Страница 13 из 22
– Живот мне, похоже, немного отфотошопили, – улыбнулась она, посмотрев на стоявшего рядом Женю.
– Нет, – вздохнул Громов, понимая, что если бы вся красота Тани была делом рук фотошопа, то жизнь его была бы в тысячу раз проще.
Евгений проводил партнершу на вокзал, сдержанно и как-то отстранено обнял и попросил сообщить о приезде. Таня намеревалась добраться до родного города самолетом, но Громов, понимая, что она знает о его фобии и может пойти навстречу, настоял, чтобы Таня отдала предпочтение высокоскоростному электропоезду. И та согласилась, надеясь, что Женя не пустил на самолет потому, что она дорога для него. И это заставило лишний раз убедиться, что такой временный побег – прекрасная возможность разобраться окончательно в собственных чувствах и соскучиться.
«То есть ты уже уверена в том, что у него есть к тебе какие-то чувства?» – язвительно взвыл рассудок фигуристки, пока та пробиралась между рядами мягких синих кресел в вагоне. До отправления поезда оставалось три минуты, и Таня полагала, что место у окна уже никто не займет, а потому села туда, перебираясь через то, что принадлежало ей по билету.
– Очень самоуверенно! – внезапно раздался над ухом недовольный женский голос. Татьяна вздрогнула, всерьез полагая, что это был ответ на вопрос, который она мысленно задала сама себе. Фигуристка повернула голову к проходу и обрадовалась, когда увидела живого человека и поняла, что не сошла с ума.
– Простите? – приподняла брови она.
– Очень самоуверенно занимать чужое место! – проворчала женщина. – Думаете, если прокатились один раз по олимпийскому льду, теперь вам всё можно?
Татьяна растерялась. В том, что она несколько секунд просидела на чужом месте, не было ничего криминального. Она была готова сразу же освободить его, но слова женщины несколько ошарашили. Однако Громов давно готовил её к тому, что у любой медали, в особенности олимпийской, две стороны. И не бывает всеобщего обожания без чьего-либо недовольства или банальной зависти.
– Простите, – Татьяна поднялась с кресла, взяла сумку, а затем и вовсе ушла в другой конец вагона в поиске свободного места. Поезд тронулся, и уже точно никто в него не сядет. Спросив разрешения у немолодого мужчины возле окна, Таня заняла место рядом с ним и уткнулась в телефон. Почувствовав на себе его долгий взгляд, Таня не выдержала и вопросительно на него посмотрела.
– Вы ведь… Татьяна Алексеева? – смутился он и протянул кожаный ежедневник. – Вы не могли бы оставить автограф для моей дочери? Она обожает фигурное катание! Олимпиаду смотрели вместе с ней и очень болели за вас с Евгением.
– Конечно, – губы Татьяны растянулись в улыбке, и она, откинув небольшой столик, прикрепленный к впередистоящему сидению, положила на него ежедневник.
«Но обожания и поддержки нам всё же досталось больше!» – тепло отметила про себя Таня, оставляя автограф на одной из страниц, перед этим узнав у соседа имя дочери.
Весна вступила в свои права, но исключительно в календарном плане. Настоящей весной и теплом не пахло ни в Москве, из которой Татьяна уехала рано утром на Сапсане, ни в Питере, в котором она оказалась час назад. На лестничной клетке многоквартирного дома её встретила мама, приятно удивленная приездом дочери. Таня решила сделать сюрприз.
Обняв дочь, она выглянула в коридор, рассчитывая увидеть там и Евгения.
– Нет, мама, – отрицательно качнула головой Таня. – Я одна.
«Одна!»
