The Kills

— Наш сеанс почти окончен, — женщина посмотрела на наручные часы. — Люцифер, мой вам совет: попробуйте впустить в жизнь новое.

— Вы сейчас перешли в режим моего друга?

— Будем считать, что так, — подтвердила мои предположения доктор. — Поймите, Кейт не вернется в вашу жизнь.

Я бездумно уставился в окно на зубчатый рельеф города. Высотки, окрашенные плавящими алыми красками заката напоминали пейзаж фантастической планеты. Иной мир, где я мог бы отмотать время назад, попробовать снова, исправить ошибки.

— Это больно, — в горле застрял ком, никак не желающий исчезать. — Больно осознавать, что ее нет рядом.

На небе горел закат, а вместе с ним сгорал и я. До тла.

— Возможно, она уже смогла начать новую жизнь. И сейчас у нее есть тот, кого она любит, — руки непроизвольно сжались в кулаки. — Тот, кто обнимает и целует ее. Он видит ее каждый день, может дотронуться, услышать голос, — я закрыл глаза, позволив памяти всколыхнуть образ. — Он, возможно, воспитывает мою дочь, — от одной этой мысли стало дурно. — Я чертовски ему завидую, самой черной завистью. Потому что все, что у меня осталось, это бездушные фотографии и память.

— Люцифер… — доктор переместилась на край кресла, напряглась как пружина, собираясь встать.

— До следующей встречи, — оборвал я ее, поднимаясь первым.

Мне показалось, женщина хотела что-то сказать, но лишь сдержанно кивнула.

— До встречи, — сочувствующим тоном попрощалась доктор.

Она знала, что иногда меня прорывает на подобного рода откровения, когда боль выплескивается, словно горячая кровь из свежей раны. И в такие моменты мне не нужны бинты или пластырь, или помощь хирургов. Мне нужно, чтобы меня послушали и разделили со мной мою агонию.

Машины в вечерней пробке медленно тащились, напоминая ленивого металлического удава. Он извивался вдоль распаренных солнцем городских улиц, пряча меня в своем брюхе. Сотни людей вокруг, но только не она. Ее нет рядом, хоть и незримо всегда где-то поблизости. Порой кажется, вот сейчас обернусь и увижу бегущую ко мне Кейт. Она влетит в мои объятия, крепко обнимет за шею и зацелует до сбитого дыхания.

Раздался звонок телефона, сломавший уютную тишину, которая теперь часто была моим спутником. Звонила Алисия.

— Да.

— Люцифер, — на всю машину зазвучал ее бодрый голос, — почему ты не взял у Сьюзан номер телефона?

— У кого? — машина медленно покатилась в общем потоке, останавливаясь на вновь загоревшемся красным светофоре.

— Сьюзан. Девушка с нашего ужина в субботу.

Хах, я не запоминал имен. Никогда. Зачем? Мне без разницы, как их зовут. Мне все равно, что они из себя представляют. Ни одна из них не тронет мою душу.

Пришлось напрячь память. Сьюзан, кажется, была подобрана Алисией с особой тщательностью. Каштановые волосы, светлые глаза, милое личико и характер скромный. Моя помощница пыталась попасть в цель, подсунуть мне замену. Не вышло. Да, девушка была очаровательна, без сомнения. Утонченная, кокетливая. Но было одно большое «но»...

Она не Кейт.

Мне не нужны замены, жалкие суррогаты любимой женщины. Сначала такая настырность злила, потом я просто абстрагировался и отбывал повинность на этих парных свиданиях.

— Я должен был взять ее номер? — изобразил я флегматичного идиота.

— Издеваешься? — негодование Алисии содрогнуло прохладный воздух салона. — Ты ей очень понравился. Да и она сама просто чудо. Милая, красивая, скромная — все как ты любишь. Дай ей шанс, Люцифер, — наседала девушка.

— Не думаю, что мы сойдемся.

Алисия обреченно заныла.

— Ответ «нет» я не приму. Хватит топить себя в страданиях. Я же вижу, ты себя в могилу сведешь такой жизнью, — послышалось нервное постукивание пальцев по столу. — Послезавтра у нас снова совместный ужин. Сьюзан там будет, и ты возьмешь ее номер, — с нажимом произнесла девушка. — Я сказала ей, что у тебя много работы, голова забита. Вот ты и забыл в прошлый раз.

— Зачем ты меня оправдываешь? — мне удалось вырваться из тесного центра, и теперь я мчался в тихий пригород.

