Страница 11 из 12
К моему удивлению, у меня оказались задатки снайпера, и я показывал лучшие результаты по стрельбе из всего нашего набора. Даже сам собой гордиться начал. Снайперскую винтовку Драгунова ко мне и прикрепили в конце курса обучения.
На политзанятиях нам читали лекции по составу народов Афганистана, как себя вести с местных населений, их обычаи и привычки. Так дни шли за днями, раз в неделю звонил домой, жена, вроде бы, успокоилась. Прошло три месяца и нам объявили, что через пару дней забросят в Афганистан. Несколько человек испугались и стали усиленно болеть, даже пытались сбежать из лагеря, но не тут- то было. Вокруг охрана и никого никуда не выпускали. Но этих смельчаков с нами не взяли, отправили по домам и еще раз объявили, что кто не хочет, пусть заявит, насильно никуда не отправят. Больше желающих не оказалось, все были готовы к выполнению своего интернационального долга.
Глава третья.
28 декабря 1981 года около трех часов ночи нас подняли по тревоге и отправили на аэродром. Пару часов мы тряслись в грузовом самолете и в 7 часов утра были уже в Кабуле. Здесь нас встретили и повезли в военный палаточный городок, под охраной БТР и военных. Мы с интересом рассматривали окружающую обстановку: вокруг голая степь, ни кустика, вдали, на горизонте, горы. Издалека кажутся не очень большими, но забираться на них стоило большего труда, особенно, если постреливали. Но это было потом. А пока мы осматривались, нас покормили солдатской кашей на завтрак и сказали, что к ней привыкать надо. Хотелось пить. Тут же предупредили, что пить можно только кипяченую воду и только если ты знаешь того, кто тебе ее дает. Отравить могут в любой момент и в любой лачуге.
Потом мы в этом неоднократно убеждались. Дело в том, что Народно-Демократическую партию Афганистана поддерживала армия и городская интеллигенция, что составляло всего 18% от всего населения. А 70% – это крестьяне, неграмотные и привыкшие к подчинению своего имама, который был родственником или другом полевого командира. Остальные – кочевники, которые жили сами по себе, но с условием, чтобы их никто не трогал. Поэтому нас не воспринимали в качестве спасателей, а, даже, наоборот, считали оккупантами, в следствии чего боролись всеми доступными для них средствами. Выстрела в спину ждали от любого: старухи, еле ползающей у ворот, и пацаненка, лет 6-7, который уже мог уже стрелять из автомата.
Днем нас построили на территории лагеря и стали раздавать по группам, приехавшим командирам подразделений. Мы, с Николаем, попросились вместе и нас направили в отряд, расположенный в Герате. На вертолете, через пару часов мы были уже на месте. Расположился отряд в старинной крепости, здесь же находились бойцы «Царандоя» и бойцы отряда КГБ «Каскад». Фактически наш отряд был придан им, и мы постоянно с ними взаимодействовали, если приходилось уничтожать банды.
Нахождение в крепости было очень удобным с многих позиций: вести оборону при нападении банд, прятаться при обстрелах и вести обучение, чтобы никто не мешал и не подглядывал.
Здесь же мы обучали бойцов Царандоя, возникли они после победы революции в 1978 году, вместо полиции и жандармерии. Наши советники разработали для них такую же структуру, которая была у нас: отделы, внутри которых были сотрудники по линии уголовного розыска и участковые инспектора. Только все больше им приходилось работать по выявлению банд и их уничтожению. Вместе с нами они также участвовали в операциях.
Помещение под казарму было сравнительно удобным, койки с Николаем мы выбрали рядом. Руководитель нашей группы майор из Челябинска, Константин, нам объяснил стоящие перед нами задачи: знакомиться с населением, которое постоянно мигрирует, через установленные нами блок посты, вербовать среди них агентуру и выявлять нахождение банд. Ставили перед нами и показатели работы, как без этого в нашем плановом социалистическом хозяйстве обойтись, в течение месяца каждый из нас должен был выявить и организовать не менее трех налетов на банды. Только больше это на показуху было похоже, потому, что приходилось гораздо чаще участвовать в операциях. Но счет погибшим моджахедам, вели отдельно. Мы отправляли наверх одни цифры, а там они становились весьма значительными. Если их сложить, то от населения Афганистана, наверное, никого бы не осталось.
