Страница 3 из 9
Несмотря на отмеченное [выше – И. Ч.] разнообразие позитивистских интерпретаций права все они едины в главном: специфика права усматривается не в содержании его норм, а в их принудительности, независимо от того, чем она обеспечивается – государственной властью, социальным признанием, психическим переживанием. Юридический позитивизм ограничивает задачу правоведения “познанием и описанием правовых норм и установленных ими отношений между определенными фактами” и неизменно уклоняется от субстанционально-ценностного обоснования действующего правопорядка, полагая такую задачу ненаучной»[8].
В этой связи следует заметить следующее. Принципиально важно проводить различие между позитивизмом, в том числе, и его социологической версией, и диалектикой. Последняя, в Гегелевской ее версии[9], например, предполагает соединение (диалектическое) логики и истории, историческое измерение изучаемого объекта. Суть Гегелевской диалектики – метод восхождения от абстрактного к конкретному, предполагающий «в конечном счете»[10] воспроизведение в разуме фактической эволюции объекта от зародышевой, зачаточной его стадии (абстрактное) к высшей точке, стадии (конкретное)[11]. Диалектика, ко всему прочему, – это выявление сущности изучаемого объекта, которая раскрывается не «внутри» (или «изнутри») него, а во взаимосвязи с другими объектами и всегда обусловлена целым, в которое эти объекты входят. Сущность – это качество, обусловленное целым[12]. Тем самым диалектика Гегеля предвосхищает многие положения современной теории систем, включая синергетическую концепцию неравновесных, диссипативных, стохастичных систем[13]. Именно в обществе (или в социальности как таковой) проявляется сущность права и всех правовых явлений (как, впрочем, и всех других социальных явлений – политики, экономики и т. д.).
Поэтому диалектическая социология права не в меньшей степени, чем юридический либертаризм, озабочена поиском сущности права и не описывает правовую реальность лишь в ее внешних проявлениях, как это делает юридический позитивизм. В противном случае в число позитивистов придется «записать», например, Е. Б. Пашуканиса, И. П. Разумовского, и даже К. Маркса и самого Г. В. Ф. Гегеля.
Диалектическая социология права предполагает анализ или измерение права не только как развивающегося явления, но как социального феномена, обладающего лишь относительной автономностью, «переплетенного» постоянными взаимодействиями с другими социальными явлениями и обществом как целым. Поэтому у права нет собственной истории и нет своих, «специфических» закономерностей, существующих вне общесоциальных тенденций. Отсюда же вытекает и такой важный вывод: юридическая наука – это частная социологическая теория, изучающая право как момент, сторону общества. Л. И. Спиридонов в этой связи утверждал, что «…право, нравственность, искусство или религия не могут быть воспроизведены в самостоятельной, т. е. не социологической, а лишь юридической, этической и т. д. теории, не признающей общество непременной предпосылкой всех своих последующих рассуждений»[14]. Конкретизация этого положения, а также отличия позитивистской социологии права от диалектической, включая аргументацию тезиса о невозможности самостоятельной социологии права (это сама юриспруденция, изучаемая социологически) нашли отражение в статье Л. И. Спиридонова и В. В. Орехова, написанной еще в 1969 г.[15]
Рассмотренные положения представляются чрезвычайно актуальными и для современной постклассической (или постнеклассической) юридической науки. Уже приведенная выше дискуссия по вопросу отличия позитивистской социологии права от диалектической – тому наглядное подтверждение. Однако диалектика права, постулирующая необходимость постоянного развития (изменения) правовой реальности и представлений о ней, не может оставаться в том виде, в каком она излагалась Л. И. Спиридоновым.
Одно из прозрений Л. И. Спиридонова состояло в экспликации принципиально важной роли культуры (правовой культуры) в образовании новых норм права и их реализации (воспроизводстве). Именно культура, по его мнению, образует механизм селекции новых норм права, на мой взгляд, включающий выработку правовой инновации и ее легитимации, хабитуализации (можно сказать, пользуясь языком П. Бурде). Одновременно правовая культура, ее своеобразие в данном социуме, объясняет, как именно в этом обществе (в этой правовой системе) воспроизводятся нормы права и насколько они эффективны.
Очевидно, что внешние факторы, такие как экономика, политика, демографические процессы и т. д. не влияют на правовую реальность прямо и непосредственно. Они преломляются (интериоризируются) через правовую культуру, которая выступает фактором инноватики и селекции правовых форм, опосредующих социальные явления и процессы. Например, рыночная экономика или демократическая политическая система могут быть по-разному сформулированы в гражданском и конституционном законодательстве. Именно правовая культура в лице правящей элиты, референтной группы и широких слоев населения и формирует, отбирает (селектирует) и легитимирует ту или иную форму права, соответствующую в той или иной степени общественным потребностям.
