Страница 2 из 21
С Танькой мы поссорились еще летом, и с тех пор от нее не было ни слуху, ни духу,
от чего в моем сердце зияла незаживающая рана, а он ее бередил. Я решила поскорее закончить вечер воспоминаний и спросила у него:
– Будешь пирожки брать? Или продолжишь покупателей отпугивать? Сейчас никто не
любит в очереди стоять.
Он внимательно посмотрел на меня:
– Какие посоветуешь?
– С вишневой начинкой.
Он покосился на мой рукав, а я покраснела, если только было возможно стать еще
более красной.
– Мне пять пирожков.
Я прыснула:
– А ты не лопнешь?
Он сказал, что накормит ими своих сослуживцев, а если пирожки окажутся вкусными,
то каждый день станет их покупать. Я начала привычно расхваливать товар и осеклась.
– У тебя есть мобильный телефон? – спросил Алик.
– Конечно.
– Дай мне его на минутку.
Я протянула ему свой старенький «Алкатель». Он с ним немного повозился, после
чего вернул со словами, что мы обменялись номерами телефонов, так что созвонимся, после этого расплатился за пирожки и, помахав мне рукой, наконец, удалился. Я перевела дух.
– Крутой чувак, и к тебе неровно дышит, – подытожил Васька наш разговор.
В это время подвезли заказанные пирожки, и я занялась приемкой товара.
За ужином я придирчиво рассматривала Генку. Естественно, с Аликом Медведевым
он не шел ни в какое сравнение, но был крепким и вполне симпатичным парнем. Я вдруг поняла, что ничего о нем не знаю. Конечно, мне известно его, имя, дата и место рождения, но и только. Чем он зарабатывает на жизнь, оставалось для меня загадкой. Во всяком случае, на моей шее он не сидел, да я этого и не допустила бы.
У меня и без него захребетников хватало. Я оплачивала квартиру, в которой жили брат и тетка, а то бы их давно выселили, и покупала им одежду в секонд-хенде. Я их не любила, все теплые чувства к ним остались в далеком детстве, но почему-то считала себя ответственной за них.
– Чувство долга – это диагноз, – любила повторять Танька, окончившая факультет
психологии.
Как мне не хватало общения с ней! Именно через нее я приобщалась к более светлой
и интересной жизни. Высокое окно с видом на зеленый сквер – это окно в ее комнате. И длинное светлое платье тоже оттуда.
Мы дружили с ней с первого класса и всегда сидели за одной партой. Когда в пятом классе погибли мои родители, ее мать взяла надо мной шефство. Она постоянно приглашала меня в гости, угощала и старалась что-нибудь подсунуть из Танькиного гардероба.
Тетя Варя, двоюродная сестра мамы, приехала из Брянской области и оформила опеку надо мной и моим братом. Лешка с рождения был умственно отсталым и учился в специальной школе. Родители как-то сумели найти подход к больному сыну, и он рос очень добродушным. Я играла с ним, как с маленьким ребенком, хотя на самом деле Лешка на пять лет старше меня.
Если бы тогда родители не поехали в гости к друзьям, и товарный поезд не врезался бы в пригородный автобус, то наша жизнь сложилась бы совсем иначе! Но они поехали, и оба погибли.
Тетя Варя поначалу справлялась с ситуацией. Я помню, как она утешала меня, когда я тосковала по родителям, читала Лешке книжки. Потом она устроилась уборщицей в ближайший гастроном. Во времена безденежья и тотального дефицита это было совсем неплохим местом. Во всяком случае, мы не голодали.
Однажды в нашей квартире появился дядя Коля, тихий и незаметный. Он прожил у нас несколько месяцев, потом исчез. Тетя Варя впала в меланхолию, затем к ней стали приходить подруги по работе и устраивать шумные застолья.
Тем временем Лешка повзрослел, превратившись из добродушного ребенка в агрессивного и глупого парня. Он нигде не учился и не работал. Кому нужен такой работник! Связался с какими-то бомжами, которые, как я подозревала, использовали его в своих целях. Это я сейчас все понимаю, а тогда, в двенадцать лет, я просто видела, как то, что еще оставалось от моего прежнего мира, катится в пропасть. Танины родители мне сочувствовали, но иногда их опека казалась слишком уж снисходительной. Я мирилась с этим, так как их дом был единственным островком нормальной жизни, где я могла, хоть иногда, перевести дух.
