Страница 2 из 3
ХХХ
В 1986 году я, как и ожидалось, отбыл в свою первую экспедицию на Камчатку. Мы переписывались с Костей, к тому времени я давно считал его своим лучшим другом и, думаю, взаимно. Вернулся в Москву через два года, когда в Советском Союзе уже разрешили кооперативы и Костя сумел удачно встроится в новые правила, занявшись какой-то коммерцией. Мы много общались во всякий мой приезд, но казалось, что, Костя чего-то недоговаривает, есть у него какая-та сторона жизни, закрытая даже от меня. Мне казалось, что у него проблемы с бизнесом. Помню, что спрашивал, не нужна ли помощь, но он отмахивался.
А как-то был случай, он повёз меня на Мосфильм. Там его фирма устанавливала сложное оборудование, и мы ходили по павильонам, подсматривая, как снимается кино. Мы отлично провели два месяца в Москве а потом я снова уехал, уже на Сахалин, снова возвращался и снова уезжал. Но с вокзала или аэропорта я всегда первым делом звонил своему другу.
Из очередной командировки я приехал в ноябре 1990 года, накануне развала Советского Союза. И с удивлением узнал, что мой друг навсегда покинул страну и улетел в США. Понимаете, навсегда уехал и ничего мне не сказал! Он зашел к моей маме и оставил мне на память книгу. Помню, сидел на кухне, только что с самолёта, и ел мамины котлеты.
– Ты надолго ли в этот раз? – хлопотала мама, подвигая мне тарелочки.
– Не знаю, мам, возможно уеду через две недели.
– Так скоро?
– Мама, а ты не знаешь, где Костя? Я ему звонил, но никто трубку не взял.
– Как, ты разве не знаешь?
– А что такое?
– Странно, я думала, что ты сам мне расскажешь какие-то детали. Он приходил где-то полгода назад, в конце мая, сказал, что уезжает навсегда в Соединённые Штаты Америки, что у него готовы все документы. Я его звала попить хоть чаю, но он торопился, лишь попросил передать тебе книгу.
– Какую книгу?
– Ах да, совсем я старая. Говорю про книгу и не отдаю, надо было сразу тебе вручить, – мама пошла в гостиную, покопалась в шкафу и принесла сверток, плотно завернутый в подарочную бумагу. Разорвав упаковку, я обнаружил книгу в голубой обложке с тиснёными очертаниями кораблей.
Книга была новая, я с сомнением перелистнул пару страниц, безуспешно потряс на предмет вложенных записок, а на форзаце прочёл надпись, сделанную рукой Кости: «Моему другу на память».
Времени у меня в тот приезд, действительно было немного, поэтому я сделал пару звонков общим знакомым и на работу, чтобы хоть что-то выяснить про Костю, но так ничего и не разузнал. Понял только, что слухи про его эмиграцию, действительно, ходят. А Яков Фельдман уехал в Израиль. Ну так оно к этому и шло. А через несколько дней уехал сам.
Мама поставила книгу в шкаф рядом с другими. Прошли годы, много воды утекло, много событий случилось. Не стало мамы, я женился, осел в городе, появились дети. Ту квартиру мы разменяли, книги сначала перевезли на новую жилплощадь, а потом и вовсе на дачу. Про стремительного пропавшего друга я так ничего и не узнал, всё ждал, что он сам однажды объявится. А время шло. Признаюсь, в последние годы я вспоминал о Косте совсем редко, память это такая штука, если её не беспокоить, то она спит.
И вот, спустя 20 лет с лишним, я держал в руках ту книгу. Сидел, смотрел на эту голубую обложку с кораблями, вспоминал свою молодость и друга Костю, который с тех пор на связь не выходил.
Теперь торопитья не куда и я завалился с этим томиком на диван. Костя всегда любил приключения, неудивительно, что 20 лет назад он подарил мне именно такую книгу. А я к таким жанрам равнодушен, но всё-таки, дай, думаю, полистаю да почитаю. Углубился в историю открытия Сибири и Камчатки, даже интересно стало, втянулся, как говорят, в сюжет. И вдруг на пустой странице, разграничивающей разделы, натыкаюсь на надпись, сделанную карандашом. Я сразу узнал подчерк Кости.
