Страница 5 из 22
Алексеева опустила голову, не в силах ничего ответить. В глазах снова слёзы, а в горле – ком, не дающий сказать что-либо и нормально вдохнуть.
– Я просто… – дрожащим голосом попыталась оправдаться Таня, часто моргая от слёз, срывающихся с ресниц и падающих на белое платье. – Хотела как лучше.
Алексеева в тот момент даже не могла представить, насколько эти слова задели и без того разгневанного Громова. Когда-то он тоже верил, что лжёт во благо.
– Так не бывает! – закричал он, откидывая охлаждающий пакет на кафельный пол. От сильного удара тот лопнул, и содержимое в виде голубоватого геля вытекло наружу.
– Идите-ка вы оба отсюда, – вмешался Антон, поднимаясь со стула. Врачу не хотелось ни быть свидетелем ссоры партнеров, ни отвечать перед организаторами за порчу имущества в случае, если Громову окончательно снесет голову. – Вам нужно поговорить, но спокойно. Сейчас вы на это не способны.
Громов сразу покинул кабинет врача, громко захлопнув за собой дверь. Таня же побоялась выходить следом, и осталась выждать хотя бы пару секунд.
В коридоре Евгений увидел Лену, что торопливо вытирала слёзы, не желая, чтобы кто-либо их увидел.
– Лена! – позвал он, но Волченкова, заметив его приближение, ускорила шаг, боясь оказываться рядом. Однако Евгений, пусть и на коньках с чехлами на лезвиях, всё же был быстрее, а потому догнать её не составило особого труда. Фигурист схватил Лену за локоть, разворачивая к себе.
– Отстань от меня! – дернула рукой она, желая высвободиться.
– Я горжусь тобой, – внезапно произнес Громов, заставляя собеседницу на несколько секунд оторопеть. – Ты поступила правильно.
– Да пошёл ты со своей правильностью! – вновь разозлилась Волченкова, пытаясь вырвать свою руку из хвата Евгения. – Пусти!
– Лена, послушай…
– Нет, это ты послушай! – резко оборвала его Лена с вызовом в глазах. – Кто угодно был достоин медали Олимпийских игр! Кто угодно, Женя, но только не Таня! Она даже не понимает, что с ней произошло! И не поймет никогда, потому что не выстрадала этот путь, как я или ты! Или твоя Калинина!
– Не нам это решать, Лена, – покачал головой Евгений, не желая вступать в спор.
– Это моя последняя Олимпиада, Громов! Я физически не смогу больше! – со слезами в глазах продолжала Волченкова, заставляя отметить, что плачущих женщин сегодня вокруг слишком много, и это начинает порядком утомлять. – И я отдала свою «бронзу», к которой шла всю жизнь, какой-то там Тане! И ты хочешь устроить мне проповедь о правильности моего поступка? Я ненавижу вас обоих!
Женя вздохнул, с сожалением смотря на Лену. Как спортсмен, он мог понять её, но осознавал, что слов будет недостаточно, чтобы успокоить. Поэтому притянул её к себе, крепко обнимая. К его удивлению, Волченкова противиться не стала и положила голову на его плечо, давая волю эмоциям окончательно и начиная вновь горько плакать.
– Радовалась бы ты этой «бронзе», если бы нас дисквалифицировали?
– Радовалась бы, – простонала в плечо Волченкова.
– А мне кажется, что моя Лена не радовалась бы нечестной победе, – улыбнулся Громов. – Ты уже одна из лучших парниц в истории. В Польше ты – национальное достояние. Ты привезла в эту страну фигурное катание и делаешь большое дело, развивая его там на своем примере…
Когда Таня вышла из кабинета врача, её сразу же поймала Ксения.
– Твоя мама, – пояснила она с улыбкой и протянула телефон.
Алексеева приложила гаджет подруги к уху и устало улыбнулась, услышав родной, но дрожащий от слёз голос. Мама долго рассказывала дочери о том, как гордится ею и как переживала, периодически закрывая глаза во время проката.
– Как себя чувствует Евгений? – с тревогой спросила она, вызывая у Тани легкий ступор. – Что с его носом?
Фигуристка понимала, что о проблемах с плечом и предстоящей операции маме лучше не говорить, чтобы та не нервничала.
