Сборник рассказов

Рвота

Перевод с японского: Дмитрий Коваленин

Он был из тех немногих, кто обладает уникальной способностью долгие годы, не пропуская ни дня, подробно записывать все, что бы с ними ни происходило; именно поэтому он смог очень точно сказать, когда началась и когда прекратилась его странная рвота. Впервые его вырвало 4 июня 1979 года (солнечно), и перестало рвать 15 июля того же года (пасмурно). Несмотря на молодость, он считался неплохим художником-иллюстратором, и как-то раз мне довелось сделать с ним на пару рекламный макет по заказу одного журнала.

Как и я, он коллекционировал старые пластинки, а кроме того — обожал спать с женами и любовницами своих друзей. Был он на два или три года моложе меня. И к моменту нашей встречи действительно успел переспать с любовницами или женами очень многих друзей и знакомых. Частенько он просто приходил к кому-нибудь в гости и, пока хозяин бегал за пивом или принимал душ, успевал позаниматься сексом с хозяйкой. О подобных случаях он рассказывал с особенным вдохновением.

— Секс второпях, доложу я вам, — страшно занятная штука! — говорил он. — Выполнить все, что нужно, почти не раздеваясь, и как можно скорее… Большая часть человечества сегодня старается этот процесс только продлить, вы заметили? Я же вижу особый смысл в том, чтобы время от времени стремиться и в обратную сторону. Слегка меняется взгляд на привычные вещи — и целое море удовольствия!..

Разумеется, подобный сексуальный tour de force не занимал его воображения целиком; в размеренно-неторопливом, солидном половом акте он также находил высокий смысл. Как угодно — лишь бы все это происходило с любовницами или женами его друзей.

— Только вы не подумайте — планов отбить жену или еще каких дурных помыслов здесь нет и в помине! Наоборот: в постели с чужой женой я становлюсь очень ласковым, домашним — как бы членом их же семьи, понимаете? Ведь, в конце концов, это просто секс и ничего больше. И если не попадаться, то никому, совершенно никому от этого не плохо…

— И ты ни разу не попадался? — спросил его я.

— Нет, конечно! О чем говорить… — ответил он с каким-то сожалением в голосе. — Связи такого рода в принципе не разоблачаются — если, конечно, сам себя не выдашь. Всего-то нужно — не терять головы, не делать идиотских намеков и не строить таинственных физиономий у всех на виду… А главное — с самого начала четко определить характер ваших отношений. Дать ей понять, что все это — только игра, благодаря которой можно полнее выразить вашу взаимную симпатию. Что никакого продолжения не последует, и что ни одна живая душа от этого не пострадает. Как вы понимаете, объяснять все это приходится в более иносказательных выражениях…

Мне было трудно поверить, что подобое «ноу-хау» безотказно срабатывало у него всегда и везде. Тем не менее, он не походил на любителя прихвастнуть ради дешевой славы — и поэтому я допускал, что, возможно, так все и было.

— Да в большинстве случаев женщины сами стремятся к этому! Почти все эти мужья и любовники, они же мои же друзья, — гораздо круче меня. Кто манерами, кто мозгами, кто размерами члена… Но я вам скажу: женщине все это до лампочки! Чтобы стать ее партнером, достаточно быть в меру здравомыслящим, нежным, чувствовать ее в мелочах — и все о'кей. Женщине действительно нужно одно — чтобы кто-то вышел, наконец, из статичной роли мужа или любовника и принял ее такой, какая она есть. Хотя, конечно, внешние мотивации — зачем ей все это — могут быть очень разными…

— Например?

— Ну, например, отомстить мужу за его «подвиги» на стороне. Или развеять скуку однообразной жизни. Или же просто доказать самой себе, что, кроме мужа, ею еще могут интересоваться другие мужчины… Такие нюансы я различаю сразу — достаточно посмотреть ей в глаза. И никакого «ноу-хау» здесь нет. Скорее, тут какая-то врожденная способность. Одни умеют, другие нет…

У него самого постоянной женщины не было.

Как я уже говорил, мы оба были заядлыми меломанами, и время от времени обменивались старыми пластинками. И он, и я собирали джаз шестидесятых-семидесятых годов, но вот в географии этой музыки наши вкусы едва уловимо, но принципиально расходились. Я интересовался белыми джаз-бэндами Западного Побережья, он собирал, в основном, корифеев мэйнстрима вроде Коулмэна Хоукинс или Лайонела Хэмптона. И если у него появлялось, скажем, "Трио Питера Джолли" в закатке фирмы «Викт_р», а у меня — какой-нибудь стандарт Вика Диккенсона, то очень скоро одно обменивалось на другое к великой радости обеих сторон. После этого весь вечер пилось пиво, ставились очередные пластинки, и за дебатами о качестве дисков и достоинствах исполнителей совершалось еще несколько удачных «сделок».

О своих странных приступах рвоты он рассказал мне в конце одной из наших «пластиночных» встреч. Мы сидели у него дома, пили виски и болтали о чем попало. Вначале — о музыке, потом — о виски, ну а болтовня о виски уже перетекла в просто пьяную болтовню.

— Однажды меня рвало сорок суток подряд! — сообщил он мне. — Ежедневно — ни дня передышки. Да не с перепою, и не от болезни какой-нибудь; здоровье — в полном порядке. Просто так, безо всякой причины желудок раз в день выворачивало наизнанку. И так — сорок дней, представляете? Сорок! Чуть с ума не сошел…

Впервые его вырвало четвертого июня в восемь утра. Однако в тот, самый первый раз особых претензий к рвоте у него не возникло. Поскольку до этого он весь вечер накачивал желудок виски и пивом — вперемешку и в больших количествах. И потом занимался сексом с женой одного из своих друзей. Потом — то есть, в ночь на четвертое июня 1979 года.

Поэтому когда наутро он выблевал в унитаз все, что съел и выпил накануне, это показалось ему совершенно естественным — дескать, всякое в жизни бывает. Конечно, с тех пор, как он закончил универститет, подобного с ним не случалось. И тем не менее, в том, что человек блюет наутро после пьянки, ничего странного он не увидел. Нажав на рычаг сливного бачка, он отправил омерзительное месиво в канализацию, вернулся в комнату, сел за стол и принялся за работу. Самочувствие нормальное. День выдался на редкость ясным и жизнерадостным. Работа спорилась, и ближе к полудню ему захотелось есть.