Сплетенные (ЛП)

Ни одна женщина не делала этого раньше. Ни одна женщина не вызывала у меня желания заявить на нее права. И ни одна женщина не заявляла на меня прав.

Часть меня, бл*дь, хочет убежать подальше от первобытного желания, которое я испытываю, желая удержать эту женщину… но, другая огромная часть меня хочет, чтобы сказал: «Нах*й все это». Потому что убью любого мужчину, который попытается прикоснуться к ней. Я убью любого мужчину, который посмеет, бл*дь, взглянуть на нее. Уничтожу всех и все, что может разрушить это. Нет смысла бороться.

ГЛАВА 2

СЛОАН

Звук телевизора сообщает, что Лэйси проснулась. Начинаю привыкать к подобному ритму жизни здесь, на складе, хотя раньше Зет не будил меня на рассвете. Не то чтобы я не могла привыкнуть к этому, если это будет происходить на регулярной основе. За последние полчаса Зет облапал меня с ног до головы… без сомнения. Запретное опасно, и я не хочу, чтобы он останавливался, потому что это безумно приятно, но как только он слышит телевизор, его словно бьет током. Зет встает, вытирая лицо руками.

— Мне лучше свалить отсюда.

Я приподнимаюсь на локтях, наблюдая за ним, когда он совершенно голый и босой идет в ванную комнату. Обратно на место преступления. Мне открывается великолепный вид на его зад, когда он исчезает за дверью.

— Иди помойся, Слоан, — говорит он.

Он прав: я грязная, и не только внешне. Потому что больная часть меня не хочет идти в душ. Хочется одеться и проходить так весь день, зная, что он во мне. Зная, что следы его оргазма все еще на моей коже. Это абсолютно, социально, однозначно неправильно — ходить в чужих телесных жидкостях, поэтому я иду за ним в ванную. Он ждет меня, опираясь одной рукой о стену. Указывает в направлении душа, где моя пижама все еще валяется мокрой кучей на плитке.

— Заходи, — приказывает он.

— Ты присоединишься ко мне?

Мое тело, вероятно, не готово к еще большему вниманию с его стороны, и все же я готова попробовать. Однако Зет качает головой.

— Не сейчас.

Залезаю в душ и включаю воду, задаваясь вопросом, какого черта он собирается делать, пока я принимаю душ; мы еще не достигли той стадии наших отношений, когда я чувствовала бы себя комфортно, если бы он совершал утренние мужские обряды. С душем и бритьем я могу смириться, но не со справлением нужды. Я намыливаюсь, используя его чрезвычайно мужественный гель для душа в черной бутылке, а затем втираю его в волосы.

Зет прислонился спиной к стене, наблюдая за мной. Лицо не выражает эмоций; я знала, что, когда он так выглядит, в его голове обычно много чего осмысливается. Знаю, что нет смысла спрашивать, что происходит, поэтому намыливаю волосы и тело и позволяю ему наблюдать. Ополоснувшись, выхожу из душа, закутываясь в массивное полотенце, которое он протягивает.

Оборачивает его вокруг меня, почесывает челюсть, а затем выходит из ванной, закрывая за собой дверь.

На мгновение я замираю, глядя на закрытую дверь, задаваясь вопросом, какого черта произошло. Серьезно. Он сбивает с толку. Мне редко удается понять, что происходит в его голове. Часть меня хочет знать, о чем он думает, но другая часть слишком напугана, чтобы заглянуть внутрь головы Зета Мэйфейра. Кто знает, что таится в темных уголках его разума? Я уже до смерти напугана монстрами, которые поселились в моей голове.

Слышу, как закрывается дверь в спальне Зета, и понимаю, что он оделся и пошел проведать Лэйси. Плотнее закутываюсь в полотенце и возвращаюсь в свою комнату… с каких пор она стала моей комнатой… как раз в тот момент, когда раздается звонок мобильного телефона.

Несколько дней он был выключен, но вчера вечером я подключила его к зарядке, желая встретиться лицом к лицу с реальностью. И была немного удивлена, когда он не взорвался от наплыва пропущенных звонков и сообщений. Даже забеспокоилась. Никаких звонков с работы? Из полиции? И что это значит? Я получила миллион сообщений от родителей, в которых они спрашивали, в порядке ли я. Множество пляжных фотографий, их наслаждающихся отпуском, который я оплатила — перелет, отель, бар, обслуживание в номерах, — чтобы вывести из-под удара.