Главным стимулом для вербовки афганцев были деньги: за деньги многие из них были готовы даже мать родную продать, что не раз подтверждалось на практике. Так, в один из дней я получил информацию от своего агента, что в одном из кишлаков находится на отдыхе банда. Сели мы с ним на вертолет и группой вылетели к месту назначения. При подлете, он стал объяснять, где расположились члены банды и указал на дом, сказал, что рядом с ним живет его брат. Я у него спрашиваю: «А ты не боишься, что снаряд попадет в дом твоего брата и может погибнуть вся его семья?» А он так спокойно мне и отвечает: «На все воля аллаха». Меня это здорово поразило. Правда, в этот раз, снаряды не попали в дом его брата, а банду мы уничтожили.
Первая ночь прошла у нас относительно спокойно. А на утро, я почувствовал себя не комфортно, желудок стал выражать свое недовольство новой пищей и всей этой средой. Николай с ребятами смеялись и советовали пить водку с солью, якобы поможет. Между прочим, нам выдавали на месяц бутылку водки и бутылку коньяка, а если праздник, то в двойном размере. Но такое лекарство мне претило, стал таблетки пить, но и они не очень помогали, засел на целый день на «толчке». Помог мне местный «царандоевец», дал какую гадость, зато помогла. А следом за мной и Николай пострадал. Теперь я уже смеялся. Вообще санитария у нас была жесткая: своя кружка, ложка и тарелка, руки мыть перед едой, в общем, все «по-взрослому». Да и не мудрено, гепатит был серьезной проблемой и некоторая часть военнослужащих и наших бойцов, сильно пострадали от него и их отправляли домой с таким заболеванием.
Начались у нас будни. С утра на блок посты, знакомимся с населением, вычисляем возможных бандитов, засланных «казачков», вербуем себе агентов, выясняем, где поблизости банды и так до четырех – пяти часов вечера. Снимаются посты, и власть переходит к моджахедам. У нас в провинции главным был Исмаил – Хан, чаще его называли Туран Исмаил. Это бывший капитан Афганской Армии, перешедший на сторону оппозиции. Хорошо знающий местные условия, жестокий и непримиримый. Против нас была развернута настоящая партизанская война. Днем они могли приехать в город, как обыкновенные крестьяне, все высмотреть. А с наступлением ночи, подобраться через известные только им тропинки и совершить нападение на нас или государственное учреждение. Своих вырезали, так же безжалостно, как и наших, если попадали к ним в плен.
Опорой моджахедам служили многочисленные кишлаки, которые снабжали их пропитанием и пополняли ряды. В случаи нашего нападения они умело уходили из-под обстрела, пользуясь водоснабжающими колодцами и их разветвлениями. Мы же при подлетах уничтожали их дома, так что многие кишлаки стояли пустыми, где они тоже прятались. Оружие к моджахедам поступало из Ирана и Пакистана, там же они проходили военную подготовку.
В один из дней при проверке приезжих, мне сообщили, что со мной хочет встретиться один из полевых командиров, якобы желает перейти на сторону власти. Такие эпизоды были не раз, но что меня насторожило, так эту встречу мне назначили в одном их брошенных кишлаков. Когда я доложил командиру, мы обсудили и решили, что, скорее всего, меня будет ждать засада. В то же время эта банда доставляла нам много хлопот, поэтому приняли решение, попробовать их перехитрить. Встречу назначил я на три часа. Утром, около 10 часов, наши две группы и группа «царандоевцев», скрытно выдвинулась к кишлаку. Там еще никого не было, поэтому мы заняли очень удобные позиции. И вовремя. Около 12 часов подъехали две автомашины и из них вышли около десятка бандитов. Как только они направились к одному из домов, мы открыли огонь. Банда, почти, в полном составе была уничтожена. Один из захваченных бандитов, потом подтвердил, что хотели захватить меня в плен.