Страница 4 из 24
Беру классику. "Томпсон" в лучших традициях разборок чикагских мафий тридцатых годов.
Дергаю затвор и, чувствуя себя отъявленным разбойником Джоном Дилленджером: в деловом костюме да с пулеметом наперевес вальяжно иду в гущу событий. Гоблины, завидев меня, недоуменно озираются тупыми плоскими рылами с крючковатыми носами, а я уже нашпиговываю их тела магическим свинцом.
Гоблин-автоматчик пытается подстрелить меня, но точечная очередь превращает его в орущие багровое решето: два ближних смельчака с ревом бросаются вперед, занося топоры, но в сантиметрах от меня их головы лопаются от пуль, как шарики, наполненные кровью. На этом сопротивление и кончилось.
С хрюканьем и визгом остальное гоблинское отродье как тараканы разбегается по углам, оставляя убитых товарищей. Я же победоносно выхожу к местным обитателям Склепа. В руках дымится пулемет.
Жители осторожно опускают оружия, недоумевая появлению спасителя из темноты: дикие, голодные, в рваных лохмотьях вместо одежды, на многих плоть сгнила до скелета (признак острой нехватки эмоций). Без энергетической подпитки души с Земли в прямом смысле превращаются в ходячих мертвецов.
– Артур? – ко мне навстречу вышел скелет с редкими ошметками мяса на теле, шляпой с самодельной звездой шерифа и рваной куртке. Его огромные карие глаза диким взором взирали на меня из костяных глазниц. – Давненько ты к нам не заглядывал.
– Оно и видно. Без меня тут совсем бардак у вас.
– Умеешь же ты эффектно появляться, старый черт, – мертвец кладет револьвер в кобуру и протягивает мне руку, обтянутую сухими лоскутами кожи.
– Я тебя тоже рад видеть, Джо! – снова криво нарисовав радость на лице, пожимаю её. – Смотрю, изголодались вы тут совсем, – оглядываюсь на женщин и мужчин, похожих либо на больных проказой, либо на трупы, подверженные эксгумации.
– А чего ты хотел? Нападения усилились. Ваши давно не заглядывают, вот и не получаем питания. Уже думали кровь начать пить.
– Ну-ну, в крайности-то хоть не бросайтесь. Жизнь вурдалака, думаю, похуже вашей будет, – К слову, мертвец может испытывать подобие эмоций и облегчать состояние депрессии, если будет пить кровь живых существ, но есть "маленькие" побочные эффекты: с каждой такой трапезой он медленно, но верно превращается
в кровососущие животное с большими клыками и теряет последние остатки разума, становясь диким зверем. – Человеческий облик лучше сохранять до конца.
– Ой-ой, философ нашелся, поди просто рассуждать о человечестве, регулярно получая эмоции и отдыхая в квартирке со всеми удобствами, – нахмурился шериф, он же мэр Склепа. Джо – бывший демон, лет сто назад каким-то чудом сумевший сбежать
из Ада. Правда, его побег ни к чему хорошему не привел. За пределами Ада жизнь для иммигранта с Земли ничуть не лучше, чем там. Пока он по лесам скрывался от демонов, успел растерять последние остатки демонической энергии и перестал представлять для дьявола интерес.
Казалось бы, все позади, но не тут-то было. Без адской энергии бывший демон – всего лишь душонка мертвеца, и в Мире Мёртвых своей жизненной искры не имеет. Проще говоря, у него не было эмоций, и он стал совсем как Извозчик, но с маленьким отличием: ему никто не предоставит работу, где бы он смог получить пилюли радости, легкой грусти или восторга.
Пришлось как-то выкручиваться, находить по лесам другие брошенные души и вместе с ними строить городок.
Цель такого городка: построить небольшое поселение с отелем для проезжающих Извозчиков, чтобы те за безопасный ночлег платили им крохами с барского стола, эмоциями.
Кто попадает в обитатели городков мертвецов? Сбежавшие из Ада, как Джо, изгнанные из Рая, души, которые были утеряны во время доставки на Страшный Суд и даже некоторые Слуги Смерти, уставшие от рутины в Городе Суда.
Да, такие, кто ради уличной романтики готов терпеть постоянное депрессивное состояние и эмоциональное голодание, тоже встречаются.