— Я пытаюсь тебе помочь. Послушай, — она понизила голос до сочувственного пришептывания, — ты губишь себя. Мне страшно подумать, чем может обернуться такое самоедство.

— У меня все под контролем, — нагло соврал я.

— Ох, Люцифер, — устало вздохнула Алисия. — Послезавтра. Тот же ресторан.

Точку в разговоре она поставила, вешая трубку не прощаясь.

«Как всегда никакого выбора».

Дом встретил меня безмолвной, траурной тишиной. Теперь здесь так было всегда. Мертвая тишина — мой верный спутник. Пустая кухня... Сигарета, выкуренная, пока кофемашина наливает крепкий напиток в чашку...

Я барахтался на волнах существования, сам не зная зачем. Почти дошел до точки невозврата. Туда, где отчаяние сильнее тебя, где с потолка свисает шершавая петля, обещая избавление от мук. Жизнь состоит из осколков разбитой мозаики. Никак не склеить, нет рядом той силы, способной ее восстановить.

Заваливаюсь прямо в одежде на матрас брошенный посреди гостиной. Он тут все 516 одиноких дней, в которых я существую. Многие считают, что я псих. У меня есть все, что нужно для комфортной жизни. Вдобавок ко всему обилие женского внимания.

А я несчастен до глубины души. Никакие блага не заменят вырванное из груди сердце.

Я наглухо замкнулся в себе. Заледенел, умирая для всего мира. Каждый вечер лежал вот так, апатично пялился в потолок, слушая вскрики гудков машин вдалеке. И курил. Курил одну за одной, молча, копя в себе скорбь по мечте. Воспроизводя те события, в поисках момента, когда я просчитался и пошел тем путем, что привел меня в сейчас. После шел в душ, выкручивал воду на максимум и беззвучно выл в никуда. Боль не отступала, но я хотя бы мог существовать дальше.

Набрав Джимми, своего адвоката, слушал протяжные гудки, разорванные его бодрым ответом.

— Люц.

— Джимми, — я добавил в голос ложного воодушевления. — У меня вопрос.

— Валяй, — уверенно кинул он.

— Я могу отписать все свое имущество и бизнес в случае смерти на человека, имя которого не знаю?

По молчанию в трубке стало ясно: Джимми ожидал чего угодно, но не такого.

— Гм, а как это вышло? — задал он резонный вопрос.

— Долгая история. Но так сложились обстоятельства, что я не знаю ее имени и фамилии, ни места жительства. Ничего.

— Что там за очаровательная незнакомка, которая так тебя покорила? — Джимми хохотнул. Я не разделил его радости.

— Да так, есть одна девушка... — пространно ответил я. — Так что по существу?

— У меня был случай, — я утомленно прикрыл глаза, смиряясь с очередной историей, — одна бабулька завещала свои накопления тому, кто споет ее любимую детскую песенку на оглашении завещания. Вот умора была.

— Мне нужно попросить спеть песню?

— Да нет. Я не про то, — сменил воодушевление на серьезный тон Джимми. — Можно идентифицировать наследника каким-то только между вами известным словом, фразой. Может, попросить рассказать что-то личное или предъявить предмет. Не гарантия, конечно, что объявится именно тот, кто нужен, но лучше, чем ничего.

— Да, это мысль, — ухватился я за идею, раздумывая, какие вписать нюансы.

— Эй, Люц, ты что, помирать собрался?

Я хмыкнул.

— Так, страхуюсь, — уклонился от прямого ответа.

Джимми промолчал.

— Приходи завтра. Обсудим все моменты и составим завещание, — деловым тоном закончил он.

— Отлично. До завтра.

Я повесил трубку и закурил, вытравливая дымом отчаяние, помноженное на безысходность. Пытка жизнью — вот как я видел происходящее. И оно начинало сводить с ума, надоедая, утомляя, срывая с меня плоть до самых костей.

Маньяк. Начало апреля

Помешательство — такое определение приходило мне на ум, когда я рассуждал о своем существовании.

Я вырвался в светлое утро из налитого чугуном сна, полного путанных туманных образов, вспышками возникавших в сознании, затем уходящих в никуда. Кровь, блестящее серебром лезвие ножа, лента, туфли, размытые женские лица, словно плохая кинопленка. Возбуждение, кровь, отчетливое лицо Кейт, полицейские мигалки, мать, бьющая меня простынями. Разрозненные фрагменты жизни. Тончайшие нити, связующие меня и ее.