Страница 131 из 140
— Открывай! Ты, шлюха!..
Он услышал шепот и сразу же сообразил, что это не Юстина Кон, а кто-то другой. Яша что-то пробормотал и отправился в ванную комнату. Там он заперся и начал пить прямо из бутылки с лихорадочной поспешностью хронического алкоголика, как те негры, которых можно увидеть пьющими из горла в туалетах метро. Он пил, и голова его наливалась свинцом, а ноги подгибались. Яша Котик отдавал себе отчет, что еще никогда так не напивался. Сейчас он не просто напивался, а скорее кончал жизнь самоубийством…
7
Довольно долго Яша Котик сидел на крышке унитаза. Он склонил голову, потому что не мог ее держать прямо. Он не настолько опьянел, чтобы не ощущать мучительный страх, но, пожалуй, залил этот страх, закопал на время. Его мозг был одновременно и пуст, и полон. Что-то внутри него корчилось от боли — но при этом что-то и смеялось. «Теперь меня ничего не волнует! — говорил он себе. — Меня можно обкрадывать, обманывать. Теперь мне больше не нужно, чтобы меня расхваливали критики!» Что-то бормотало внутри него, как во сне. Теперь Яша Котик существовал в двух экземплярах: один — трезвый, другой — пьяный. И трезвый утешал себя: «Чего я боюсь? Если я мог спать на улице в Москве, то смогу показать тот же самый фокус и в Нью-Йорке. Такие, как я, уже ничего не боятся!» Он попытался встать и вернуться в спальню, потому что ему непременно следовало прилечь, однако ноги отказывались ему служить. Пол под ним качался, как палуба корабля во время шторма. «Э-э, да ты здорово напился! — сказал трезвый пьяному. — Ну ты и принял на грудь! Хорошо же ты будешь выглядеть перед гостями… А то, что ты сказал Лизе „Хайль Гитлер!“, это просто помешательство…» Он сделал над собой усилие и поднялся. Держась за стенки, доковылял до двери спальни. Но она была все еще заперта. На него вдруг снова напала злость. Что это? Дом свиданий? Он навалился на дверь всем телом и сдвинул загораживавшее ее изнутри кресло. В полумраке он увидел, как с кровати вскакивает парочка. Мужчина поспешно принялся приводить в порядок свою одежду, женщина пискнула. Мужчина ругался по-английски и по-еврейски, и, хотя Яше Котику был хорошо знаком его голос, он никак не мог определить, кто же это такой. Яша воскликнул:
— Здесь вам не бордель!
Парочка вышла, и Яша Котик рухнул на кровать. Он лежал бессильно, испытывая болезненное наслаждение больного, едва добравшегося до постели. «А я и не знал, что лежать может быть так приятно! — говорил в нем трезвый. Он лежал, и казалось, что кровать качается под ним, как корабль. — Сегодня был мой последний вечер на сцене. Отныне я буду пьяницей… Я допьюсь до смерти. Если будет что пить…»
Долгое время он лежал без движения. Он начал задремывать, но с открытыми глазами. Яша словно слился с кроватью, со стенами, с голосами, доносившимися из других комнат. Поминутно кто-нибудь открывал дверь, топтался немного на пороге и снова закрывал ее. Это гости пытались попасть сюда, чтобы заняться любовью… «Ну и свиньи, свиньи! — говорил он себе. — Не могут подождать, пока снимут комнату в отеле». Дверь раскрылась снова, и на этот раз ее закрыли изнутри. Показался женский силуэт. Это была Анна. Она немного постояла молча, прямая и неподвижная, а потом сказала:
— Яша, что с тобой?
Он хотел ответить, но не мог произнести ни слова.
— Яша, что случилось? — снова спросила она.
Губы Яши Котика бессильно шевельнулись:
— Оставь меня в покое!..
— Яша, ты не можешь оставить всех и лежать здесь. Это стыд и позор!
Он хотел оправдаться, но на это требовалось много слов. Поэтому он сказал только:
— Shut up!..
— Напился, да?
Яша Котик ничего не ответил. У него было только одно желание: чтобы она как можно быстрее вышла из комнаты.
— Что произошло в театре? Ты что, вышел на сцену пьяный?
«Это было бы неплохо!» — подумал про себя трезвый, а пьяный только буркнул:
— Уйди!
— Яша, ты убиваешь себя собственными руками! — заговорила Анна. — Ты утверждаешь, что любишь меня, — и так ты выражаешь эту любовь?! Все втайне смеются. Мне стыдно людям в лицо смотреть.
— Иди домой!..