Много ли таких душ, оказавшихся выброшенными на просторы Мира Мёртвых без предназначения? В сравнении со всеми душами ангелов, демонов и Слуг – совсем мало.
Но с учетом того, что Мир Мёртвых существует тысячи лет, и его населяет миллиарды бывших людей, то вольных мертвецов тысячи, а то и десятки тысяч.
– Брось жаловаться, Джо, лучше спать меня уложи и людей своих успокой, а то, вон какими дикими глазами на меня пялятся.
– Ты на сколько? – резко поинтересовался Джо. Его голодный яростный взгляд меня немного напрягал.
– До рассвета. Как обычно, – мне это не казалось. Обглоданные жители действительно медленно и ненавязчиво окружают меня. Они были слишком голодны, чтобы изображать дружелюбие, и их жажда порвать меня была очевидной.
– Сколько заплатишь?
– Как обычно: три радости, либо два блаженства и пять бодростей, – кольцо из жителей все сжималось. Джо был напряжен. – Больше платить не стану! – стая ободранных зомби готова уже меня разорвать. Резко дергаю затвор и стреляю в воздух. Кольцо сразу расходится. – Джо, – стиснув зубы обращаюсь к мэру. – Ты меня расстраиваешь! Грабить Извозчика, а тем более меня, совсем не по-товарищески, после такого в твою дыру ни один даже самый затюканный водилка не заглянет.
В его взгляде что-то резко поменялось: голодный хищный взор сменился здоровой решимостью командира.
– Всем разойтись! Быстро! – рявкнул он на местных.
Те, почитавшие его железный авторитет даже в самых тяжелых ситуациях, покорно разошлись и опустили свои самодельные орудия из деревяшек и камней. – Прости, брат, – он, глядя в глаза, похлопал меня по плечу. – Мы просто все очень голодны, я не хотел тебе навредить.
– Да ладно, все понимаю, тоже не в духе, когда баночка заканчивается.
– Платишь по стандартному тарифу, Артур, можешь даже дешевле, ты нас спас все-таки…
– Да нет, Джо, вижу, что у вас тут народ голодает, так что плачу по правилам, никаких скидок.
– А ты благородный. Удивительно, что в Рай тебя не взяли.
– Видимо, Высшие Силы поняли, что я не захочу носить нелепый белый халатик. Сейчас, тачку в гараж загоню, не хотелось бы, чтобы
её ночью кто-то поцарапал.
Возвращаюсь к одинокому немецкому железному коню, кладу автомат обратно и отвожу машину в крытый деревянный сарай, похожий на конюшню.
В нем могло поместиться штук пятнадцать автомобилей, только как они там разворачивались в потемках, чтобы друг друга не помять, оставалось загадкой.
Тем временем на улице стало тихо. Жители Склепа разошлись
по домам, унеся в берлоги раненых. Трупы гоблинов так и остались валяться посреди площади: убирать их у местных не было сил.
Городишко назывался Склепом, потому что кривые трехэтажные домишки в нем были сделаны тяп-ляп: каждое безобразное кривое строение как бомж на последней стадии алкогольного опьянения опирался на такого же наклюкавшегося товарища. Одним словом, все дома с каждой стороны улицы были слеплены в отвратительного лежачего Франкенштейна.
Отель. На двери надпись, нанесенная на лист из содранной кожи гоблина: «Hotel».
А внутри все довольно цивильно: вполне ровная лестница, ведущая на второй этаж, по полу практически не бегают тараканы и прочие насекомые, блестит отполированная стойка ресепшна, за которой стоит бледный исхудавший мертвец с местами ободранной кожей.
Он смотрит куда-то в стену мутным взором и потягивает из сосуда какую-то красную жидкость. Судя по тому, что от живого трупа разило спиртом, а изо рта уже выглядывали крохотные клыки, он мешал самогонку с кровью. Видимо, думал, что если будет мешать с алкоголем, то не будет превращаться в вурдалака. Наверняка подобно заядлым алкоголикам, думающим, что культурно выпивают, он вряд ли признавался себе, что медленно превращается в кровожадное чудовище.
Кладу на стойку положенное количество эмоций. Тот, не глядя на меня и с полным равнодушием к таблеткам сгребает их в ладонь и кладет в ящик. Видимо, его кровавая самогонка стала его основной зависимостью.