Страница 2 из 7
Слово «по-другому» он написал красным фломастером и жирно обвел.
В ту ночь я впервые заглянула Мареку за плечо. Просто чтобы понять, почему он так отчаянно хотел отвоевать себе время. На листе бумаги, над которым он склонился, блестел свежими красками сказочный пейзаж: водопад, горы и деревья, достававшие до небес. Марек прорисовал каждый листик, каждый завиток на облаке, каждый блик на мокрых камнях. А рядом в отдельной квадратной рамке сидел посреди травы белоснежный заяц с розовым носиком. Все в зверьке было прекрасно. Кроме одного: голову украшали ветвистые оленьи рога, поросшие алыми цветами.
Я мотнула головой и фыркнула. Марек потрогал ухо, оглянулся – взвизгнул. Подскочил и свалился, уронив за собой табуретку.
– Ты… кикимора?! – Его глазные яблоки чуть не вывалились к моим ногам. Я посмотрела за спину и только потом догадалась: Марек вылупился именно на меня. Забыла о невидимости из-за рогатого зайца.
После того как я сбежала, Марек стал изводить меня ежедневно: он мог не спать до двух, трех, четырех часов утра, вынуждал ходить вокруг его дома и поглядывать в рабочий планшет. И однажды его комната встретила меня новым плакатом. В нем Марек извинялся за то, что обозвал меня кикиморой, уверял, что я намного красивее и выше. Просил зайти еще раз, потому что не успел запомнить все черты моего лица.
Я убедилась, что невидима, и зашла. Марек, как обычно, в скрюченной позе сидел за столом. Я заглянула ему за плечо и увидела наброски существа, похожего на меня: острое лицо, глаза с вытянутыми зрачками и оттопыренные уши. Мои короткие волосы Марек сделал длинными и заполонил ими всю страницу так, что они напоминали морские волны.
– Ну а сегодня ты придешь? – спросил он свой рисунок. – Я уже неделю жду, весь интернет перерыл, а кто ты – так и не нашел, потому что белая женщина по квартирам не ходит, а кикиморы – маленькие и беспокойные. И уродливые, судя по картинкам в гугле, а ты, наоборот, очень красивая, хотя цвет кожи у тебя странный.
– Странный, значит?
Марек дернулся и завизжал даже громче, чем в первый раз. Так мы и познакомились.
С тех пор ночи, в которые Марек не спал, я проводила с ним. Он срисовывал с меня персонажей для своего нового комикса. Мы вместе писали им реплики, вели через препятствия к их целям, придумывали в помощники крылатых лягушек и единорогов с рыбьими хвостами.
История про безбровых существ с вертикальными зрачками и голубой кожей нравилась поклонникам Марека. Они писали ему восторженные сообщения и платили деньги, чтобы он рисовал комикс быстрее. В какой-то миг я осознала, что не могу отвести взгляд от добрых голубых глаз и улыбки Марека, что внимательно слушаю его речи, что радуюсь, когда он не спит. Я будто сама видела чудесный сон, один из тех, которые доставляла людям.
Очнулась, когда меня вдруг повысили до отдела по комплектации сновидений, а Марек уже сотрудничал с кинокомпаниями, с крупными городскими фестивалями и рисовал на заказ. Работы стало несоизмеримо больше. Марек уставал. Он мог забыть важные рисунки перед тем, как пойти в офис. Мог долго искать какой-то предмет, который держал в руке. Мог зайти в туалет, хотя собирался на кухню. Я лишь усмехалась и напоминала Мареку о коварных гномиках. Он в ответ забавно выпячивал нижнюю губу и говорил, что я, в отличие от него, не старею и что это нечестно.
Однажды Марек сказал, что сбегает в магазин за энергетическим напитком и шоколадом, чтобы еще немного поработать, и вернулся под утро. Спустя четыре часа. Без покупок.
– Представляешь, Тэм, я вдруг забыл, где мой дом, – ответил он на мой немой вопрос и глупо улыбнулся.
Мареку было пятьдесят шесть. Во врачебном заключении написали, что у него ранняя стадия болезни Альцгеймера – болезни, повреждающей мозг. Я тогда плотно взялась за Марека: заставляла его есть рыбу и пить лекарства; мы вместе делали зарядку, ходили на прогулки, слушали музыку, учились играть на гавайской гитаре, устраивали партии в шашки, собирали мозаику. И самое главное – я запретила Мареку поздно ложиться спать.
