Мёртвое время

– Что вы ещё увидели? – он снова взялся за перо. – Девочка молчит?

– И боюсь, нескоро заговорит, – поджала губы матушка Шанэ. – Я, конечно, постараюсь… Но ничего не обещаю. Ребёнок явно в шоке – до сих пор. И ещё о травмах…

Рьен всё записал, повернулся к девочке и с запинкой спросил:

– Скажи, есть ли приметы, по которым тебя можно опознать? Родинка на коленке, шрам на руке? Светленьких сероглазых девочек десяти лет в Семиречье сотни. Тысячи. Были. И когда пишут заявление о пропаже, обычно указывают дополнительные приметы. Есть?

Девочка задумчиво насупилась, приподняла волосы, и в её ушках сверкнули необычные серёжки – розовые жемчужные капельки на серебряной цепочке. А после встала и закатала пижамную штанину – на коленке обозначился старый безобразный шрам, словно кожу гвоздём пропороли. И пожала плечами – мол, всё.

Матушка пересказала. Рьен записал и признал:

– Хороша задачка. Будем решать.

– И надо решить, сынок, – матушка Шанэ встала и одного за другим переложила сомлевших котов в коробку. – Она неупокоенная. Сразу после смерти, видно, в спячку впала – с духами такое часто бывает. А туманы Мёртвого времени напитали её силой и пробудили. Надо решить, чтобы ушла. Сейчас девочку с собой заберу. А при тебе помощника оставлю, – и подмигнула: – Коты – молодцы, но время нынче такое…

– Спасибо, – Рьен улыбнулся и расслабился. – Что-то узнаете – сообщите.

– Непременно, – она застегнула пальто, замотала шею шарфом, накинула капюшон и протянула руку девочке: – Пойдём, дорогая. Пирожных хочешь? А чайку горячего? А на котика посмотреть? На большого, да, и он не будет бояться тебя и заколдовывать.

***

Рьен всю ночь больше думал, чем спал, поэтому встал очень рано, сразу же разбудил помощников и занялся поисками. Пижама девочки смущала до чрезвычайности. Если бы не его мама с подарком внучке, конечно, дело бы упростилось, но пока получалось, что девочка могла умереть и в прошлогоднее Мёртвое время, и даже в первый день нынешнего. А старинную пижамку унаследовать от мамы или бабушки. Судя по тому, что ткань была бесцветной и сильно застиранной, да и разноцветные пуговицы – словно пришитые второпях взамен оторванных и потерянных…

Да, есть вероятность свежей смерти и пижамы-подарка. Но интуиция и матушкина утренняя записка склоняли к версии «девочка из прошлого». А матушка Шанэ написала, что когда они пришли в чайную, девочка очень удивилась собственно чайной. И на осторожный вопрос: «Ты помнишь, что здесь было что-то другое? Не чайная?» девочка согласно закивала. То есть – всё-таки – преступлению больше тридцати лет. Однако сводки посмотреть нелишне.

Помощники явились вместе и сонные. И если Сьят тут же плюхнулся в кресло досыпать, то Мьёл, едва переступив порог, напротив, разом проснулся. Он огляделся, хищно втянул носом воздух и заявил:

– Колдовством у вас, мастер, воняет. Тухлой речной водой. Я такого давно не встречал.

– А когда встречал? – Рьен выгреб из ящиков новую стопку сводок.

Мьёл повернулся к стене, безошибочно отметил то место, где стояла запертая девочка, и провёл пальцем по серой краске:

– На практике только. Мой наставник тогда выслеживал какого-то колдуна, а тот возьми да и восстань. Из мёртвых. Некоторые из нас, очень старые и опытные, умеют делать из своего тела с помощью знаков артефакт. Такой, что их убьют, а тело ещё несколько минут убегает или дерётся. Вот он такой тухлятиной вонял. Когда уже сдох, но отбивался.

Он понюхал свои пальцы и изумлённо посмотрел на начальника:

– У вас тут что, мертвец был?

– Призрак, – пояснил Рьен, откладывая стопку сводок. – Колдующий. Собственно, поэтому вы оба в такую рань здесь. Слушайте и запоминайте…

А Мьёл посмотрел на пол, заметил полустёртые кошачьи следы, ухмыльнулся и почесал рыжего за ухом. И опять права матушка Шанэ – и зверям-колдунам в Семиречье есть место и полезное дело.

