Страница 20 из 26
Помимо офицерских, активное участие в борьбе принимало и множество других подпольных организаций. «Петроград, – указывал на этот факт член «Комитета спасения Родины и Революции» и «Союза возрождения России» эсер В. Игнатьев, – кишел всякими организациями, поставившими своей задачей борьбу с большевиками и в своем большинстве питающимися из одного и того же союзнического кармана и, несмотря на общность непосредственной цели – сломить большевиков, ненавидящих друг друга, не верящих друг другу, готовых при первом стремлении к дальнейшему строительству России, которую каждая организация понимала по своему, перегрызть друг другу горло…»[373].
Настроение левых эсеров передавало Воззвание их Петроградской боевой дружины от 3 апреля 1919 г., провозглашавшее «переход в наступление против Советской власти… и «беспощадный террор» коммунистам и советским работникам»[374]. И это были не просто слова, отмечает историк Н. Корнатовский: «весной 1919 г. на целом ряде петроградских заводов и фабрик возникли конфликты, инспирированные эсерами и имевшими целью подорвать авторитет коммунистической партии и тем самым ослабить работу по обороне. Эта деятельность демократической контрреволюции совпала с работой белогвардейской конспиративной организации в Петрограде…»[375].
Действительно наибольшая угроза для большевиков возникала именно в моменты объединения усилий разрозненных оппозиционных сил. Наглядным примером тому могло служить Ярославское восстание, в число организаторов которого вошли представители кадетов, монархистов, меньшевиков, эсеров, офицеров белогвардейцев и местных антибольшевистских сил. Подобное объединение имело место и во время сдачи большевиками Пскова, после которого председатель Псковского губисполкома сообщал: «Город не был сдан, он был предан изменой»[376].
Источником средств для этих подпольных организаций стали «союзнические» миссии в России. «Надо отдать должное союзникам, – указывал кпт. Г. Чаплин, – вернее, англичанам. С того дня, как было решено вместе работать, мы от них ни в чем отказа не получали»[377]. С этих пор, подтверждал член «Комитета спасения Родины и Революции» эсер В. Игнатьев, в средствах нужды не было, их источником была английская миссия в Вологде, на ее «средства было куплено оружие, содержались члены организации»[378]. Сам Чаплин получил английский паспорт на имя Томсона и был фиктивно оформлен, как начальник английской военной миссий в Вологде[379]. Именно тайные офицерские организации стали ядром восстаний в Ярославле, Рыбинске, Муроме и других городах весной-летом 1918 г.[380]
«К 1 сентября 1918 г. Московское большевистское правительство оказалось в кольце врагов, – отмечал ген. Н. Головин, – Оно было отрезано от всех внешних морей; в его руках оставался лишь небольшой участок побережья Финского залива у Петрограда. Большевики были лишены Уральской и Криворожской руды, Донецкого угля и Бакинской нефти. Оторванная от всех русских источников сырья промышленность, находившаяся на территории, подчиненной Ленину, осуждена была на гибель»[381]. Московское большевистское правительство оказалось «отрезанным и от районов хлебных житниц Юга России и Сибири. Под владычеством большевиков оставались области, нуждавшиеся в привозном хлебе. В таких условиях детище Ленина…, – подводил итог Головин, – конечно жить не могло»[382].
«Что было в это время у противников большевиков? Силы их, – отвечал И. Майский, – казались неизмеримыми. За ними стояли ресурсы трех четвертей России. У них были хлеб, уголь, железо и морские пути сообщения. На них работали вековые традиции прошлого. На их стороне был весь капиталистический мир со всем могуществом своих материальных, военных и идеологических ресурсов. Сопоставление этих двух величин могло казаться почти кощунственным: так ничтожны были силы большевиков и так необъятно громадны силы контрреволюции»[383].
Победный марш
Белые Армии были в эти дни в зените своих успехов своей славы. Еще усилие, и русское дело выиграно…
1919 год Белые армии начали с наступления по всем фронтам. «Всегда сторона, вырывающая инициативу сумевшая лучше использовать время, бывала победительницей, – пояснял колчаковский ген. К. Сахаров, – Весной 1919 года Красная армия готовилась перейти в наступление, но мы предупредили ее и начали активные действия раньше»[385].