Слово волной боли пронеслось по телу, разбередив всё, что Таня пыталась спрятать как можно глубже. Страх того, что Громов скоро уйдет из фигурного катания, и она останется одна, его странное поведение, когда он то становился с ней теплее, то вновь отдалялся, будто боролся сам с собой. Её невозможность тренироваться, когда тренируется он. И её любовь, увеличивающаяся с каждым днем вопреки тому, что происходит…
Марина Александровна хотела поинтересоваться, почему не приехал партнер Тани, но глаза дочери внезапно налились слезами и в следующую секунду покатились по щекам…
День в компании мамы прошел для Татьяны как пара часов. Они без остановки разговаривали, делясь всем, что произошло за долгое время разлуки. Обеим с трудом верилось, что они не виделись с прошлого года. Но если Тане казалось, что это было будто пару недель назад, ввиду того, как стремительно летело время во время тренировок, чемпионата Европы и Олимпиады, то для мамы каждый день тянулся нескончаемо долго, несмотря на трудовые будни учителя. Марина Александровна всё ещё не привыкла к тому, что дочь теперь живет в Москве. А факт того, что она – олимпийская чемпионка до сих пор казался чем-то сказочным. Таня была рада, что мама поверила в то, что у дочери выдался небольшой отпуск. О травме плеча она всё ещё не рассказывала.
Пока счастливая мама готовила на ужин её любимые куриные котлеты, сама Таня прошла в небольшую гостиную. Остановившись в дверном проеме, она прислонилась к нему плечом, а затем и головой. Обвела взглядом комнату и заметила, что деревянные окна наконец были заменены на пластиковые, и улыбнулась, понимая, что это сделал мужчина, который ухаживал за мамой уже пять лет и давно грозился заняться обустройством квартиры.
– Танечка! – с кухни донесся голос мамы. – Ты ведь не против, если на ужин придет Виктор Иванович?
– Я буду только рада, – с улыбкой ответила Таня. Она уже успела заметить и большие мужские тапочки, и два полотенца для рук в ванной. В том, что Виктор Иванович много времени проводил в этой квартире после её отъезда, у Татьяны не оставалось сомнений, но это ни в коем случае не злило. Таня была счастлива, что маме удалось встретить прекрасного человека. Иначе Тане было бы куда сложнее оставить маму совершенно одну из-за переезда в Москву.
– Может, пригласишь Ксюшу? – громко предложила Марина Александровна, накрывая сковороду крышкой.
– У неё тренировка, я уже пыталась, – ответила Таня и зашла в гостиную, опускаясь на диван. Возле подлокотника лежал журнал, и, увидев изображенных на обложке людей, Таня устало вздохнула. Несколько секунд она бросала на него косые взгляды, уговаривая себя сдержаться, но не смогла и всё-таки взяла в руки.
«Как у Пушкина: Татьяна и Евгений. Об Олимпийских играх, тренировках и образе жизни…»
Таня прочла заголовок и захотела открыть журнал, чтобы сразу приступить к чтению интервью, но ещё несколько долгих секунд не могла оторвать взгляда от фотографии на обложке. Громов в черном костюме сидел на кожаном темно-бордовом кресле, поставив на бедро коньки и придерживая их за ботинки. Его уверенный, тяжелый и как всегда самоуверенный взгляд был направлен прямо, вызывая у Тани мурашки. Сколько она не видела Женю? Меньше суток. Но его уже катастрофически не хватало.
А сама Таня на обложке была в красном платье, хорошо подчеркивающем фигуру. Она кокетливо сидела на подлокотнике кресла, закинув ногу на ногу.
– Танюша, всё готово! – заботливо позвала мама, вынуждая дочь положить журнал так, как он и лежал, изображая, будто она его даже не трогала.
Шел пятый день пребывания Тани в Питере. И каждое утро она выходила на пробежку независимо от погоды, которая «радовала» мокрым снегом или сильным, пронизывающим ветром. А иногда и тем, и другим. Мама не могла нарадоваться приезду дочери и каждый день норовила накормить как в последний раз, не желая слушать никаких отговорок о спортивном режиме. Марина Александровна была уверена, что Таня сильно похудела и ей необходимо хорошо питаться хотя бы пока она дома.
Но сама Таня не могла понять странного, поселившегося глубоко в душе чувства. Нахождение дома не радовало вопреки собственным ожиданиям. И от этого было только хуже. Она видела счастливую маму, видела её «молодого» человека, что был искренне рад их пусть и временному, но всё же воссоединению. Видела. Но не могла дать в ответ ничего кроме смущенной улыбки. Всё казалось пустым без Жени.