Рьен коротко пересказал события минувшей ночи и выложил на стол три листа:

– Это портрет девочки – рисовал со слов матушки, и она подтвердила, что похоже. Это её пижама. А это – серьги. На обратных сторонах листов описания. Изучите. А если хотите развиваться, то освойте рисование. Я в бытность простой ищейкой три года брал уроки у художника – из тех ребят, которые работают в парках и рисуют портрет за десять минут. Очень этот навык мне показался нужным, и не раз он меня выручал.

– В таких пижамах лет пятьдесят назад все девочки Семиречья спали, – Сьят, взяв второй лист, тщательно изучил кружево. – Моя бабушка – портниха, у неё десять папок с набросками таких пижам. Я у неё для героев одежду ищу, – пояснил смущённо. – Раз старые дела беру, то и моду надо старую соблюдать. Во всех мелочах.

– Я тоже примерно на этом времени остановился, – кивнул Рьен. – А по серьгам что скажешь?

Рыжий помощник изучил набросок и нахмурился:

– Трудно будет найти, мастер. Почти невозможно. Розовый речной жемчуг – это же редкость. Из богатой семьи девочка, если малой такие украшения носила. Если серёжки тогда украли, сейчас они точно в частной коллекции. В тайнике и под замками. Можно, конечно, поискать старые подшивки – на праздниках богатеи любят похвастать новыми приобретениями… Ну и метки проверить. Пятьдесят лет назад украшения помечали заклятьями от воров?

– Спрошу у приятеля, – ответил Мьёл. – А вторых таких же быть не может?

– Может, – Сьят пожал плечами. – Но в научных статьях говорится, что этот жемчуг на организм плохо влияет. Он выпивает много сил, поэтому его как лекарство прописывали излишне эмоциональным и подвижным людям. В основном детям. Взрослые его не носили. Кто рисковал, через пару часов в обморок падал. И ещё поэтому его будет почти невозможно отследить. Взрослый даже на праздник не наденет, а ребёнку кто ж доверит? Проще в коллекции сохранить и любоваться. И чаще всего его использовали в кулонах – чтобы под одежду спрятать. И брали одну крохотную жемчужинку. Представляете, сколько сил надо иметь, чтобы две носить? А сколько доверия к ребёнку? Эти серьги явно на заказ сделанные, – он поколебался и неуверенно добавил: – Если лет пятьдесят назад всё случилось… Ну, можно попробовать мастера поискать.

– По пижаме тоже покопай, – попросил Рьен. – Вдруг там есть невидимые нам полезные мелочи. И портрет возьми.

– Пойду к бабуле на плюшки, – грустно согласился Сьят, забирая оба рисунка. – Сейчас напишу, а после обеда уеду. И раньше завтрашнего утра не ждите, не отпустит.

– Отпишись – и объедайся, – разрешил начальник, доставая из ящика ещё три листа с рисунками и заметками. – Мьёл, на тебе – Регистрационное ведомство и личность девочки. И приятель из отдела краж. Бери. У меня третий комплект рисунков есть.

– А на вас, значит, тот, кто прежде занимал кабинет главы? – прозорливо спросил колдун.

– Не вас же к бывшему начальству отправлять, – поморщился Рьен. – Сам пойду. К обоим. Досмотрю сводки, потом покопаюсь в их личных делах… Чего сидим? Вопросы есть? Нет? За работу. Девочка опасна. В любой момент она может решить, что хватит с неё чая и пирожных, и сбежит от матушки мстить. В лучшем случае опять мне.

Помощники, прихватив бумаги, шумно удалились. Рьен же вернулся к картотеке, интуитивно ощущая, что ничего в ней не найдёт. И сводки – это всего лишь малодушная попытка оттянуть то время, когда ему придётся задать очень неудобные вопросы двум бывшим главам отдела убийств.

Мастер Альс был его наставником в сыскном деле. Когда Рьен пришёл в ведомство, мастер сразу что-то в нём рассмотрел, взял под крыло и за три года обучил практически всему. А как убедился, что молодой помощник вывезет большую нагрузку, так и сложил с себя полномочия, сославшись на здоровье. В кресле главы он вообще просидел удивительно недолго – всего-то лет семь. И фактически сбежал на пенсию, не побоявшись оставить главой отдела совсем молодого парня.

Вспоминая наставника, Рьен посматривал на Сьята и понимал: справится, хоть сейчас назначай. Но, к сожалению, на понижение в ведомстве идти нельзя. Или дальше – до главы Сыскного ведомства, или на пенсию. А он ещё не наработался. Как, впрочем, и хитро сбежавший мастер Альс, который и на пенсии занимался сыскным делом, но вневедомственно и за большие деньги. Разыскивая украденное или потерянное в тех щекотливых случаях, когда заявители хотели избежать огласки.