Текст был такой:
«Извини, что уехал, не предупредив. Зайди к моей сестре, помнишь фотографию на стене? Шашлыки у озера. В том месте, где торчит лопата, я кое-что спрятал. Забери или выброси».
Я смотрел на аккуратные строчки, замерев настолько, что казалось, перестал дышать. Прочитал ещё раз и ещё. Это было настолько невероятно, что подумал, а не шутка ли это. Однако, сомнений не было, это была рука Кости и написать это он мог только тогда, в 1990-ом году. Я пропустил сообщение, оставленное мне 20 лет назад, хотя мог прочесть его еще тогда, когда мама передала мне книгу. Смесь сожаления и какого-то радостного возбуждения охватила меня, до конца дня я думал только об этом, постоянно перечитывая сообщение.
Костя был большим любителем приключений, подобные записки вполне в его духе. Безусловно, он сделал так не для того, чтобы развлечь меня. Он не мог передать маме какие-то предметы, а я был в командировке. Но почему он не передал маме просто записку? Возможно, боялся, что она захочет её прочесть, а книгу открывать не станет, тем более, завернутую в подарочную бумагу.
Я долго размышлял над тем, что же он мог такого мне оставить и решил, что это книги, которые тогда в СССР были если не запрещены, то их наличие в доме могло стоить членства в партии. Но ни я, ни Костя по молодости лет не успели стать коммунистами, а в 90-ом году спокойно читать было можно уже любые книги. Эти мысли настолько захватили меня, что в ту ночь я так и не уснул.
Я всё равно собирался в Москву, поэтому решил, что Марину попробую разыскать, а если всё сложится удачно, то и фотографию на стене увижу, и тайник в итоге смогу поискать.
XXX
Приехав в Москву, я зашёл домой, снял показания электрического счётчика, очистил почтовый ящик от рекламы, полил цветы и тем самым выполнил все намеченные дела.
Марину оказалось найти несложно, хотя прошло много лет. Я был у них пару раз, визуально помнил улицу, дом и подъезд. Было начало одиннадцатого, она, если и живёт по прежнему адресу, то вполне могла уехать на свою дачу по случаю майских праздников. Поехал наудачу и зашёл в их двор. Мне повезло, так как женщина, вышедшая из подъезда, Марину знала. Я объяснил ей, что являюсь старым приятелем, ищу её и женщина подтвердила, что Марина тут действительно живет, на пятом этаже в 42-ой квартире. Когда я позвонил в дверь, мне открыли, не спрашивая. В полумраке прихожей стояла Костина сестра и мне показалось, что она вообще не изменилась.
– Вам кого? – спросила Марина строгим голосом.
– Добрый день. Не узнаешь меня, Марина?
– Пока нет, – она стала осматривать меня. Я дружелюбно улыбался.
– Не удивительно, прошло 20 лет.
– Я вижу, что знакомое лицо! Слушай, ты этот, Костин друг что ли? Максим? – сказала она, разулыбалась и тыкнула в меня указательным пальцем.
– Он самый!
– Ну заходи-заходи, – и она радушно втянула меня внутрь, ухватив за край куртки. – Ну и дела с утра пораньше!
Я осмотрелся. Квартира внутри почти не изменилась и в основном была такая, как я её и запомнил. Книжные шкафы стояли везде, даже в коридоре. На полу был старый советский паркет, много лет не знавший ухода, затёртый в прихожей и блестящий глянцем около плинтусов. Над телефонным столиком раньше висела фотография Горбачёва в рамке, сейчас гвоздик занимал сравнимый по размеру осенний пейзаж. В дальнем краю коридора я сразу увидел нужную фотографию на стене. Марина предложила пройти на кухню и усадила меня за столик.
– Кофе будешь? Ну как живешь, Максим? Какими судьбами? Вот уж не ожидала, честно говоря.
– Хорошие вопросы, большие, – засмеялся я. – Кофе буду, спасибо. Работал, путешествуя и путешествовал, работая. Правда, всё больше по нашей необъятной Родине, пока она ещё была необъятной. Северный морской путь, Новая земля, Таймыр, Камчатка. Морская геофизика и сейсморазведка…знаешь, такие темы, при которых мои близкие начинают зевать.