The Kills

«Нет, Питер точно не посмеет так нагло явиться ко мне».

Для самоуспокоения я все равно прильнула к глазку и пришла в замешательство, обнаружив за дверью шерифа.

— Шериф? — все, что я смогла сказать, открыв дверь.

Он растерянно моргал, мялся, будто не знал, как начать разговор.

— Это тебе, — мужчина протянул мне белый, без надписей конверт. — Я подожду здесь.

Он попятился назад, расхаживая по коридору с отрешенным видом.

«Как странно».

Я захлопнула дверь, покрутила конверт, все также не обнаруживая опознавательных знаков. Села на диван, оторвала с хрустом полоску бумаги сбоку и достала письмо. Ровный, размашистый, почти каллиграфический почерк. Я сразу его узнала.

Мой маленький хаос!

Когда ты прочтешь эти строки, я буду больше чем за сто миль от Линдена, мчаться в нашей крошечной вселенной навстречу пустоте.

После тех событий я купил другой дом. Не успел разложить вещи, расставить мебель. Только рабочий кабинет устроил — нужно было место для расследования. Практически жил в нем. На остальное не хватало сил.

Все думал: вот сейчас быстро покончу с делом и заживу. Самоуверенный дурак.

Последнее время живо представлял, как ты войдешь туда и наполнишь светом, своей энергией. Как будем расставлять мебель, споря, достаточно ли хорошее здесь место для этого столика, где поставить диван в гостиной и какого цвета повесить занавески. Спать на матрасе неделю, ведь мы будем так заняты друг другом, что собрать кровать мне удастся не сразу. Да и наведение порядка отодвинется на второй план. Ведь мы заживем. Как люди. Нормальные люди. Которые не боятся. У которых на ужин сочные стейки с вином, а затем романтический вечер. Вместо рассматривания фотографий с мест преступления.

Жаль, что этому так и не суждено сбыться.

Я вернусь туда, открою дверь и войду в этот чистый лист, который мне нечем раскрасить. Без тебя там будет пусто. Пустая одинокая жизнь. Нелюбимая и нежеланная. Дом, наполненный холостяцким скупым бытом да стерильным воздухом.

Знаешь что понял? Мужчине надо, чтобы было о ком заботиться. Все эти мелочи вроде починки шкафов, совместного приготовления еды или открытой банки с соленьями, на которую у твоих нежных рук не хватает сил. Сидишь такой гордый потом, радуешься, как дурак, банку открыл. Глупость и мелочь. Дело-то не в банке вовсе, а в том, что ты нужен этой женщине. Четвертый десяток разменял, а некоторые истины только сейчас как откровение.

Жизнь наполняют люди, не вещи. Можно жить во дворце, чувствуя себя совершенно одиноким, а можно в крошечной квартире маленького городка и быть самым счастливым человеком на земле.

Я искал покоя и справедливости для своей мечущейся души. А нашел тебя — свой дом, маленький хаос и целую вселенную в одном человеке. Поразительно, как можно сочетать в себе столько всего, что суметь вдохнуть жизнь в того, кто почти мертв. Я существовал, не жил последние годы. Вел прицельную охоту за гадом, который пустил все в моей системе под откос.

Рядом с тобой мне захотелось остановиться. Нажать паузу и прекратить все боевые действия с самим собой. Полнейшая капитуляция.

Во мне столько нерастраченной заботы — хватит до конца моих дней. Она копилась, бережно разрастаясь внутри нежным светлым чувством, спасающим меня от самого себя.

По кусочку отрывал от своей души и жизни, латая твою жизнь и твою душу. Не жалея и не щадя. Находил в тебе смысл, который отчаянно искал столько лет. Оказалось, мне нужен был не убийца и справедливость. Мне нужна была женщина, ради которой не буду опускать руки. Мое утешение и спасение. Та, с которой захочется создать семью. Я перестал ждать взамен твоей готовности к моей картине будущего, позабыл о своих желаниях, лишь мягко подталкивая тебя к лучшей жизни и ее принятию. Потому что заслужила, как никто другой.

Любовь не просит выгоды. Она безвозмездна. Ты отдаешь и, затаив дыхание, надеешься на взаимность. Я редко говорил тебе, что люблю, предпочитая словам дело. Всегда считал, что мужчину характеризуют поступки, а не пустое сотрясание воздуха. А теперь бегу от тебя, как последний трус, не нашедший слов. Я хотел оберегать нашу любовь, нашу крошечную вселенную для двоих, не дать на растерзание буре невзгод. Во что бы то ни стало. Но с нашей любовью случилась жизнь. Дорога, по которой мы шли вдвоем, разделилась на две разные (помнишь, как ты сказала про мерчандайзера и полки?).