— Ладно, я пойду. Но помни, что я говорю с тобой в последний раз. Я едва уговорила доктора Марголина, чтобы он пришел сюда, и как же ты их принял? Я не знала, что ты такой пьяница. Что же, мне следовало это знать. Ты преподал мне хороший урок еще раньше.
— Иди! Марш отсюда!..
— Тогда спокойной ночи. Не вздумай больше мне звонить. Теперь я выздоровела и прозрела. Даже безумию есть какой-то предел! Ты разрушаешь себя сам, но это твоя личная трагедия!..
И Анна вышла из спальни, закрыв за собой дверь.
«Пусть идет ко всем чертям! — сказал трезвый Яша Котик. — Она мне не нужна! Она мне не нужна! Мне вообще никто не нужен… Я не хочу больше смешить людей. Сколько можно быть паяцем? Нечего смеяться. Надо плакать… Уж лучше быть боссом на Бауэри. Дядя Сэм даст мне relief…[407] Все было слишком напряженно. Не раз я хотел убежать со сцены. Нельзя быть комедиантом вечно. Хватит! Я разрываю все контракты. Яша Котик — банкрот!..» Он прикрыл глаза и лежал в полудреме. Однако наполовину Яша все-таки бодрствовал и потому слышал какие-то разговоры, но отдельных слов при этом не разбирал. Он был как ребенок, не понимающий разговоров взрослых. Погрузился в себя. Дверь поминутно открывалась. Люди заходили посмотреть на него, поговорить с ним, но Яша, казалось, отключил все связи между собой и внешним миром. Он как будто оборвал нити, связывающие человека с человеком. В кишках у него бурчало, из желудка к мозгу поднимались тяжелые пары, и мозг все больше затуманивался, погружался во тьму и бессилие. Трезвый тоже начинал пьянеть или, может быть, задремывать. Он подумал: «Кто знает, может быть, это уже конец? Может быть, я упился до смерти? — И он сам себе ответил: — Ну и что? Так даже будут лучше!..»
Яша Котик, по-видимому, заснул. Когда он открыл глаза, было тихо. Довольно долго он ничего не мог вспомнить. Потом вспомнил, что была вечеринка. Шторы на окнах были опущены, но в щели уже заглядывало раннее утро. Яша Котик ощущал тупую головную боль, тяжесть во всех членах, но эта пара часов сна отрезвила его — не полностью, но отчасти протрезвила. Это было похоже на то, как тяжело больной приходит в себя и получает на какое-то время способность мыслить как здоровый. Ну что ж, все потеряно: театр, Анна. Что о нем подумают все гости, которые были здесь минувшей ночью? Они будут украдкой смеяться над ним. А с другой стороны, что здесь такого произошло? В какой это святой книге написано, что Яша Котик не может напиться и даже потерпеть фиаско на сцене иной раз? В это мгновение он вспомнил, что сегодня Судный день. И оцепенел. Да, это кара! Бог начинает показывать Свою силу. Он, Яша Котик, на протяжении всех прошедших лет боялся Его и Его отмщения… Он буквально ощущал, что Бог витает над ним в небесах и приближает, и готовит день отмщения. С мальчишеских времен на его языке остались слова о том, что Бог откладывает отмщение и что Он полон милосердия, которые они переводили в хедере с иврита на идиш…
Глава двадцать пятая
1
Из Питсфилда, штат Массачусетс, Грейн с Эстер поехал после Новолетия в Нью-Гэмпшир. Там, в одном городке, они познакомились с женщиной, которую звали миссис Смайт. Ее нынешний муж — четвертый по счету — владел совместно со своей дочерью и зятем фермой, расположенной на горе. Семья жила в долине, рядом с городком. Мачеха и падчерица постоянно ссорились между собой. Миссис Смайт, французского происхождения, имела небольшой бизнес в сфере недвижимости. Она была одной из тех американок, которые прозябают в маленьких городках, живут с растолстевшими мужьями, напряженно трудятся, читают газеты и книги, играют в бридж и обладают умом и темпераментом дам из большого города. Грейн пришел к ней поговорить об аренде комнаты, и она быстро с ним договорилась. Как это случается с молчаливыми и замкнутыми людьми, Грейн мог в некоторых случаях заводить знакомства быстрее экстравертов. Он видел по ее лицу, что у этой женщины чутье на людские судьбы. Он рассказал ей как бы между прочим, что ищет такое место, где мог бы скрыться от всего мира вместе со своей спутницей. Миссис Смайт сразу же поняла его. Она кивнула и сказала ему:
407
Облегчение (англ.).