Акеро

Третья идентификация тела

18 апреля 1925 года

- Итак, что вам угодно? - спросил доктор Конт у епископа Неверского, словно потчуя гостей за столом.

- Все, что вам удастся извлечь, не портя внешнего вида, - отвечал епископ. - В таких ситуациях выбирать не приходится. Может, пару ребер, матушка?

- Мы хотим, чтобы сердце блаженной осталось в ее теле, - сказала настоятельница хирургу. - Монастырь же согласен принять любую реликвию. Главное, чтобы повреждения можно было прикрыть одеждой. - Она обернулась к епископу. - Мы решили выставить тело нашей сестры в соборе.

- В стеклянной раке? - поинтересовался епископ.

- В хрустальном реликварии с позолотой, - похвасталась настоятельница. - Уже сделан заказ у Армана Кайа Катлана в Лионе.

- Прекрасная мысль! - Епископ одобрительно кивнул.

- Посмотрите, коллега, слева нам не подобраться из-за руки, - доктор Конт обратился к доктору Талону. - Есть опасность повредить скелет.

- Пожалуй, вы правы, - ответил врач. - Начнем справа. Будьте любезны скальпель, сестра Клеманс!

Свидетельство матери-настоятельницы Марии-Терезы Возу

2 февраля 1899 года

- Если мне позволено будет заметить, матушка, упорствуя в своем мнении относительно сестры Мари-Бернарды и критикуя стольких выдающихся отцов, более компетентных в данной области, вы проявляете признаки непомерной гордыни. - Старая карга начала испытывать терпение бенедиктинца. - Каноническое дознание признало святость Бернадетты. Не говоря уже о тысячах благочестивых католиков, преданных делу Блаженной!

- Благочестивые католики! - фыркнула мать Мария. - Надо полагать, вы говорите о нескончаемых епископах и кардиналах, да о состоятельных сударынях, которые что ни день приезжали в монастырь послушать россказни Мари-Бернарды, а потом якобы невзначай роняли платочки, чтобы монашка своим прикосновением превратила их в бесценные реликвии! - Настоятельница расхохоталась. - Впрочем, Мари-Бернарда не любила говорить о явлениях. «Ах, как мне надоело пересказывать одно и то же! » - то и дело жаловалась она. А то, бывало, заупрямится: «Простите, матушка, я позабыла! » Как будто такое можно забыть! Вот почему я не верю в ее видения.

- Стало быть, она не хвасталась милостью Пресвятой Девы? - спросил монах, делая пометки в своих бумагах. - Многие на ее месте стремились бы заполучить как можно больше слушателей.

- Только не Мари-Бернарда! - Настоятельница покачала головой. - Она была очень скрытной. Считается, что Пресвятая Дева передала сестре Мари-Бернарде некое послание…

- О да, я помню.

- Так вот, упрямица так и не захотела сказать мне, в чем оно состояло, - негодовала мать Возу. - «Ты обязана передать мне послание Богородицы», - говорила я ей. А она лишь качала головой: «Не могу, это тайна». «Я твоя наставница в благочестии, - напомнила я ей, - У тебя не должно быть от меня тайн! » «Акеро сказала никому не говорить», - был ее ответ. Она называла Пресвятую Деву «Акеро» - «та самая» на языке ее родного Лангедока. В ней не было почтения даже к Богородице! «Ну а как же папа? - спрашивала я. - Ты, что же, и Его Первосвятейшеству ничего не скажешь? » - «Разумеется нет! - отвечала та. - Его это не касается! » Можете представить себе подобную дерзость? Теперь, я думаю, вы не упрекнете меня в моих действиях.

Третья идентификация тела

18 апреля 1925 года

Хирург произвел надрез с правой стороны грудной клетки, извлек пятое и шестое ребра и передал их сестре Клеманс, начальнице монастырского лазарета. Вдруг сестра Клеманс вскрикнула и выронила извлеченные ребра на каменные плиты.

- Пресвятая Дева! - сдавленным голосом проговорила она.

- Что такое? - спросил доктор Конт.

- Они теплые!

- Это невозможно, - компетентно возразил хирург.

- Сестра Клеманс! - поспешила вмешаться настоятельница. - Возьмите себя в руки! - Она нагнулась, подняла ребра и опустила их в чашу со святой водой. - Вы переволновались, - сказала она монахине. - Святые мощи холодны как лед. - Госпожа Форестье дала сестре Клеманс полотенце. - А теперь вытрите их и положите на серебряный поднос.

Но сестру Клеманс было не успокоить.

- Уверяю вас, матушка, они были теплые! - шумно всхлипывала та. - От них исходила теплота живого тела! Хвала Пресвятой Деве! Великую милость ниспослал Господь нашей Бернадетте!

Рыдающую монахиню пришлось увести из часовни. Ее место, впрочем, без особой радости заняла сестра Филомена.

Свидетельство матери-настоятельницы Марии-Терезы Возу

2 февраля 1899 года

- В каких действиях, матушка? - монах сделал вид, что не понял, о чем идет речь.

- Только не говорите, что до вас не дошли все эти сплетни! - усмехнулась игуменья. - А нет, так почитайте старые газеты. Монастырский врач сказал репортерам, что за долгие годы, что Мари-Бернарда провела на коленях, скобля пол, на ноге у нее образовалась страшная опухоль, что способствовало ее безвременной кончине. Из его слов выходило, что это я вогнала ее в могилу, что, несмотря на слабое здоровье сестры, я заставляла ее трудиться сверх меры. Разумеется, тогдашняя настоятельница тотчас уволила его, но сплетни сделали свое дело.

- Позвольте уверить вас, что… - хотел было вставить слово клирик, но настоятельница прервала его и продолжала:

- Впрочем, я этого не отрицаю. Я была строга с Мари-Бернардой. И если она умерла от непосильной работы, стало быть, виновата я.

- Я не сомневаюсь, что вы не хотели… - запинаясь, начал монах.

- И все же, - уверенно продолжала старуха, - я должна напомнить епископальной комиссии, что моим долгом было наставлять послушниц в смирении. Сделав Мари-Бернарду своей избранницей, Богородица ниспослала нашей сестре великую милость. Не удивительно, что Мари-Бернарда возгордилась. А гордыня, как вы знаете, смертный грех. Кроме того, на моем попечении были и другие послушницы. И я не могла допустить, чтобы они почитали в ней святую и тем самым погубили свои души.

- Она была очень больна, не так ли? - Монах сверился с бумагами. - Хроническая астма, грудные боли, одышка. Потом аневризм и размягчение костей.

- Вы правы, - отвечала абатисса. - Каких только хворей у нее не было! Она харкала кровью. Таз за тазом. Откуда в ней! столько и бралось! Ее четыре раза соборовали. Даже для блаженной это многовато!