Прошло еще пять лет. Марек продолжал путаться в днях недели и в собственной квартире. Даже хуже: его настроение регулярно портилось, он часто заливался слезами или пластом лежал на полу из-за того, что не мог придумать интересные идеи для нового комикса. С каждым разом мне все тяжелее удавалось сделать так, чтобы Марек пришел в себя.
– Знаешь что, – как-то раз я обняла его за плечи и подала кружку с чаем, – ты ведь можешь находить сюжеты для комикса в своих снах.
– Ну да… – Марек рассеянно провел рукой по седым волосам, разглядывая узоры на ковре. – Хорошо бы. Только я сны уже давно не вижу.
– Как это?
– Я как бы засыпаю и… сразу просыпаюсь. А прошло несколько часов. И так три… четыре раза за ночь.
– И ты… – я тогда чуть не выронила кружку из дрожащих рук, – ты совсем ничего не видишь?
– Не-а. Одну черноту. А может, я их просто забываю? – Марек простодушно захихикал, и вокруг его глаз тут же собралась паутинка морщин. Он был похож на солнце, которое скрыла огромная туча: пытался светить в полную силу, но преграда поглощала весь его свет, позволяя пробиваться наружу нескольким слабым лучикам.
В тот момент я проснулась по-настоящему. На следующий день в отчетном архиве нашла старые документы. Оказалось, Марек исчез из списка получателей семнадцать лет назад, и статья в интернете подсказала почему: люди с деменцией перестают видеть сны. Болезнь отбирает у них даже это.
Я решила, что заставлю мозг Марека работать. Каждый день я по капле собирала нужное количество сна. Вся Центральная улица, каждый человек, живший на ней и значившийся в списке получателей, стал донором для Марека. Он получал причудливые смешения чужих сновидений и каждое утро взахлеб пересказывал мне увиденное. Пусть и не полностью, пусть он забывал какую-то часть, но эта радостная улыбка, глаза, блестевшие жизнью и желанием творить… Ради этого я продолжала нарушать Устав сновидельцев еще два года и четыре месяца. Мареку сказала, что сны он не видел из-за ошибки комплектовщиков.
Однажды в конце рабочего дня ко мне зашел Дерон, отчетник-зануда. Я уже сложила капсулу со сном в рюкзак и собиралась уходить, но Дерон обошел рабочий стол, придирчиво рассматривая оборудование, и заговорил:
– Здравствуй, Тэм. На прогулку по ночному городу идешь? – Он оглядел меня снизу-вверх и засунул руки в карманы. – Можно с тобой?
– Нет, я люблю гулять одна.
Я прошла мимо Дерона на негнущихся ногах.
– А правда, – начал он нарочито громким голосом, – что на улице, которая находится под твоей ответственностью, люди стали плохо спать по ночам?
У меня резко сперло дыхание, а конечности превратились в переваренные макароны.
– С чего ты взял? Намекаешь, что я плохо работаю?
– Я ни на что не намекаю. – Дерон развернулся и сделал шаг ко мне, в руках он держал тонкую стопку бумаги. – А вот последний полугодовой отчет черным по белому говорит, что жители Центральной улицы стабильно теряют в качестве сна в течение двух лет. Суммарно каждый из них потерял девять процентов. Девять, Тэм. Что это значит?
Горло пересохло. Удары сердца отдавались даже в пятках.
– Что курьеры не доносят сны? Что люди болеют и просыпаются посреди ночи? Причин может быть миллион, а ты докопался до меня.
– Причин может быть много, – кивнул Дерон. – Но истинная среди них лишь одна.
– Все умные фразы высказал? Тогда до завтра, мой рабочий день закончился. – Я развернулась, пошла к двери. Дерон схватил меня за локоть и дернул на себя. Его лицо перекосило. Он зашипел сквозь зубы:
– Два дня назад мы проверили всех твоих курьеров: каждая чертова капсула была не до конца наполнена. Невооруженным взглядом и не заметишь, но если измерить содержимое капсулы на точном приборе, то окажется, что несколько жалких граммов сна не хватает!
– Да ты не в себе!
Я попыталась вырвать руку из хватки Дерона, но в ответ он только сильнее сцепил пальцы.