Моя мать потратила практически все их сбережения, пытаясь найти Алексис, так что они никогда не смогли бы позволить себе этот отпуск. Подозреваю, что отец не стал бы тратить все сбережения, если бы это не делало мою мать довольной. Я начинаю узнавать много нового о своем отце. Его реакция на мой рассказ о том, где Алексис была последние два года, была из ряда вон выходящей. Как только они вернутся, и Чарли Холсан исчезнет, я поеду в Лос-Анджелес, чтобы переговорить с ним. А пока…

Я беру мобильный телефон с прикроватной тумбочки и хмуро смотрю на экран: Олли.

Оливер Мэсси — мой обеспокоенный коллега и вроде как лучший друг в больнице. Должна ли я ответить? Вспоминаю, что он сказал, когда мы виделись в последний раз после аварии, искорежившей мою машину… — «Как только… как только ты поймешь, что влипла, приходи ко мне, хорошо? Не затягивай с этим…» — и я тут же чувствую себя ужасно. Обычно мы с Оливером выпивали после работы, раз или два в неделю. Он приносил нам на обед еду, когда знал, что в столовой день болоньезе, потому что ему известно, как сильно я не люблю это блюдо. Раньше мы были намного ближе, чем сейчас; я игнорировала его с тех пор, как Зет появился в моей жизни. Если бы мы поменялись местами, я бы точно беспокоилась о нем. И злилась. Несколько дней держала его в неведение о том, жива или нет. Я отвечаю на звонок.

— Привет.

Тишина. Я уже думаю, что не успела ответить на звонок и собираюсь взглянуть на экран, чтобы удостовериться в этом, когда на другом конце провода раздается громкий, раздраженный вздох.

— Привет? Привет?

О боже. Похоже, он зол. Очень зол.

— Я так понимаю, ты пытался связаться со мной?

Практически чувствую напряжение, исходящее от Оливера на другом конце провода. От этого моя кожа покрывается мурашками.

— Пытался связаться с тобой? Слоан, что, бл*дь, с тобой не так? Я словно безумец носился по всему городу в поисках тебя!

— Ты… ты серьезно?

— Да! Конечно, я, бл*дь… — Он резко замолкает, и я могу представить разочарование, отразившееся на его лице. Я и раньше видела его очень злым, поэтому знаю, о чем говорю — это пугающе. — Слоан, ты самый безрассудный, беспечный человек, которого я когда-либо встречал, ты в курсе?

— Прости, ладно? Я знаю, что должна была позвонить тебе, но…

— Нет! Бл*дь. — Он делает глубокий вдох, останавливаясь на мгновение. — Неважно, звонила ты или нет. Ну, вернее важно, но я не это имею в виду. Сколько ты училась в медицинской школе? Как сложно тебе было получить ординатуру в больнице Святого Петра? А?

Его слова попали в цель. Дерьмо.

— Слоан? Как долго? Потому что это стоило мне долгих лет без сна и галлоны крови, пота и слез, но по сравнению с тобой я халтурил. Ты задумывалась об этом, когда убегала от гр*баного агента УБН, Слоан? Заботилась ли ты обо всем, чего лишалась? Потому что я в растерянности.

Он прав. Он абсолютно прав, и все же я не могла поступить иначе. Не в тот момент, когда Чарли Холсан расхаживает по коридорам больницы. Не после того, как он пытался вытеснить меня с дороги на своем претенциозном «Астон Мартин», пытаясь привлечь внимание Зета. Не после того, как он отравил Наннетт Ричардс, совершенно невинного человека, и убил ее, пытаясь привлечь мое внимание.

— Знаю, что ты злишься, — говорю я. — Но тогда это был единственный выбор. Там было не безопасно. И этот агент стреляла в мою сестру, Олли.

— Твою сестру? Я думал, твоя сестра умерла?

Такое ощущение, что содержимое моего желудка сейчас закипает. Мне плохо. Мне очень, очень плохо, и я готова расплакаться. Конечно, Оливер думает, что Алексис мертва. Именно это я сказала ему и всем остальным в тщетной попытке хоть немного успокоиться, когда думала, что больше никогда ее не увижу. Тогда все было проще, и единственной проблемой в моей жизни была потеря сестры. У меня мелькает мысль, может быть, было бы лучше, если бы никогда не нашла Алексис. Я в шоке от боли, которую чувствую. Жить с неопределенностью, жива она или нет, было жестоко, но от ее предательства больнее.