надеясь более не вернуться на Урал, В. И. Геннин просил наградить его за радетельную службу «деревнишками», которые ему обещал еще лично Петр I, чином и устроить на новую должность «по старшинству»[11]. Но вынужден был вернуться. Сенат предоставил ему новые дополнительные полномочия, в том числе и по отношению к «искусным шляхтичам», чтобы «они охотнее на Урале жили»: «кто потребны для горных дел, в такие чины коим ранги в табели положены, о тех присылать по указу аттестаты при доношениях для конфирмации в Сенат, а которые уже до сего произведены, тем быть так. А жалованье, как тем, коим в табели ранги положены, так и другим, коим ранги не положены давать по рассмотрению искусства и прилежности в трудах их»[12].
В. Н. Татищев, приняв полномочия у В. И. Геннина, практически ничего нового в эту систему уже не привнес – лишь в 1735 г. фактически повторил указы Сената В. И. Геннину от 1725 и 1731 гг. о принципах повышения в чины, увеличения жалованья. Также ничего нового не зафиксировано в очередном указе Берг-коллегии от 17 ноября 1744 г.: первыми по старшинству в чины производить тех, «которые в металлургии и в горных, и в заводских произведениях искусны». Все офицеры должны были знать арифметику, геометрию, пробирное дело, уметь «сочинять» планы и чертежи. Особо отмечалось, что этим требованиям должна была соответствовать подготовка унтер-офицеров для дальнейшего продвижения по службе. К этому времени наиболее искусные горные деятели в свою очередь уже «обрастают» учениками. В конечном итоге долгие труды оформились в результат – с 1750 г. при Канцелярии действовала специальная комиссия, которая изучала и давала заключения по внедрению новшеств и изобретений.
Необходимо отметить один очень значимый факт: весь исследуемый период характерен нехваткой квалифицированных руководящих кадров. Если В. И. Геннин сумел привлечь в горнозаводскую службу воспитанников столичных школ, то с момента, когда указом Анны Иоанновны в 1734 г. их было запрещено посылать на Урал, кадровая проблема практически стала неразрешимой.
Неудивительным выглядит и указ В. Н. Татищева от 1736 г., согласно которому офицерам разрешалось предоставлять отпуск не более чем на месяц. Такой возможностью могли воспользоваться только те служащие, которые родились на Урале. Иным же месяца хватало лишь на то, чтобы добраться до имения. Очень скоро Василий Никитич уехал к новому месту службы. В итоге сложилась парадоксальная ситуация: отменить решение В. Н. Татищева мог лишь новый главный начальник, а его не присылали. На все просьбы офицеров об отпуске следовал ответ: нужно ждать приезда главного командира. Такое положение вынудило четырех уважаемых офицеров – бергмейстера А. И. Порошина, гиттенфервальтера А. П. Калачева, берггешворена Я. Ф. Овцына, шихтмейстера Ф. Л. Карцева – 1 апреля 1742 г. направить коллективную просьбу в Берг-коллегию.
«Имели деревнишки потомков своих… где не токмо для настоясчей экономики, но и к ординарному правлению и смотрению и зачислению родственников и надежных и благоискусных служителей не имеем. И оные наши деревни бес такого смотрения и поправления некоторые пришли и приходят в крайнее изнеможение, а люди и крестьяне от самовольства и непризрения во всеконечную скудость. И от такого беспорядку запустились и впредь запустится могут в казну Вашего Императорского Величества в податях многие доимки, отчего и последние люди, и крестьяне притти могут в такое же состояние.
