Я люблю зверя

— Это не важно, Анника…, - потер переносицу, — все видели одно. Тебя и его наедине, плюс ко всему письма. Я одного не понимаю зачем ты написала ему письмо? Раз между Вами ничего нет. Что тебе скрывать? — задавая вопрос отец подошёл и наконец-то посмотрел на меня.

И я рассказала.

Что нас подставили, что я даже не знаю, что написано в письме Маркуса. Как я видела победоносное лицо Нейвары и считаю, что она виновница сей ужасной ситуации.

Отец выслушал, молча не перебивал. Я была рада уже этому.

— Вот так, если хочешь, воспользуйся даром. Мы можем зайти в библиотеку, и ты увидишь прошлое. По крайней мере, те минуты, что мы провели в библиотеки. Ведь, ты всегда сам говорил, что место помнить. Оно имеет память.

Я смотрела на отца переполненная надеждой. И с таким нетерпением ждала ответа, что казалось слышу стук собственного сердца.

— Я уже заглядывал в прошлое, это было первое, что я сделал. Но ты прекрасно знаешь Анника, что я лишь вижу, что происходило в тот или иной момент отрезка времени и в определенном месте, но не слышу. Лишь действия, события, но о чем говорят услышать не дано, как будто смотрю все без звука. Так что со стороны было видно лишь, то, что вы, запыхавшись прибежали друг другу, чуть ли не упали в объятья, а потом начали разговор и показала ты бумагу, и знаешь ли, тут разное можно подумать. От твоего признания, стало чуть понятней, о чем вы говорили, но это не отнимает момента, что вы бежали именно друг другу и были одни, так еще и в тайне. И письма говорят против вас, даже если вы его не писали.

Я услышала логику отца и принимаю ее, но мне был важен вердикт, и я ждала его с затаив дыхание.

— Ох, Ника.

Он тяжело опустился обратно в кресло и было видно, что уже не сердится, не злится. Остыл и теперь уже думает, как поступить более правильно, не думаю, что папочка захочет видеть единственную дочь несчастной и присев обратно в кресло напротив, решила подтолкнуть его. Немного надавить, а точнее, как и в детстве уговорить. Так как видела, что его настрой изменился и он в меня уже кидаться молниями негодования не будет.

— Папочка, я не люблю его. Я не хочу замуж. Тем более за Маркуса Рориевира.

А чем он тебе не нравиться, зайка? Я думал, вы хорошо сдружились, да и последнее время он оказывал знаки внимание тебе, уж это ты не будешь отрицать?

Вот же, вонючий кальмар ему в… с этой его просьбой, одни проблемы поймала, но папе же про это не расскажешь. Для него это точно будет, как красная тряпка для быка, тогда, точно скажет выходить замуж, раз на такие авантюры соглашаюсь. Я опять заламывала руки и пыталась придумать как ответить.

— Мы и правда подружились, но на этом все. Он лишь друг.

Не знала, что еще сказать, не появлялись в моей голове гениальные оправдания и объяснения.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал отец посмотрев на меня, — и я не буду врать, Ника, даже ради тебя. Ты знаешь, что моя совесть не позволит опорочить мой дар. Но раз ты не хочешь замуж, значит не выйдешь. Даже если мне будет стоить целого состояния или имя Редверсов, но ты ведь понимаешь, что это может стоить для тебя?

Не буду скрывать, я хотела, чтобы отец приврал и сказал, что он видел именно так, как я говорила. Но он прав. Опорочить имя одно, но опорочить дар… Это совсем другое и это может даже стоить зверя. Внутренний зверь не просто так дает тебе дар. Всегда нужно использовать его как он дан. Не искажать, не делать его больше или меньше. Зверь не сможет забрать его, ведь он такая же часть тебя. Но всегда приходит расплата и она может быть любой. Это не обязательно смерть. Это может быть угасание дара, тебя или рода. Силы потомков или дальнейшая судьба ребенка. Все, что угодно. Узнать наверняка невозможно. Никто точно не знает, как это происходит и как дар узнает, что используют его не так или не по правилу данному метаморфу. Когда ты получаешь дар. Внутренний зверь, как бы говорит, сообщает тебе какое негласное правило ты должен соблюсти, и это тоже у каждого свое. В случае отца это ложь. Он не может соврать все что будет касаться его дара. А если сделает, то будут последствия и это называется опорочить дар. Я знаю, что у принцессы Пустого Леса, тоже есть правило. Она ведь видит, как ты умрешь. Так вот, врать она может, но она не должна даже пытаться предотвратить смерть. Кому говорит, тот хоть что может делать с полученной информацией, но она лично, даже пальцем пошевелить не должна. Не знаю, сколько раз нужно нарушить внутреннее правило зверя, чтобы началась расплата. Об этом никогда и никто не признается. Многие и не говорят об этом правиле, большую часть он не имеет значения. Но когда дар серьезный, приходиться оглашать во все услышанье.

