Страница 6 из 8
Однажды летом она пошла в лес, побродить на свободе и подумать без помех о жизни. Внезапно надвинулась туча, засвистел ветер, полил дождь и разразилась страшная буря. Бур-Ань забилась под дерево, пережидая непогоду. Когда буря прошла, наступила ночь. Девушке пришлось провести ее в лесу. Наутро она отправилась домой, но заблудилась и пять дней брела, не зная куда, ночуя под деревьями и питаясь незрелыми еще ягодами, которыми пыталась заглушить голод. Однако, ягоды не очень-то помогали и она постепенно ослабевала. Наконец, она вышла на берег широкой реки, где от изнеможения и упала без чувств.
Эта река была Вычегда, по ней часто плавали лодки. С одной из них заметили лежавшую на берегу девушку. На той лодке плыл великокняжеский чиновник Иван Беляк, возвращавшийся с верховьев Вычегды, куда он ездил за данью. Родом он был из Вологды. Человек уже не молодой, добрый, он пожалел Бур-Ань…
Ее привели в чувство, напоили и накормили, а когда Беляк узнал, что она сирота и не знает даже в какой стороне находится селение, в котором жила, он предложил ей ехать с ним в Вологду и быть у него вместо дочери, на что она и согласилась.
До Вологды они добрались нескоро, потому что Беляк заглядывал в некоторые зырянские селения, стоявшие по берегам Вычегды и собирал установленную дань или ясак. Наконец, они прибыли в Вологду. Тут девушке пришлось привыкать к русскому обиходу, учиться русскому языку, – и она с жаром принялась за это. По-зырянски Беляк знал порядочно и при его помощи Бур-Ань не более чем через год научилась говорить по-русски. Жена Беляка полюбила ее, как родную дочь; своих детей у них не было и она с радостью говорила, что Бог послал им дитя. Девушку так и стали называть богоданною.
Однако Бур-Ани было неспокойно. Она полюбила Беляка и его жену, ей нравилась сытая, безопасная и привольная жизнь в большом городе, но сердце ее порой щемило и мысли уносились к своему лесному народу, жившему в дикости, бедности и трудах – спутниках зырянской жизни.
Много нового узнала она в Вологде: узнала какова русская земля, каковы обычаи русских, каково число и могущество их, какова их христианская вера, и, тем не менее, ее тянуло назал, к зырянам, туда, где ничего этого не было…
Много дум передумала Бур-Ань, пока жила в Вологде. В голове у нее появлялись мысли и удивлявшие, и смущавшие ее. Ей думалось, что стыдно ей жить в богатом городе, в семействе великокняжеского чиновника, в сытости и довольстве, в то время, когда зырянский народ страдает от голода и холода, вечно борясь с нуждою. Ей думалось, что она – зырянка по рождению – не должна отвертываться от своего народа, а должна сочувствовать и помогать ему по мере возможности. И она не помнила уже того времени, когда этот же самый народ, в лице жителей селения, где она когда-то жила, мучил и притеснял ее. И она думала о том, каким путем послужить своему народу, и, наконец, этот путь был ей указан.
Однажды, это было весною, на третий год ее жизни в Вологде, в доме Беляка, явился молодой человек с добрым, кротким лицом, в монашеской одежде и пожелал увидеть хозяев, но их дома не оказалось, и он разговорился с Бур-Анью. Девушка рассказала ему о себе, рассказала, что она думает и никак не может придумать, как бы помочь своему народу, как облегчить его участь, и при этих словах слезы огорчения выступили у нее на глазах. Потом она объяснила, что еще не крещена в христианскую веру и желает быть пока в одной вере со своими единоплеменниками…
И многое еще рассказала она, а молодой монах слушал ее и молчал, раздумывая над ее словами. Наконец, заговорил и он, заговорил – и долго внимала ему Бур-Ань, пораженная его речами. Имя ему было Стефан, родился он в городе Устюге и с раннего детства возымел охоту к церковному служению. Еще ребенком начал он обучаться грамоте и, при помощи Божией, скоро постиг книжную премудрость. После этого изучал он Священное Писание, читал творения святых отцов и, наконец, поступил в монастырь св. Григория Богослова, называемый «Затвор», что в городе Ростове. И все это он делал для того, чтобы приготовить себя для великого подвига, который решил совершить во дни своей жизни, если Бог благословит его намерение. Он возымел мысль идти в к народу зырянскому, просвещать его светом истинной веры – христианского учения…
– Трудное дело затеял я, но Бог мне помощник и покровитель, – сказал он, заканчивая свою речь.
