Я люблю зверя

А я стояла и слушала очень внимательно. Он что, считает меня изнеженным цветком? Считает, что я слабая? Не смогу с ним? И сейчас, делает вид, что ничего не было и он не знает ни о каких случайных встреч в темноте. Зачем он так со мной? Только ли дело в моем юном возрасте? Или поведении? Ведь можно измениться. Я могу измениться.

— Ты считаешь меня слабой? — губы немного тряслись, мне сложно дались слова.

— Нет. Конечно, нет. Скорее не для меня, дело не только в месте, где тебе придется жить, дело и во мне. Я боюсь причинить тебе вред, сломать. Понимаешь, твой дар, он сложный и многогранный и для него нужен избранник, который сможет делиться. А я делиться не умею. Ты ведь, не только метаморф, но и Филия. Избраннику нужно быть сильным и мудрым. А я… скажем так, я не умею делиться, — он наклонился к моим губам и смотрел только на них, — я уже хочу тебя присвоить, уже ревную. Я понимаю, что это еще и особенность Филий влиять на мужчин, но это ведь не любовь. А ты достойна, чтоб тебя любили, маленькая госпожа. А я не люблю. В этом я уверен.

Вот как значит! Не любит он меня!

Я так разозлилась, все вскипятилось во мне. Нет, плакать я точно не буду, я обещала. Сама себе обещала. И даже он уже не заставит меня проронить слезу.

Значит, я ему не подхожу, слишком нежная. Ну хорошо Аллан Воррлд, Вы сами напросились.

Я отошла от него на шаг, тем самым прервала его ласки по моим локонам и задумчивого взгляда на моих губах. Наконец-то он посмотрел мне в глаза. И был немного удивлен. Видимо я готова была кидаться молниями.

— Значит, это все действительно хорошая актерская игра. — я скорее уточняла, чем спрашивала.

— Я, просто помогаю тебе, не хотел, чтобы все рушилось, ты пробудила во мне благородство. — снисходительный тон, как с ребенком, — Я думаю это было и так понятно. Я покину Вас после окончания бала и навещу лишь раз, специально, для приличия и чтоб закрепить эффект для Элиты. Думаю, этого будет достаточно.

Он уже собирался развернуться и уйти, но приостановился.

— Маленькая госпожа, держите кинжал всегда при себе, он Вам пригодиться.

Развернулся и стал отдаляться от меня.

У-у-у… Еще как пригодиться, я тебя сейчас готова им порезать, чтоб в чувства привести. Значит, он решил, что для меня лучше. Он знает какая я, как мне стоит поступать и кого любить. Нет уж, незнакомец. Ты полюбишь меня, обязательно полюбишь. Ты просто меня еще не знаешь, мы незнакомцы друг для друга. И я намерена это исправить. Ты сам мне сказал стать львицей, поставить цель. Что — ж у меня теперь много целей и сил хватит на все. И за любовь, я готова бороться.

— Всего Вам доброго господин Аллан Воррлд, встретимся, когда я буду выбирать себе жениха!

И я немного с наслаждением улыбнулась. Я не видела его лица, но то, как напряглись его плечи, уже мне доставило удовольствие.

Глава 20. а ты, моя дорогая, похоже по уши влюблена.

Два года спустя.

— Ты не можешь туда поехать и тем более участвовать в отборе, Анника. Тебе нет еще двадцати! — отец уже начал повышать тон.

В последнее время мы оба были на нервах. Он из-за меня: моего здоровья и тренировок, а я, из-за того, что ничего не выходит — зверя я так и не раскрыла. Зато сила начала меня преследовать теперь не только на картинах, но и во снах, из-за чего спать было труднее.

— Отбор для всех! Любая девушка из Элиты может участвовать!

— Ты меня слышишь?! Совершеннолетняя — может. А ты нет.

— Я поговорила с дедушкой, он согласен похлопотать, чтобы я стала одной из дебютанток. Он сказал, что это возможно, — я стояла напротив отца сжав кулаки и не собиралась отставать.

Все мое естество было наполнено решимости добиться своего.

А почему?

Да потому, что за эти два года Аллан, так и не приехал. И не ответил на мои письма. Их было не много. Решимости столько не было, чтобы закидывать его посланиями, поэтому я написала всего два и даже такой мелочи не удостоил чести. Он писал лишь отцу. И насколько я знаю, за все это время писем было всего три. Лишь одно отец мне прочел:

— Анника, пришло письмо от господина Воррлда, — проговорил отец, как только я зашла в его кабинет.