К тому же оным нашим деревням от соседственных разных чинов людей от поместий и вотчин за тем нашим дальним отлучением происходят великие и несносные обиды и утеснения и наглые нападения как в завладение дач наших насильно каменными землями, сенными и лесными угодьи и рубкою заповедных лесов, так и в других соседственных случаях, о коих многочисленно изъяснить здесь не удобно, а имеет быть Вашего Императорского Величества по силе прав государственных просить способных к тому людей не имеем…»[13]
В. И. Геннину, который искренне стремился сформировать команду квалифицированных грамотных руководителей, было в какой-то степени проще – он имел дело с молодыми людьми, выпускниками «академий» петровского времени. Они, возможно, еще готовы были следовать идее служения Отчизне. Но к 1740-м гг. ситуация в корне изменилась. Прослужив 15–20 лет это же поколение стало ощущать иное – служить Отечеству горному офицерскому корпусу не было никакого стимула. Причин тому было множество:
– сколько не служи, выше капитана подняться по «лестнице» горных чинов – лишь призрачная перспектива;
– получить отпуск (кстати, неоплачиваемый) и отдохнуть за многие трудовые годы практически невозможно;
– ни о каких льготах и поощрениях внутри системы даже и речи не было. Попытка наградить офицеров в середине 1730-х гг. землями и крепостными душами так и осталась благим пожеланием высшего начальства;
– кочевая жизнь также не способствовала стремлению к успешной карьере. Постоянная смена мест службы, частые отъезды от семьи не могли положительно влиять на бытовые условия жизни офицеров. Многие из них практически не имели собственного жилья;
– жалованье офицерам фактически не увеличивалось, а жизнь, естественно, дорожала. При этом необходимо учитывать важнейший момент: какими деньгами они получали награждение за труд – медными пятаками или серебряными монетами. Немногие авторы учитывают указы Елизаветы 1744–1746 гг. о сбавке цены пятака: «ходить тем пятакам по четыре копейки», далее по три, далее – по две. То есть все, получающие жалованье медными пятаками лишились за три года 60 % своего дохода[14].
В таких условиях уральские офицеры уральского горного корпуса с 1740-х гг. «зажили своей жизнью»: где можно – приворовывали, обязанности выполняли зачастую нерачительно, свободное время стали тратить на коллективные гулянья, нередко заканчивающиеся ссорами, судами, которые длились иногда годами.
Необходимо отметить, что с 1740-х гг. количество конфликтов с участием горных офицерами стало намного больше. А в руководстве Канцелярии именно с 1740-х гг. набрали силу и власть, мягко говоря, не вполне простые люди. С. К. Неелов, который уже в 1730-е гг. имел земли, крестьян, стал помещиком; любитель интриг С. Г. Владычин; секретарь «без голоса» Е. Я. Яковлев. Можно учесть особые заслуги Н. Г. Клеопина и штаб-лекаря И. Шнезе и их право на получение земель, строительство усадеб на южных границах горнозаводского ведомства. Но непонятен факт – за какие успехи в службе получили подобные привилегии С. Г. Владычин и Е. Я. Яковлев. Можно с осторожностью предложить, что помог им в приобретении солидной собственности Н. Г. Клеопин, а они в ответ не смели не поддержать его в любых начинаниях. Явно неспроста Н. Г. Клеопин отодвинул в 1754 г. Е. М. Арцыбашева и ввел в состав членов Канцелярии именно С. Г. Владычина и Е. Я. Яковлева. Это была уже вполне сформировавшаяся компания – они даже просьбы о разрешении присылки вина «про домовой обиход» из своих усадеб писали одновременно и тексты были практически одинаковыми – под копирку[15]. А все остальные офицеры вино обязаны были покупать только в строго определенное время.
7
ГАСО. Ф. 24. Оп. 1.Д. 117. Л. 76–76 об.
8
В тексте слово зачеркнуто.
9
ГАСО. Ф. 24. On. 1. Д. 188. Л. 329.
10
ГАСО. Ф. 24. On. 1. Д. 425. Л. 88–88 об.
11
Там же. Д. 278. Л. 593–603.
12
Там же. Д. 376. Л. 338 об.
13
ГАСО. Ф. 24. Оп. 1.Д. 1027. Л. 11–11 об.
14
Подробнее об этом см.: Григорьев Э. А., Мещеряков В. Н„Черноухое А. В. Екатеринбургский монетный двор: История. Каталог. Документы. Екатеринбург, 2010. С. 45.
15
ГАСО. Ф. 24. On. 1. Д. 1578. Л. 32–36.