Верю, что смог тебе помочь, хотя бы немного. Починить твою жизнь, оставив огромную дыру в своем сердце, которая саднит и не заживает. Теперь как щенок, которого подобрали, накормили, обогрели, дали миску и теплый угол, а потом швырнули на улицу без объяснения причин. И вот стоишь под ливнем, мокрый насквозь, дрожишь то ли от холода, то ли от обиды. А мимо люди бегут, суетятся, внимания не обращают. Мечешься, в глаза им заглядываешь с молчаливым вопросом: «Как так? За что?». Они отворачиваются. Стыдно. Нет-нет да приласкает кто-то без настоящей открытости, осторожничая, и вновь оставит в одиночестве. Жизнь вышвырнула меня прочь, на обочину. Дала и забрала.

К чему я это все, спросишь ты? К тому, что так надо. Сотню раз за день представлял, каким будет наш разговор и понял: не смогу лично проститься и отпустить. Увижу тебя, твой взгляд, полный надежды, почувствую руки на своих плечах, губы, целующие нежно и трепетно, и не устою. Сдамся, подвергну опасности. Ни перед чем в жизни не пасовал. Страха сильного не ощущал. Таким смелым был всегда, что под пули лез самый первый. Ты все изменила, перекроила. Душа теперь наизнанку. Излечиться от этого чувства к тебе не могу. Оно сильнее меня. Вьет веревки из моей выдержки.

Знаю, мой маленький хаос, будешь обижаться и злиться, но так правильно (или я себя утешаю, скажи?). Счастье двоих, наш эгоизм в обмен на десяток жизней других людей. Ведь твоя жизнь, твое слово в суде имеют колоссальный вес. Птичка, у них ведь тоже есть семьи, близкие, любимые. Они хотят жить, а не стать мертвой бабочкой в коллекции больного ублюдка, приколотой к полотну в рамке на стене ради угоды своей мании.

Ты тоже должна жить! Ходить, не оглядываясь, не бояться шорохов по ночам и странных теней, возможно, обратившихся твоей погибелью. Устроиться на новом месте, встретить хорошего парня, завести семью, терапию пройти (и тут даже не возмущайся, так надо). И все у тебя наладится.

Помнишь, как рисовала мою жизнь? С Диснейлендом и пляжем? Позволь нарисовать и тебе небольшую картинку.

Мы еще увидимся. Чувствую. Верю. На суде, когда приедешь дать показания. Да, поймают его, не сомневаюсь, а значит, и встреча наша неизбежна. Ты будешь, как всегда, мила и слегка суетлива. Бегать глазами по сторонам, искать меня, пока я старательно буду сливаться с толпой, все равно не утаившись в итоге. На тебе будет голубое легкое платье, прямо в цвет глаз. Ты стушуешься, завидев меня. Затем решишься, подойдешь и скажешь короткое «Привет», которым душу хлестнет жестким кнутом до самого нутра. «Привет», — отвечу, стоя окаменевшим, борясь с желанием укутать тебя в своих объятиях. Почти решусь, когда к нам присоединится парниша, названный тобой мужем. Бьюсь об заклад, у него будет самое банальное имя, вроде Стив или Джон. Он не поймет, почему на нас обоих нет лица. Нежно приобнимет тебя за талию, и только тогда я пойму, что под просторным платьем намечается небольшой животик. У вас будет ребенок. Значит, у тебя все наладилось, ты живешь, ты готова к переменам и ты счастлива. А значит, счастлив и я.

Пусть это будет маленьким руководством к действию. Планом на чистом листе твоей судьбы. Я принес тебе свет, взрастил уверенность. Они помогут собраться с духом.

Сожги это письмо вместе с мыслями обо мне (уверен, пепел непременно развеешь по ветру с каким-нибудь крепким словцом). Отпусти прошлое. Дай новому наполнить кажущуюся безнадежной действительность.

За меня не беспокойся. Я смогу найти силы в том чувстве, что греет меня, пока я сижу в пустом салоне машины (где до сих пор пахнет твоими духами), решаясь уйти в свою старую жизнь. Остальное, на что сил не хватит, сложится само.