– С ним всё в порядке, – вздохнула Алексеева, обводя взглядом коридор в поисках партнера.
– Дашь ему трубку? – внезапно для дочери попросила она. – Хочу поздравить его и поблагодарить за всё, что он для тебя сделал. Мы с ним уже разговаривали, когда он забрал у тебя телефон. Очень воспитанный молодой человек.
«Молодой человек! Ростом под два метра и кучей титулов!» – мысленно изумилась Таня, совсем не ассоциируя это словосочетание с Громовым.
– Слава Богу, что он твой партнер, – продолжала мама. – Я очень жду вас обоих дома.
– Нас «обоих»?
– Таня, он поцеловал тебя, – с теплотой в голосе напомнила она дочери, заставляя ту зажмуриться на несколько секунд от стыда.
Их поцелуй видел весь мир, но почему-то именно перед мамой было особенно неловко.
– Вы любите друг друга, Таня? – осмелилась спросить она. – Знаешь, когда по телевизору вас спрашивали об отношениях, и вы их отрицали, я с трудом вам поверила. Но решила, что если бы между вами действительно что-то было, то ты рассказала бы мне. А сегодня…
– Мама, давай не сейчас, пожалуйста, – взмолилась фигуристка, отправляясь на поиски Жени.
– Хорошо, я понимаю. Но я счастлива видеть тебя рядом с ним.
Таня свернула влево и приоткрыла губы, собираясь вновь попросить маму не говорить подобного. Однако рот так и остался приоткрыт, когда в углу коридора она увидела Евгения. Тот крепко обнимал Волченкову и что-то заботливо шептал на ухо, то и дело улыбаясь. Таня быстро вернулась обратно в другое крыло, не желая быть замеченной.
– Мам, – Таня с трудом нашла в себе силы что-то произнести, – он сейчас… Занят.
Евгений возвращался в сторону выхода на лёд, понимая, что скоро начнется цветочная церемония. Проходя мимо Мельникова, он остановился.
– Снова ждёшь благодарностей от меня? – предположил с ухмылкой.
– Я их никогда не дождусь, – нарочито натянуто улыбнулся Арсений. – Так что я больше от тебя ничего не жду. Выдыхай.
– Ты делаешь это, чтобы блеснуть своей значимостью в Федерации. Ну, и ради денег, разумеется, – кивнул своим предположениям Евгений. – Так что не надо делать вид, будто отсутствие моего «спасибо» играет для тебя роль.
– Деньги – это, конечно, прекрасно, – спокойно рассуждал Арсений, – но у меня есть ещё и личный мотив.
Громов непонимающе нахмурился, не ожидая услышать от бывшего соперника ничего хорошего.
– Чем дольше ты на льду, тем дольше на льду и я, – признался Мельников. – Я смотрю на тебя и вижу себя. Понимаю, что тоже мог бы быть сейчас здесь, но по другую, более яркую, сторону борта. Ты тоже скоро уйдешь и поймешь меня. Будешь смотреть на молодую Таню, которая, возможно, дотянет и до следующей Олимпиады при наличии сильного партнера, и будешь видеть себя рядом с ней.
И если первая часть небольшого откровенного монолога Арсения заставила Евгения задуматься, то вторая – откровенно разозлила. Громов не хотел, чтобы Таня продолжала карьеру с кем-то другим. Он не может отдать её никому, особенно понимая, что другого партнера его уровня на данный момент не существует. И эти мысли разожгли внутри Евгения собственнические чувства, заставляя немного позабыть о её лжи. Главное, чтобы Таня принадлежала ему.
В большом конференц-зале было не продохнуть. Ни одного свободного места в просторном помещении не осталось. Журналисты, ради первого интервью Алексеевой и Громова в статусе олимпийских чемпионов, были готовы и стоять у стен, и толкаться у самых дверей зала, находясь практически в коридоре.
Татьяне и Евгению ещё не вручили медали. Церемония награждения была только впереди, и ей предстояло состояться на огромной площади в центре Ванкувера. На данный момент их чествовали только на пьедестале ледового дворца, вручив букеты.
Партнеры сидели за большим столом, в олимпийках поверх костюмов. Таня под объективами десятков камер чувствовала себя скованно. Однако, когда среди большого количества людей она нашла Ксюшу, дышать стало немного легче.