Герцогиня Пять Мешков

Мне выдали огромный котел. Я натаскала воды из подземного ручья, щедро расплескав половину по дороге.

Папа всегда говорил, что у меня талант к готовке. И я об этом знала с детства. Не даром Мартин начинал бегать по дому, когда я только –только подходила к печи. У него на мою стряпню не только слюнки текли, но и слезки!

Я полазила по мешкам, достала оттуда все, что нужно, разожгла огонь и стала бросать в котел все подряд, как делала обычно. И кашу высыпала, и мясо кинула, и еще какой-то мох покрошила. Всего понемножку.

- Чего-то не хватает, - задумалась я, пробуя стряпню.

Пока я бегала и искала, что еще можно положить, объявили время ужина. Я сняла тяжелый котел и споткнулась, едва не упав сверху. Из корсета в котел посыпались ягоды.

***

Бертран, который встал, даже присел. На всякий случай.

- А что за ягоды? – спросил он, глядя на поцарапанные коленки. Гиос принес зелье и тряпку, и Бертран сам не заметил, как осторожно, как когда-то промакивал слезы красавиц перед расставанием навсегда, промакивал ссадины на ногах герцогини.

- Вот так вывалились, - с энтузиазмом заметила Пять Мешков, а брови герцога поднялись вверх, когда из ее декольте посыпались хрустальные и прозрачные, как слезы камни. В последний раз герцог видел такие в королевской короне. И ценились они на весь золота.

Такие камни смогли добыть только в заброшенных копях цвергов. Обычно цверги очень трепетно относились к своим копям, поэтому предпочитали покидать их, как только выработают их полностью. Три малюсеньких бесценных камушка были добыты из огромного куска породы и преподнесены королю.

- Откуда? – ужаснулся Бертран.

- Так это я упала, - шмыгнула носом Пять Мешков.- Прямо в вагонетку!

- Это когда? – спросил герцог, понимая, что сам король тоже бы хотел упасть в эту вагонетку.

Теперь у Бертрана на одеяле лежала вся королевская сокровищница, еще недавно липнувшая к теплой девичьей груди.

При мысли о прекрасной богине, которую Бертран увидел тогда в купальне, его сердце гулко ударилось о ребра.

- Так что это были за ягоды? – голос герцога был нежен. Он подбирался к ней все ближе и ближе, вот только она этого не замечала. Даже тряпочка, пропитанная целительным зельем, скользила все нежнее и нежнее, исцеляя мелкие ссадины и царапины.

- А, ягоды, - вздохнула Пять Мешков не замечая рядом близость разгоряченного фантазией мужского тела, мечтающего содрать с нее грязное и порванное платье.

- Это ягоды, которые я вам собирала, - созналась Пять Мешков, поднимая глаза на герцога.

Он уже мало что слышал, чувствуя, что еще немного и плюнет на все условности. Кровь стучала в его висках, пока распаленное воображение рисовало сладострастные картины. И стройные ножки, которые виднелись из-под юбки, помогали ему, как могли своей красотой. На помощь ножкам спешили нежные груди, которые показывалась в просторном корсете при ее дыхании.

-… потребовали цверги похлебки. Я плескала в тарелки, а потом увидела, как в столовой, - Пять Мешков смутилась, бросая робкий взгляд на герцога. Она стыдливо покраснела, а сердце командовало герцогу, что пора!

- Они все со спущенными штанами бегают. Друг за другом… - вздохнула Пять Мешков.

Но герцог плохо ее слышал, поэтому просто улыбнулся, скользя тряпкой по ее ножкам в тысячный раз. Рубашка вдруг превратилась в теплое одеяло, а штаны стали весьма тесными.

- Жалко ягодки, - вздохнула Пять Мешков. – Я их для вас собирала, потому что у вас этот… как его… петушок тю-тю. Ну, не мужик вы, короче… Я помочь хотела! Ну, чтобы мы того, ляпаться смогли!

Глава тридцать первая

«Ляпаться!», - мысленно ужаснулся герцог, содрогаясь от деревенского словечка. Но тут же на смену ему пришло слово «петушок». Бертран не подозревал, что у него есть «петушок». Даже мысленно он как-то не отделял его от себя. Ни петушка, ни гнездо с яйцами. Но теперь в мгновенье с легкой руки деревенской супруги честь, достоинство и гордость герцога превратилось в «петушка».

