Наследник криминального Малыша

Нет не из чувства мести, как бы вы могли подумать, а просто по другому не мог.

Я как последний идиот поверил, что у таких конченых отморозков как я, тоже может быть свое нежное, с небесно-голубыми глазами, неожиданное счастье.

Наивный придурок, которого жизнь ни хуя не учит, надо было сразу рвать все к чертям и держаться подальше от нее, но нет блядь, любви светлого ангела ему захотелось.

Тогда бы у моей девочки был бы шанс, а сейчас уже поздно. Да именно с момента когда разрешил сказать себе МОЯ, шансов уже и не было.

Любовь вероломна!

Бойтесь ее, бегите от нее сломя голову едва почувствуете.

Говорят что любовь созидает, несет свет, счастье, так думают только сопливые романтики и те, кто никогда не видел ее истинного лица.

Любовь это скорее ослепляющая вспышка, а потом тьма такая будто глаза ножом выкололи или тебя с головой погрузили под толщу кромешной, топкой вязи. Я сам тонул в ней и топил ту что ее порадила.

И пока в моей груди бьется сердце она не будет принадлежать никому кроме меня, я этого не позволю.

Да, может это и эгоистично, но меня всегда несло на максимально выжатой скорости без сцепления, и тормозов, или я даже, и с места не трогался.

Но если бы я не был таким, то на моей могиле уже бы росли двадцатилетние сосны, и я бы слушал шелест их крон, а не шуршание зелени в моих карманах.

Я завис в собственной огонии умноженной на бесконечность. Представлял ее там в постеле с Беслановым и чувствовал как разлогаюсь изнутри, как мои внутренние органы заживо поедают черви, а собаки обгладывают мои кости, а на запах мертвечины слетаются навозные мухи.

Вспоминал нас, ее улыбку. А потом воспоминания сменяли картинки, где моя девочка точно также улыбается этими своими сочными губами только уже не мне и где считал действует ее природная сексуальность, когда облизывала свои испачканые моей спермой пальцы, а это он сука ее к этому приучил, и тошнит меня от этих блядь ломающих мой хребет мыслей моими же кишками. И орать хочется, и разнести к хуям эту больную черепушку, чтобы закончить свои мучения.

Я никогда не задумывался, хочу ли я стать отцом? Наверное подсознательно зная свой диагноз я смирился внутри, а может просто не до этого было. Но услышав эти слова из уст моей девочки я оказался лежащем на спине, с полным отключением жизненных функций. Я пропустил мощнейший удар и я даже не знаю какой удар оказался фатальней. Тот, что трахалась с другими за моей спиной или тот, что МОЯ ЛЮБИМАЯ ДЕВОЧКА носит НЕ МОЕГО ребенка.

А я никогда не смогу ей этого дать. Одна эта мысль меня убивала, просто адская боль.

И от этой боли я проваливаюсь в бездну, и выныриваю от дикой ломки, и от собственного воя стоящего в ушах. Обливаюсь холодным потом, в зубы тряпку и катаюсь по полу.

Сутки спускал всех чертей ада и еще сутки. Поехать к ней не мог. Боялся что убью ее сразу. Сожму руки на ее шее и остановиться не смогу, а потом останется только дуло в рот и курок спустить.

Растянул наше прощание на сколько это возможно. Вместе с собственными похоронами и ее отчанием. Видел на камерах как ее ломает от страха перед расплатой и успокоить пойти не мог, сказать что не будет ничего.

Смотрел как она там плачет и чувствовал как дерет меня на части от ее слез, а от боли ее сам загибаюсь, скручивает так, что и не разогнусь в жизнь.

И эта война внутри, удар за ударом.

Терплю стиснув зубы, а меня хлещет все беспощадней. Уже на коленях и места живого не осталось, и вот вот разорвет, а эта тварь, и секундной передышки не оставляет. А нож измены глотку дырявит не давая сделать вдох.

И я уже блюю своими внутреностями.

Раздробило на осколки, не собрать.

И швыряет меня как буй от стены к стене, от понимания что ребенка ждет от другого, а я даже, и не думал что так хотел детей, а представил нас гуляющих с малышом, наслаждающихся семейным счастьем, и сдохнуть хочется, раскатал губу инфантильный осел.

