Герцогиня Пять Мешков

- Значит, тебе двадцать семь, - постановил он, понимая, что иначе бы она так не краснела. – Почему ты мне сразу не сказала!

- Мне не двадцать семь, - заметила Пять Мешков, ковыряя одеяло. – Мне двадцать шесть…

 И тут Бертран выдохнул. Странная мысль о том, что он сам себе придумал этот злой рок, заставила его успокоиться.

- Мне исполнится двадцать семь через неделю, - послышался голос. Спокойствие герцога, как рукой сняло!

- А правда, что твоя мама умерла в двадцать семь? – осторожно спросил Бертран, понимая, что люди просто так не станут говорить.

- Да, - кивнула Пять Мешков. Он снова подняла глаза, сминая руками одеяло. – И бабушка умерла в двадцать семь. И прабабушка… Так у нас и повелось… А что?

 Чем больше она говорила, тем страшнее становилось Бертрану. Он смотрел на это рыжее бедствие и не мог ничего сказать. Слова просто выветрились у него из головы.

Повинуясь какому-то внезапному порыву, которого герцог раньше не замечал, он схватил ее и прижал к себе.

- А вы что? За меня перепугались? – спросила Пять Мешков полузадушенным голосом. Но Бертран ничего не мог ответить. Он молча прижимал ее к себе, словно любимую игрушку.

Гиос, который под шумок ушел, снова постучался в дверь сообщив удивленным голосом, что приехали швеи и несколько самых жадных и отчаянных учителей.

- Это что? Из меня эту… как его… ледю делать будут? – спросила Пять Мешков, поглядывая на двери.

- Мы едем к королю. Ты должна научиться безупречным манерам, - строго произнес Бертран, а на сердце у него было неспокойно.

Глава сорок вторая

- Принесите мне веревку, - вздохнул Бертран. – И поживее…

 Старенький Гиос даже не задавал лишних вопросов, и тут же бросился за веревкой.

Через десять минут связанную герцогиню вынесли в зал.

Швеи, когда увидели пленницу, ахнули и переглянулись. Кляп во рту Герцогини намекал на то, что Бертрану было не чуждо милосердие.

- Это что такое?! – изумились швеи, когда пленницу поставили перед ними.

- Я пытаюсь спасти вам жизнь, - учтиво улыбнулся герцог, понимая, как это выглядит со стороны. Но что тут поделаешь. К королю нужно явиться в роскошном платье!

Не дожидаясь, когда его обвинят в истязательствах и похищении, герцог взял их и отвел в одно укромное местечко, откуда они вернулись со сверкающими глазами. Глаза сверкали, как гора золота, которую показал им Бертран.

Видимо блеск золота сильно возбудил швей, поэтому они решительно пропустили мимо ушей загадочное: «Той, которая выживет». 

Три вертлявые швеи, рассыпались в улыбках,  взглянув на Герцогиню совсем другими глазами.

Они одаривали ее комплиментами, рассыпались в изысканных любезностях. Собственно, делали то же самое, что сделали бы ради любой дамы из высшего общества. Как бы стара и некрасива она не была.

Герцог тоже получил свою порцию комплиментов, но на этот раз вполне искренних. Наметанный глаз швей уже прикинул размер его харизмы.

- Ой, а почему комната пуста? – спросила одна швея, глядя на голые стены. Даже гвоздики от портретов были вынуты в целях безопасности. Ни ковра, ни диванчика, ни вазы с цветами. Только люстра, пуфик и зеркало, которое намертво прибили к стене слуги.

- Ради вашего же блага, - весьма любезно заметил Бертран, подводя изумленную супругу к швеям.

- А можно принести еще свечей? – спросили швеи.

- Нет, ради вашего же блага, - снова любезно ответил Бертран. Швеи переглянулись, но вынуждены были согласиться. .

- Дороги у вас ужасные! – мимоходом жаловалась старшая из швей, пока слуги доставали отрезы тканей из кареты. – А еще говорят, что в горах водятся тролли! Страшные и кровожадные тролли! О, как хорошо, что мы благополучно добрались сюда и здесь нам больше не грозит опасность.

«Пфе!», - подумал Бертран, глядя на супругу, которая переминалась с ноги на ногу и нервно смотрела на ножницы и выкройки. – «Да вы, я смотрю, оптимистки!».