Я даже не удосужилась принять ванну и поменять тренировочный костюм. Стояла вся потная, раскрасневшаяся, со сбитым дыханием и немного уставшая. Я была на тренировки… снова.

Как уехал Аллан, я посвятила себя раскрытию внутреннего зверя и, пожалуй, больше для себя, чем для него. Так как сны усилились, я стала бояться спать, а сил бороться с ними не было, а хуже всего я не знала как. И раз у меня нет еще истинного избранника, помочь мне никто не может. У Филий лишь так. А значит небольшую помощь мог дать зверь, поэтому я посвятила себя ему. Отец нанял лучших наставников, попросил даже из совета парочку. Семья Суинфорд тоже посодействовала.

И теперь мой день начинался в пять утра с медитаций и попытки слиться с лесом, природой. Потом тренировки тела, что длились почти до вечера, а в конце книги, свитки, вся теория что возможна. Самое сложное мне давался Лес. Я его не ощущала совсем. А я ведь Филия — я и есть Лес, я часть его. Мы слиты и едины, но я ничего не чувствовала- совсем. И это было ужасно. Отчаявшись, через год, я написала принцессе Мире. К сожалению, она не могла прибыть и помочь мне — она забеременела. И это было потрясающе, ведь они с принцем уже давно женаты, но детей не было и конечно же принц Киллиан, не дал ей, прибыть ко мне и вообще растрачивать свои силы на что-либо. Это правильно, я так думаю, ведь у Филий дети забирали не только питательные силы, но и саму силу, если родиться девочка, она будет Филией, если мальчик, он будет носителем. Я даже не расстроилась, была искренне рада за нее.

Но мне было страшно. С того дня на балконе, я перестала рисовать, как только я брала кисть в руки, начинала проваливаться. А теперь сны — жуткие, повторяющиеся, долгие. И почти всегда одно и тоже. Я, принц Адриан и его жутко меняющееся лицо как на картине и при этом он идет ко мне, что-то говорит и протягивает руку, но я так пугаюсь, что закрываю лицо руками и пытаюсь убежать. Почему принц? Ведь он не единственный кому плохо? Если вдруг я вижу болезни, почему всегда он? Неужели я могу помочь? Но досмотреть сон не решаюсь, всегда прерываю на том, когда он касается моих волос и слышу лишь последнее слово: "… улыбнись". Что это значит и что происходит, не хотела в это даже вникать. Тем более меня насторожил еще один момент. Я все же написала Виоле и отправила письмо, вложив портрет принца. Она прислала ответ лишь через месяц и написан был сухо и очень коротко:

" Если будут другие детали, отправь мне снова, а пока никому ни слово.

Виоли"

Ни ответила ни одни мои вопросы и даже не написала, как она.

После этого я ей не писала. О снах я никому не говорила, даже отец не знает, но замечает, что со мной что-то происходит. Особенно его беспокоят тренировки. Ведь я стала сильно худеть, а еще бледнеть.

— Он скоро будет у нас? — с надеждой в голосе спросила я. Тогда я его еще ждала.

— Нет, он написал, что не сможет и просил передать тебе, что Элита переключилась на другую жертву, а о тебе уже начинают забывать и думает, что к твоему совершеннолетию все будет уже хорошо. Он остается во дворце и желает нам светлых дней Велеса, — почти монотонно проговорил отец. Он был уставшим и смотрел на меня немного угрюмо, ему не нравился мой вид.

А я разозлилась еще сильнее. Значит он знать меня не желает, избегает, прячется от меня во дворце. Я найду способ попасть туда раньше. Нет уж, пусть не думает, что он так легко отделался. Но вот во дворец нужно попасть определённо быстрее моего представления Элите, ведь за последние два года, он и пост может поменять.

И как только король объявил об отборе невест для принца Адриана, я решила воспользоваться шансом. Я знала из утренних газет, что Аллан еще на посту посла и стал уже чуть ли не частью дворца. Много что интересного писали о нем и его решений. Смотрела на его портреты и злилась — от бессилия, от его последних слов, сказанных мне, о его поцелуе. Хотелось придушить и одновременно обнять. Странные, смешанные чувства всегда одолевали меня. И страх… страх не успеть увидеться, попробовать завоевать, еще раз коснуться. Коснуться так, чтоб кончики пальцев закололо как от миллиарды иголочек и снова почувствовать то тепло и всепоглощающую буру внутри, что покинула меня с его отъездом.