Голос

– Is not big, – повторил Егор, пытаясь выудить из памяти хоть что-нибудь.

Проблема еще и в том, что никакой своей комнаты у него нет, и не было никогда. Живут они не в такой уж большой квартире вчетвером, и он спит на диване в той же комнате, что и бабушка.

Так что приходится еще и сочинять на ходу.

С грехом пополам вспомнил английское слово «стол», затем «кресло», но произнес его так, что Лидия Николаевна головой покачала, а подлиза Смирнова угодливо захихикала.

– Ладно, Петров, – сказала учительница, дав ему пострадать еще несколько минут. – Тройка. Отправляйся за парту…

Егор вздохнул с облегчением, да так, что едва не сдул свой дневник со стола «англичанки».

Вернулся на место, и урок покатился дальше – вызвали еще кого-то, затем объявили новую тему. На английском они с Диманом больше заговорить не рискнули, а к перемене то, что произошло перед самым звонком, как-то забылось, появились новые темы и мысли.

Физкультура, русский и математика, очередные параграфы и задачи в дневнике.

Про то, что случилось утром, Егор вспомнил, только выйдя из школы, когда глотнул свежего морозного воздуха. Вот только в этот момент, под нежным зимним солнцем, что купалось в яркой лазури, не захотелось верить, что нечто настолько странное и вправду произошло.

Померещилось, бывает, и люди порой замирают ни с того ни с сего…

– Айда на горку? – спросил нетерпеливо сопевший Диман.

– Айда, – согласился Егор.

Мама сегодня вернется к пяти, а бабушка не станет расспрашивать, где он болтался после школы, а если уж совсем забеспокоится, то позвонит на мобилу, ну а там уж он найдет, что сказать.

Так что айда гулять!

Глава 2

Домой Егор притащился к четырем, весь в снегу, усталый, запыхавшийся, голодный, со свежей ссадиной на скуле и ушибом на попе, но зато довольный как слон. Поднялся на третий этаж, волоча за собой рюкзак, и вставил ключ в замочную скважину.

– Ты где был? – спросила вышедшая в прихожую бабушка. – Ох ты, ай-ай!

Про свой вопрос она тут же забыла, принялась суетиться вокруг Егора, стаскивать с него куртку, отряхивать снег с шапки и причитать насчет того, что он опять промочил все учебники.

Ну, даже если и промочил, то совсем чуть-чуть, до завтра высохнут.

К тому моменту, когда вернулась с работы мама, он был сыт, обогрет и переодет, сидел за столом и решал задачки по математике на понедельник, корябал цифры в черновой тетрадке.

С какой стороны ни посмотри – образцовый школьник.

Завтра суббота, по случаю праздника выходной, и хочется покончить с домашкой сегодня…

– Привет, Егорка, – сказала мама, заглянув в комнату. – Как у тебя дела?

Только она называла его так.

– Хорошо, – ответил он, улыбаясь.

И в этот момент вновь зазвучало то же пение, что и утром…

Пронзительный, наполненный тоской до краев голос обрушился на окна точно порыв урагана. Егор едва не вскрикнул, а мама как стояла, опершись рукой на притолоку, так и застыла – побледневшая, с остановившимися, какими-то мертвыми глазами.

– Маам? – позвал он.

Она не отозвалась, даже вроде бы не услышала.

Песня, напоминавшая плач, заполняла квартиру, от ее звуков самому хотелось заплакать… или нет, выбежать из квартиры, и помчаться со всех ног, неважно куда, лишь бы добраться до места, где не слышно этого звука.

– Маам! – позвал Егор громче.

Мама вновь не отозвалась, даже не дрогнула.

Он зажал уши, но это не помогло – Голос не стал тише, он лишь изменился, зазвучал отчетливее, словно доносился не снаружи, а откуда-то изнутри головы или тела.

Но разобрать слова по-прежнему не удавалось.

– Что с тобой?! Слышишь?! – Егор выбрался из-за стола. – Ответь мне!

Взял маму за руку, но она и этого словно не заметила, ладонь ее оказалась холодной, сухой и безжизненной.

Егору стало страшно.

– Бабушка! – закричал он. – Ты где?

Никто не ответил, и он побежал по коридору на кухню.