Командовавший союзническими силами на Севере России британский ген. Э. Айронсайд, был несколько другого мнения о причинах раннего выступления Сибирской армии: «В том, что Колчак был прав, развернув наступление в зимнюю кампанию, я не сомневался, – писал он, – Удерживать недисциплинированные войска бездействующими на зимних квартирах в пределах Сибири означало подвергнуть их в полной мере воздействию большевистской пропаганды. В войсках Колчака были и добровольцы, но большинство попало в армию по воинской повинности, и перед весной могло начаться массовое дезертирство. Транспорт и запасы продовольствия к этому времени должны были иссякнуть, и он оказался бы в худшем положении, чем был зимой»[386].
Будущий министр Северо-западного правительства Н. Иванов, указывал еще на одну причину раннего выступления Белых армий: «к маю положение Северного корпуса стало таково, что необходимо было предпринять крупную операцию и успехами последней доказать целесообразность существования русских частей на счет Эстонии и боеспособность их… Я требовал молниеносного натиска вплоть до самого Петрограда, полагая, что тот ведет события, кто наступает, что Петроград немедленно вспыхнет широким восстанием, что на (собственные) силы нам рассчитывать не приходится и что остановка на пути будет катастрофой»[387].
Раннее выступление армии Колчака превзошло все ожидания: «Для красных этот марш маневр… был так неожидан, что они, – отмечал ген. Сахаров, – не могли подготовить никаких мер противодействия… Нам достались большие запасы и богатые склады, захвачены были тысячи пленных и много оружия… Настроения войск приподнялось сразу…»[388]. «Это весеннее наступление белых армий 1919 года было подобно могучей русской тройке, которая не знает ни устали, ни преград…, – описывал его Сахаров, – Красные полчища бежали, делая в иные дни на подводах по 70 верст. Догнать их, окружить и разбить было нельзя. Но, несмотря на это масса трофеев – десятками пушки, сотни пулеметов, винтовки снаряды и патроны – попадала в наши руки. И белые полки буквально рвались вперед… Красные начинали приходить в панику… Народ радостно крестился, вздыхал и просветленным взором смотрел на восток, откуда в его мечтах уже шла его родная, близкая Русь»[389].
Успехи Армии Юга России, командир Белозерского полка Добровольческой армии Штейфон объяснял тем, что «Белые войска, конечно, во всех отношениях превосходили по духу и искусству Красную армию»[390]. «Воодушевлением, личным составом и тактической подготовкой, – повторял он, – Добровольческая армия неизмеримо превосходила большевиков…»[391]. «В апреле казалось все еще безоблачным. Успехи армии продолжались. Наступление развивалось, войска шли все дальше и глубже, манила Волга»[392].
373
Игнатьев В. И. Некоторые факты и итоги 4 лет Гражданской войны (1917–1921 гг.), часть 1–«Октябрь 1917 г. – август 1919 г. Петроград, Вологда, Архангельск» (личные воспоминания) Пг.: Госиздат, 1922, с. 19. (Корнатовский Н…, с. 27)
374
Петроградская правда. 1919. № 78. (Корнатовский Н…, с. 203).
375
См. подробнее: Корнатовский Н…, с. 202.
376
Псковский музей революции, материалы Псковской истпарткомиссии, дело № 3, воспоминания С. М. Артамонова. (Цит. по: Корнатовский Н…, с. 135.)
377
Чаплин Г. Е…, с. 49–50.
378
Игнатьев В. И…, с. 110, 112, 114.
379
Чаплин Г. Е…, с. 50.
380
Ратьковский И. С.…, с. 129.
381
Головин Н. Н. Российская контрреволюция…, т.2, с. 602.
382
Головин Н. Н. Российская контрреволюция…, т.2, с. 602.
383
Майский И. М.…, с. 350.
384
Сахаров К. В.…, с. 97.
385
Сахаров К. В.…, с. 88–89.
386
Айронсайд Э… (Голдин В. И.…, с. 288.)
387
Записки Н. Н. Иванова // Архив Гражданской войны, т.1, с. 40. (Цит. по: Корнатовский Н…, с. 108–109.)
388
Сахаров К. В.…, с. 88–89.
389
Сахаров К. В.…, с. 89–90.
390
Штейфон Б. А.…, с. 70.
391
Штейфон Б. А.…, с. 147.
392
Сахаров К. В.…, с. 90–91.