- А еще нам рассказывали про разбойников, - жаловалась вторая швея. Они всегда сначала жаловались, а потом собирали сплетни. – Они тут повсюду! Мы когда ехали через лес, мы дрожали от страха!

«Вы когда вошли в замок должны были дрожать от страха!», - усмехнулся Бертран, видя, как ловко обмеряют его супругу.

- А еще нам рассказывали про дракона! Правда, что в этих горах живет настоящий дракон? – округлила глаза третья, самая молодая.

«Не живет, а последнее время выживает!», - согласился герцог, и ответил обольстительной улыбкой, которая служила ответом на любой каверзный женский вопрос.

- А вы так и собираетесь смотреть, как мы тут шьем? – спросила старшая швея, уперев руки в боки. – Вообще-то, мужчинам не стоит смотреть на такое! Это неприлично!

- Вы сами попросите меня вернуться, если я уйду, - заметил Бертран, слыша, как клацают ножницы и хрустит ткань.

- Будьте так любезны! – настаивали швеи. – Это – сугубо женское дело!

- Я бы на вашем месте не был столь скоропостижен в заявлениях, - снова загадочно заметил Бертран.

- Вы нам мешаете, - произнесла младшая, шурша тканью.

Дверь со скрипом открылась, в ней показался Гиос.

- Я бы на вашем месте, перед тем как уходить отобрал бы у них ножницы и иголки… - заметил старик, косясь на швей.  – И проверил узлы на веревках!

Герцог мучился другим. И сердце его было не на месте. Мысль о том, что он связал жену ради платья, заставляла его бросать нервные взгляды на Пять Мешков. Никогда ему еще не было так странно. Он понимал, что по-другому шансы пошить платье снижаются до нуля. А без красивого платья ей нечего делать на королевском бале.

В конце-концов, Бертран решился, и отогнал швей, как мошкару, чтобы развязать узел и вынуть кляп. Он уже искал слова извинения, перебирая словарный запас. Он так редко извинялся, что в его арсенале не было ничего похожего. Стоило ему вытащить кляп из очаровательного ротика, как из глаз Пять Мешков потекли слезы.

Веревки спали, а она смотрела на него и плакала. Сердце Бертрана впервые в жизни подавало признаки сочувствия, милосердия и желания как-то загладить свою вину. Глядя на эти прекрасные, полные слез глаза, герцог нервно сглотнул.

- Зачем… - прошептала Пять Мешков, утирая слезы.

Вот сейчас Бертран был близок к тому, чтобы выдавить из себя извинения, которых мир от него еще ни разу не слышал.

Она открыла рот, растирая рукой глаза и мокрые щеки, а Бертран застыл, словно под секирой палача.

- Зачем вы меня развязали? – едва ли не заревела она, стоя на мягком пуфике. – Это так… так…

Бертран стиснул зубы, готовясь к заслуженному удару судьбы.

- Трогательно, - икнула герцогиня Пять Мешков, снова пуская слезу. – Папа маму тоже связал, когда они женились! На свадьбе мама сидела связанной… Я слушала его рассказы и понимала, что вот это – настоящая любовь… Значит, вы меня любите! Как папа маму!

Герцогу понадобилось еще минуты три, чтобы смысл ее слов дошел до него.

- Значит, вы все-таки меня любите, - всхлипнула красавица, повиснув у него на шее. – Никогда бы не подумала, что так прям сильно!

Бертран тоже не подумал бы, что сила любви измеряется длинной веревки. Для него это было открытие! Раньше он, наивный, думал, что женщины измеряют силу любви цветами и комплиментами. Иногда ценными подарками и поцелуями!

- Свяжите меня еще раз, - потребовала Герцогиня. И Бертран, чья совесть, жравшая его поедом, сидела с открытой челюстью, осторожно взял веревку и связал ее обратно.

Уже в тот момент, когда он крутил узел, до него дошло, что в первый раз красавица не сильно сопротивлялась. И вот этот факт мог бы его насторожить.

Глава сорок третья

- А теперь-то вы можете выйти! – заявили швеи, которым присутствие мужчины явно не нравилось.

И герцог вышел. Он вышел за дверь и посмотрел на старинные часы. Где-то за дверью послышался звон стекла, крики и чей-то болезный «Ай!».