С Таней мы были настоящими подругами, всем делились и вместе мечтали. Прежде всего, мы хотели поступить в институт, потом выйти замуж, завести детей и дружить семьями. В девятом классе я выдержала настоящий бой с тетей Варей, которая настаивала, чтобы я шла в училище. Но именно в тот год появилась новая учительница литературы Валентина Александровна, которая отметила мои литературные способности. Она именно так сформулировала похвалу в мой адрес, и дала толчок к моему развитию. Мои сочинения она всегда хвалила за четкую позицию, ясное изложение мыслей и образный язык, приходя в ужас от моей безграмотности. Орфография – еще туда-сюда, но с пунктуацией я была совсем не в ладах.
– Женя, ты запятые вообще не ставь, – предупредила меня Валентина Александровна
перед выпускным сочинением.
В результате наших общих усилий за него я получила 5/3, то есть 5 – за содержание и
3 – за грамотность. Я занималась, не щадя себя, и полностью абстрагируясь от домашней обстановки, но на первом же вступительном экзамене – сочинении – срезалась. Видимо, моя грамотность, а вернее, безграмотность перевесила возможные достоинства содержания. Через месяц я повторила попытку, надеясь поступить на вечернее отделение. Результат был тем же.
– Я же говорила тебе: «Иди в училище!» – злорадствовала подвыпившая тетя Варя. –
Так нет, на институт замахнулась! Только два лишних года на моей шее сидела!
– За меня пенсию платят, – защищалась я.
В общем, тетя Варя устроила меня в свой гастроном, откуда и началось мое хождение
по торговым точкам.
Таня тоже звезд с неба не хватала, но родители пристроили ее на платное отделение. Наша жизнь стала совсем разной, но мы продолжали дружить, все рассказывая друг другу. И так было вплоть до ее свадьбы.
За день до нее я узнала, что свидетельницей будет ее однокурсница Света – интеллигентная и избалованная девушка из состоятельной семьи. Меня это сильно задело и в голове никак не укладывалось.
Посадили меня вдалеке от невесты, в конце стола рядом с какими-то пенсионерами, где я и сидела, никому не нужная и забытая. Платье, надетое на мне, вдруг показалось безвкусным, а макияж – вульгарным. Обиженная на весь мир, я, вопреки своим принципам, изрядно набралась и решила покинуть торжественное мероприятие. В это время какой-то невзрачный парень пригласил меня на танец, а потом вызвался проводить до дому. Не знаю почему – от обиды, от одиночества или еще от чего, но я позволила ему остаться на ночь. Об этом у меня сохранились смутные и не очень приятные воспоминания. Я постаралась побыстрее все забыть, и это мне удалось.
Через день после возвращения из свадебного путешествия в жаркие страны Таня позвонила и набросилась на меня:
– Ты что, совсем с катушек съехала? Макс сказал, что переспал с тобой. Я чуть под
землю не провалилась со стыда. Он и на меня с намеком посмотрел: Может, и ты такая – готова с первым встречным завалиться? А потом спрашивает: «А где она работает?», я говорю: «В торговле». А он: «Чем она торгует?» – и ржет. Неужели ты ему про пирожки говорила?
– Может, и говорила, не помню. А в чем дело?
– Если ты этого не понимаешь, то нам не о чем говорить, – и бросила трубку.
Я все ждала, что она одумается, перезвонит и извинится. Но не дождалась и через
неделю позвонила сама:
–Танька, по-моему, это ты с катушек съехала. Кому какое дело до того, что я переспала с этим слизняком? Я и сама об этом жалею, ты же знаешь мою брезгливость. Просто какое-то затмение нашло. Можно подумать, что у тебя такого не было! Если кому порассказать…
Договорить я не успела.
– Ты меня шантажируешь, дрянь? – услышала я ледяной голос, затем связь прервалась.