Однако как именно культура сосуществует с социальностью, какой смысл вкладывается в понятие «социокультура» (или «социокультурность») – остается сложной проблемой. Американский социолог и культуролог Дж. Александер, автор концепции «Культурсоциология», утверждает, что культура – это «не вещь, не объект, который следует изучать как зависимую переменную, но нить, которая проходит сквозь любую мыслимую социальную форму и которую можно из этой формы вытянуть». Поэтому Культурсоциология ставит «во главу угла интерпретацию коллективных смыслов… моральные структуры и тонкие эмоциональные связи, посредством которых отдельные лица и группы испытывают воздействие этих смыслов»[16]. Социокультурный анализ, с моей точки зрения, акцентирует внимание на «продуцирующей», селективной и легитимационной (включающей идентификационную и интернализирующую) функции правовой культуры в процессе воспроизводства социума. Правовая культура – это источник права (о чем неоднократно заявлял Л. И. Спиридонов), в социологическом смысле этого слова. Будучи знаковым опосредованием всех социальных (и индивидуальных) действий, явлений и процессов, правовая культура участвует в конструировании системы права (в создании правовых инноваций), в их селекции, фиксации в адекватной юридической форме, в убеждении населения принять эти правовые инновации. Таковы, как представляется, основные проблемы культуральной социологии права.
Отсюда же вытекает проблема экспликации общественных потребностей в правовых формах. В 1972 г. П. Бурдье выступил с про-вокативным, эпатирующим докладом «Общественное мнение не существует»[17]. «Общественное мнение не существует, по крайней мере в том виде, в каком его представляют все, кто заинтересован в утверждении его существования… есть, с одной стороны, мнения сформированные, мобилизованные и группы давления, мобилизованные вокруг системы в явном виде сформулированных интересов', и с другой стороны, – предрасположенности, которые по определению не есть мнение, если под этим понимать… то, что может быть сформулировано в виде высказывания с некой претензией на связность»[18].
Еще одна проблема – это отчуждение населения от законодательства, превращающегося в полном соответствии с «предсказаниями» постструктуралистов в симулякр – знак, существующий без означаемого и даже референта, но порождающего социальные (и юридические) последствия[19]. Изучение механизмов легитимации права (точнее – его форм внешнего проявления) – одна из насущных задач диалектической социологии права.
8
Варламова Н. В. Тип правопонимания как теоретическая парадигма интерпретации права // Правовые идеи и институты в историко-теоретическом дискурсе (к 70-летию профессора В. Г. Графского). М., 2008. С. 65–66.
9
В общем, это же характерно и для марксизма (аутентичного, а не вульгарного). «Нельзя отделить философию от истории философии и культуру от истории культуры», – писал А. Грамши. (Грамши А. Тюремные тетради/ В 3 ч. Ч. 1. Пер. с ит. М., 1991. С. 27). Более того, «философия практики» (Марксизм) как «реформа и развитие гегельянства» предполагает изучение объекта в конкретном историческом контексте. Тем самым, отрицается «человек вообще» или «природа человека» как нечто «внутренне присущее каждому человеку». «“Философия практики” теоретически утверждает, что всякая истина считающаяся вечной и абсолютной, имела практическое происхождение и представляла “временную” ценность (в силу историчности всякого мировоззрения)». (Там же. С. 122, 123).
10
Очевидно, что полного совпадения логики и истории, как и воспроизведения фактической эволюции объекта во всемирно-историческом масштабе добиться никогда полностью не удастся, но это то, к чему ученый должен стремиться.
11
См. подробнее наиболее глубокую интерпретацию метода восхождения от абстрактного к конкретному применительно к юриспруденции: Денисов Ю. А., Спиридонов Л. И. Абстрактное и конкретное в советском правоведении. Л., 1987. С. 69–120.
12
См.: Спиридонов Л. И. Социальное развитие и право. Л., 1973. С. 39, 58 и след.
13
Об этом, в частности, пишет В. С. Степин: Степин В. С. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура: Коллективная монография/ Отв. ред. Л. П. Киященко, В. С. Степин. СПб., 2009. С. 289.
14
Денисов Ю. А., Спиридонов Л. И. Указ. соч. С. 91.
15
Орехов В. В., Спиридонов Л. И. Социология и правоведение // Человек и общество. Ученые записки НИИКСИ. Вып. 5, 1969.
16
Александер Дж. Смыслы социальной жизни: Культурсоциология/ пер. с англ. Г. К. Ольховикова, под ред. Д. Ю. Куракина. М., 2013. С. 51, 46.
17
См.: Бурдье П. Общественное мнение не существует // Социология политики. М., 1993. С. 161–177.
18
Там же. С. 177.
19
См.: Baudrillard J. Simulacres et simulation. P., 1981.