– С малых лет встречал я людей зырянского племени в Устюге, учился говорить на их языке. А теперь уж зырянскую речь я хорошо знаю. И напрасно русские говорят, что зыряне не люди, а дикари, что они поклоняются идолам, а посему псам подобны… Зыряне такие же люди! Разве виноваты они, что никто не просветил их цветом Христова учения, не учил жить по христиански? Зыряне – несчастный народ. Нет ему ни утешения, ни радости. Я старался познать их и, кажется, немного познал. Но пока еще я не смею идти в ваш край. Многому мне еще нужно поучиться в святой обители, многое нужно знать. Надеюсь я на милость Божию, надеюсь, что Бог поможет мне прославить имя Его святое!.. А тебе вот что я скажу, сестра моя. Слушайся вещаний своего сердца, и если оно велит тебе идти в твой народ, облегчать участь его, то иди, служи ему. Это хорошее дело – отдавать себя на службу ближнему. Ты говоришь, что не окрестилась еще? Что же, такова воля Божия. Христос Бог не оставит тебя без святого крещения, иди и служи твоему народу. Не говори, что ты творишь добро именем Христа, это может сказать только тот, кто принял святое крещение, а твори добро ради добра и жди моего прихода, если Бог благословит меня. А когда наши дороги сойдутся, то приди и упади к подножию креста Христова и просветится твоя душа святым крещением… И еще раз я скажу тебе, сестра моя, иди делай добро: умягчай ожесточенные сердца, мири ссорящихся, заступайся за правду, помогай бедным и слабым, заботься о сирых и убогих, пекись о всем народе зырянском без всякой корысти и тщеславия, и это будет для тебя таким трудом, который весьма приятен Богу! Иди, да хранит тебя Господь Иисус Христос! А мой черед еще не пришел!..
– Иду, иду, брат мой! – воскликнула девушка и хотела упасть к его ногам, но он не допустил ее до этого, удержал и поцеловав ее в лоб кротким братским поцелуем, прибавил:
– Иди, сестра моя, и если Господь допустит меня грешного до великого дела проповеди, то мы еще увидимся с тобой. Прощай, Бог да благословит тебя!
И он ушел, провожаемый благословениями девушки, а Бур-Ань в ту же ночь скрылась из Вологды, одевшись в мужское платье и нанявшись в услужение к одному «гостю» или купцу, отправлявшемуся на большой лодке в зырянскую сторону за мехами.
Много трудностей перенесла Бур-Ань в этом плавании, длившемся около сорока дней, но, наконец, желание ее исполнилось: она возвратилась к своим. Земляки отнеслись к ней поначалу недоверчиво, не зная, что она за человек, но со временем, познакомясь с ней лучше, стали смотреть на незнакомку ласковее и, наконец, совершенно полюбили ее, покоренные ее добротой.
Девушка поселилась в селении Вадор. Вадорцы предоставили Бур-Ани для житья старую избушку, считая, ей и этого достаточно. Однако, вскоре все изменилось. Незнакомка прожила в Вадоре около полугода. За это время вадорцы успели понять, как им повезло с пришелицей, явившейся неизвестно откуда. С ее появлением сборщики ясака или дани перестали требовать лишнего, опасаясь обличений девушки; разбойники-новгородцы смягчались от ее слов, соглашаясь на более мягкие для зырян условия откупа. От прихода голода стали спасаться заблаговременною посылкою в Устюг за хлебом, чего ранее зыряне не делали; старые и больные стали призреваться, между тем, как раньше они оставлялись на произвол судьбы. Словом, делались какие-то неслыханные для зырян дела – дела бескорыстного добра и пользы для всех. Вскоре жители Вадора решили, что стыдно им будет, если их благодетельница останется жить в старой полусгнившей избе и живо выстроили для нее новую избу – большую, чистую, с полом и потолком, чего в зырянских домах не водилось, с окнами, забранными пластинками слюды и печью, сбитой из глины и с трубою, что было сделано по указанию самой Бур-Ани.