 Но Бертран решил не сдаваться. Отгоняя от себя лишние мысли, герцог резко притянул к себе испуганную красавицу.

- Как муж и жена! – закончила свою мысль Пять Мешков, глядя ему в глаза.

Только сейчас до герцога дошло, что ягоды, после которых цверги еще долго не смогут смотреть в глаза товарищам, предназначались именно ему. И были собраны с горных склонов исключительно из лучших побуждений.

Бертран пытался припомнить холодок, который должен был пробежать по его мускулистому телу с рельефной широкой спиной, когда в голову его супруги пришла эта гениальная идея.

Герцог подумал и решил действовать наверняка, поэтому, чтобы закончить просветительскую деятельность супруги, он просто резко прижался губами к ее губам. Не успел он распробовать вкус нежных губ «трепетной красавицы, когда она молчит», как случилось нечто неожиданное.

Пять Мешков вдруг резко оттолкнула его и как огреет звонкой пощечиной!

- Это что? – спросил Бертран недоумевая.

- Женщина должна казаться недоступной, - послышался вздох Пяти Мешков. – Чтобы не думали, что я со всеми так легко целуюсь! Поэтому следовало в первый раз огреть, как следует! Так у нас в Мэртоне принято!

Бертран пока плохо понимал, что она имеет в виду.

- Вообще, принято огреть чем-нибудь тяжелым! Сковородой, например! Или оглоблей! Можно коромыслом или скалкой! – перечисляла Пять Мешков.

Герцог уже чувствовал, что у каждой красавицы Мэртона есть свое маленькое кладбище целовальщиков. А у Пяти Мешков – некрополь на триста персон!

- И многих ты огрела? – спросила Бертран, прикидывая число женихов.

- Ну, было дело, - замялась Пять Мешков, слегка краснея. – Мартин потом помог труп спрятать… Он у меня самый лучший брат на свете! Он же гроб мастерил. А я сразу всем на деревне сказала, что брат гроб стругает для тех, кто меня обидит. Он сам так сказал! Ну вот однажды пригодился! Правда, я его легонько шлепнула, а он упал, напоролся на вилы, а когда пытался уползти с вилами в спине, задел полку, а с полки на него топор полетел!

Бертран живо представил себе все это, мысленно посочувствовав бедняге.

- Потом с вилами и топором, - продолжила Пять Мешков, снова смущаясь. «Твою мать, он еще жив был?!! Ничего себе, как мужик за жизнь цеплялся!», - удивился Бертран, понимая, что еще очень дешево отделался за поцелуй.

- Потом с вилам и топором спине он из сарая выбрался. А там конь стоял, необъезженный… - продолжала Пять Мешков, ковыряя одеяло.

Герцог всегда отличался завидным здоровьем. И никогда не болел. Но сейчас он болел за незнакомого ему мужика, который сражался за жизнь до последнего. Мысленно вешая на грудь несчастного орден за орденом, Бертран осознавал, что он еще и подзадержался в живых.

- Конь перепугался, как начнет копытами бить! По голове попал! – рассказывала Пять Мешков, размахивая руками. Но Бертран был уже опытным, поэтому успевал уворачиваться.

«Ну все, кончился мужик!», - вздохнул герцог, заметив, что Пять Мешков умолкла.

- Когда он пытался уползти от коня, - жена подняла на Бертрана, а герцог понял. Слишком рано он списал со счетов неизвестного крестьянского паренька.

– Его нога зацепилась за поводья. Конь понес его в лес. Перепугался, бедный, - продолжила Пять Мешков. «Ну, добивай!», - мысленно разрешил герцог.

- Потом уже спустя месяц лесорубы нашли его, - Пять Мешков посмотрела куда-то на красивый потолок. – Говорят, что с топором в руке. А вокруг дохлые волки валяются…

«Рано!», - Бертран набрал воздуха в грудь.

- Умер, от голода, - вздохнула Пять Мешков. И тут же всхлипнула, уткнувшись в широкую грудь герцога.

«А я еще жив!», - мысленно заметил Бертран. Он представил себе всех предыдущих ухажеров Пять Мешков и сделал мысленное и самодовольное: «Ха!».

- Не плачь, - Бертран посмотрел на нее снисходительно и даже нежно. – Ты не виновата…