Я хотел эмоциональной разгрузки и причененная ей боль принесла это короткое облегчение. Да на секунду, на минуту, но принесла. Потом пожалею конечно, но сейчас это единственный выход, мне необходима эта отсрочка. Только так я мог ее отпустить и спасти от моей огонии.

Я как раненый зверь очень опасен и готов перегрызть даже свою собственную конечность чтобы заглушить эту бешеную суку, что точит меня изнутри.

Даже зная что играет со мной, да мастерски, но претворяется, чуть не сорвался. И вместо того чтобы воздвигнуть между нами стену с колючей проволокой, я чуть не проломил последний барьер.

Еще минута и я бы сжал ее в объятьях, и овладел бы ею прямо там, прижимая к стене, где не раз обладал моей маленькой. И назад бы дороги уже не было.

И какую шутку сыграл бы со мной мой разум, и какую бы словил белку, ведает только дьявол забравший мою грешную душу.

Да даже сейчас, отпустив ее, я не знаю что сделаю завтра и на сколько меня сука хватит.

Как долго может обойтись человек без света? А без воздуха?

Насколько возможно задержать дыхание?

Блядь, да я уже ослеп и задыхаюсь, и мне стоит титанических усилий не сорваться, и не вернуться назад.

— Ааааааааа!!! Как же больно сука!

Набираю Семена и сажусь в тачку, держусь за руль, и жму педаль газа, с трудом перебарывая желание развернуться.

— Да Александр Андреевич.

Прерванная тишина как нельзя кстати. Выравниваю машину, начинающую входить в поворот.

— Слушай сюда Семен. На все про все у тебя есть примерно один час. Юлия Николаевна переезжает и ей потребуется охрана. Очень хорошая охрана.

— Выбери лучших из лучших, в ресурсах без ограничений.

— Но предупреди парней, что если объект хоть на секунду исчезнет с моих радаров, их всех ждет братская магила.

— Действуй. Детали обсудим позже.

Глава 21

Лежу в постели. Проснулась, но не могу заставить себя встать с кровати. Острое чувство одиночества заползает под кожу, опутывает острыми щупальцами и причиняет физическую боль.

Прислушиваюсь к себе, к своему ноющему телу и понимаю, что из-за мучивших меня всю ночь кошмаров снова разбита, и выбилась из сил.

Хорошо хоть сегодня ко второй паре и можно минутку похондрить.

И мне бы просто распахнуть глаза, и встретится с реальностью…

Но…не могу.

Переворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди, собираюсь в комочек пульсирующей боли. Прячусь в своем воображаемом мирке, где хоть капельку, но легче.

Уже неделя, как я пытаюсь собраться с силами и жить дальше. БЕЗ НЕГО. И неделя как я ЕГО не видела. Тупая ноющая боль заполняет холодом сердце, сковывает тело.

Та наша встреча в спальне после моего изволения из золотого серпентария на восточный манер, была последней.

После того как он оставил меня в ней одну, я проревела пол ночи и полностью опустошенная, напоминающая больше серую тень, нежели живого человека, кое как закидав в сумку свои вещи, вызвав на пять утра такси, вернулась в общежитие.

Мне повезло хотя бы в одном, что на мое место за это время никого не заселили. Иначе, я даже не знаю чтобы я делала. Но предстояло пройти еще блокпост через Клавдию Михайловну.

А наша коменда конечно же не упустила случая чтобы ткнуть меня носом в то самое.

— Что явилась, не запылилась? — донеслось в ответ на мое — Доброе утро Клавдия Михайловна.

— Шляются, шляются месяцами. Шлындрают не пойми где. А потом на те, здрасти, тут она мы.

— Навоображают из себя датских принцесс, королевы трущеб мать вашу и вот все как одна поджав хвост, возвращаются обратно.

— А ты прими их Клавдия Михайловна, оформляй. Мне ж заняться нечем по вашему. — размашисто вписывает мою фамилию в общую тетрадь.

— И хорошо ежели не брюхатые. — оторвав глаза от строчки, сканирует меня на сей предмет.

— И что же вам всем паганки этакие на месте не сидится… птю — сплевывает.

— Ведь была нормальная девка, а теперь на кого похожа…Смотреть противно. — брезгливо кривит свое немолодое лицо, от чего оно покрывается рябью морщин.