По этой причине, моему отцу верили безоговорочно и его слова никогда не ставили под сомнения.

— Да, я знаю, что мне будет это стоить, — еле выдавила из себя эти слова. Изгоем становиться не хотелось и в Элиту меня могли не принять. Если я сейчас просто уеду и не выйду замуж.

— Я попробую поговорить с королем и подумаем, что можно еще сделать, Анника. Я думаю, может кровь Филии тебя как-то спасет, но сомневаюсь, лучший вариант, это выйти замуж.

Вздохнул отец и направился к двери.

— Зайка,

Не ожидала услышать это обращение сейчас.

— Не выходи никуда и пожалуйста, пока я не вернусь, никого не принимай.

Я кивнула. Все мое состояние и тело говорила о гнетущем положении. Плечи опущены, спина немного сгорбилась, а голова готова опуститься настолько низко, насколько возможно. А о заплаканных глазах я вообще молчу. Сегодня они с трудом просыхают.

— Если ты не хочешь замуж, значит не выйдешь, Ника. Я люблю тебя и сделаю все, что возможно.

Подбодрил меня отец закрывая дверь и уже не давая мне шанса ответить.

Вайллир Редверс (отец Анники).

Когда у тебя рождается дочь, ты не знаешь — это великий дар или самое страшное проклятье. Ведь ты переживаешь так, как никогда и ни за кого на свете. Тебе наплевать на всю Элиту, на себя, даже на королевство и короля. Она становиться твоим миром, твоим центром вселенной, где горит лишь одна единственная звездочка. Что греет твою душу и не дает очерстветь. Что показывает тебе краски этого мира и говорит "люблю". И в этом слове столько искренности, тепла и нежности, что твое сердце разрывается на мелкие кусочки счастья и разбиваются, не причиняя боли, а показывая, что ты живешь.

По-настоящему живешь. Ты дышишь, смотришь, чувствуешь все так остро и ярко, что мир кажется тебе прекрасным. И желание защитить ее от бед, от всего, что может причинить, хоть малейшую боль, становиться таким острым и первостепенным, что ты иногда загоняешь себя до безумия, и готов растерзать, даже божий одуванчик, лишь бы с твоей девочкой все было хорошо.

Ведь она твоя самое сладкое в мире дыхание, самое нежное в мире создание. Я помню, как она сопит, утыкаясь в подушку, как крепко во сне обнимала игрушку.

Ее облачко прядей — мой ангел зефирный, ее белое кружево — мой зайка, любимый…

Это были самые лучшее в моей жизни мгновение. Когда я встретил Рози, я думал, что сильней любить нельзя, а оказалось можно. И такую любовь, нельзя повторить, нельзя сделать и воссоздать заново. Она единственная и неповторимая. Я не хотел отдавать Аннику замуж, так скоро, не думал, что моя девочка влипнет в такую историю. Я ей доверял, по сути, я верю в ее рассказ и знаю, что она не врала, но доказать это сложно. А главное, что почти не важно. Для Элиты, что бы ты теперь не сказал, как бы не оправдал сия действие, шепотки и часть позора все равно останется. Непринятие теперь будут всегда, даже если это будет теперь молчаливым, а не во всеуслышание позором.

Идя к королю, я думал, как поступить. Увезти Аннику и больше никогда не появляться в Элите, даже не представлять ее, или попробовать, ведь все равно, еще есть время, и подключить связи Суинфордов, так больше возможности заткнуть рты и забыться событию. Рориевир слишком важная персона королевства. Да и весь его род, поэтому на полное урегулирование ситуации я не надеялся.