Бабушка неподвижно сидела на табуретке у кухонного стола, глядя в сторону телевизора на подоконнике. По экрану бежали цветные полосы, из динамиков вылетало отрывистое шипение, через которое пробивались обрывки бессмысленных фраз «…отправлена помощь…», «…лучше для мужчины…»…

И надо всем этим гремел, вел печальную мелодию Голос, странным образом не заглушавший другие звуки.

– Бабушка, – позвал Егор тише, уже не надеясь на ответ.

Лицо маминой мамы было пепельно-серым, на виске еле-еле билась крохотная жилка.

Что делать? Позвать на помощь соседей? Позвонить в «Скорую помощь»?

Взгляд Егора упал на настенные часы, висевшие над кухонным столом – большие, круглые, с листочками и ягодками на циферблате. Волосы на затылке слегка шевельнулись – секундная стрелка не двигалась, да и минутная замерла, точно ее приклеили.

Хотя часы эти висели тут всегда, сколько он помнил, и папа каждое утро заводил их, и сегодня тоже.

– Зачот… – пробормотал Егор, вспоминая, как сегодня чудесным образом успел на первый урок.

И в этот момент Голос стих, будто его выключили.

После мига оглушающей тишины забормотал телевизор, с улицы донесся сигнал автомобиля. Бабушка тяжело вздохнула, прижала руку к груди, наклонила голову на одну сторону, как всегда, когда у нее болело сердце.

Но ведь только что все было нормально!

– Егорка, ты где? – донесся из коридора голос мамы, а в следующий момент она вошла на кухню, осунувшаяся, замученная. – А, сюда удрал… Что-то сегодня я устала… Тяжелый день у нас в больнице.

Да, мама работает медсестрой, и дело это непростое.

Но еще пять минут назад она выглядела бодрой и радостной!

– Вы ничего не заметили? – спросил Егор, переводя взгляд с мамы на бабушку.

– Ничего, – сказала мама, и женщины переглянулись.

– Но ведь только что вы обе были как статуи! – выпалил он. – Минут пять! Зазвучало это, пение с неба, и вы замерли! Точно заснули стоя! Я вас разбудить хотел! Только не смог! И часы стояли!

И Егор указал на циферблат, по которому вновь шустро бежала секундная стрелка.

– Пение с неба? – мама ласково улыбнулась. – Неужели ты слышишь ангелов?

– Он выдумщик, как и все дети, – заворчала бабушка. – Люда, мое лекарство… Принеси, оно там, в буфете, а то что-то сердце прихватило…

– Вы мне не верите? – спросил Егор. – Думаете, я сочиняю? Нет-нет-нет!

Но почему они ничего не помнят!?

Ведь Диман тоже слышал Голос, и ничего с ним не случилось!

А вот «англичанка» одеревенела, как и техничка, и прохожие на улице.

– Конечно, верим, Егорка, – мама взлохматила ему волосы на затылке. – Расскажешь потом, хорошо?

И она вышла из кухни, отправилась искать бабушкины таблетки.

Ему не поверили, и настаивать бесполезно!

Решат, что он сочиняет, что наконец-то выучился плести небылицы, как тот же Диман!

– Нет-нет-нет… – повторил Егор, но уже разочарованно, без запала.

Может быть, папа воспримет его рассказ иначе?

Папа явился с работы, как обычно, после семи, раскрасневшийся от мороза, принес с собой запахи бензина и машинного масла. Он белозубо улыбнулся, как всегда, переступив через порог, но сегодня улыбка у него получилась вымученная, словно ненастоящая.

Егор дождался, пока папа поужинает, и только затем подошел к нему.

– Я хочу тебе кое-что рассказать, – серьезно, по-взрослому сказал он.

Папа слушал внимательно, не перебивал, не улыбался, не отвлекался на телевизор, где как раз начались новости.

Но когда Егор закончил, он проговорил:

– Ну ты же взрослый парень, и сам понимаешь, что такое просто невозможно. Раздающийся с неба плач? Чтобы люди, услышав его, замирали, а ты почему-то нет? Остановившееся время? Наверняка ты вычитал все это в какой-то книге. Ведь так, сын?

– Нет! Нет-нет-нет! – воскликнул Егор горячо. – Это правда! Так и было! Посмотри на бабушку! Почему она так плохо себя чувствует? Посмотри на нашу маму! Отчего она сегодня так устала?