Охотник за мечтой

Тело леди Эстер отправили на покой в величественной тишине, и только негромкое рыдание одной из черных служанок явилось выражением настоящей скорби. Возле нее, выпрямившись, замер бедуинский мальчик, его спутанные волосы падали на плечи, грязные ноги были босыми, на поясе висел кинжал, а на плече старинный мушкет с круглым барабаном. Всем своим видом он походил на только что вышедшую из пустыни молодую пантеру. На мгновение ищущий взгляд лорда Уинтера остановился на нем, отметил девичьи, подкрашенные краской ресницы, пухлые губы и нежный подбородок, характерный для молодых арабов-кочевников, а затем двинулся дальше. Хорошо знающий бедуинов виконт не сомневался, что внешняя хрупкость мальчика – полная иллюзия и он способен к самым энергичным действиям и хладнокровному бандитизму. Но это не тот человек, которого искал лорд Уинтер. Было очевидно, что он решил не удостаивать церемонию своим присутствием. Однако виконта Уинтера не огорчило отсутствие особой личности, которую он надеялся встретить: он отлично понимал, что в присутствии европейских незнакомцев такой человек не отважится войти в стены Дар-Джуна.

Когда консул развернул британский флаг «Юнион Джек» и накрыл им гроб леди Эстер, лицо лорда Уинтера приобрело явно саркастическое выражение. Из всех своих врагов самой лютой ненавистью она ненавидела миссионеров и английских консулов: леди Эстер пришла бы в ярость, если бы узнала, что отправится в могилу под проповедь христианского священника и на ее гроб положат «Юнион Джек».

Хотя прибытие виконта на погребение леди Эстер оказалось случайным, просто совпавшим с его личным делом в ее крепости на вершине холма, он почувствовал сожаление, что не приехал к ней еще раз до ее смерти. Но от такой сентиментальности его рот скривился в мрачной улыбке. Нет, если бы он знал, что ее конец близок, он нанял бы самых свирепых бедуинов, каких только смог бы найти, и организовал атаку на замок, чтобы она могла умереть сражаясь. Она всегда хотела умереть во время сражения – так она говорила лорду Уинтеру. И он исполнил бы ее мечту.

Служба окончилась, кости француза вернулись на свое место лежать рядом с гробом леди Эстер, склеп запечатали, и мистер Мур, проворно повернувшись, протянул виконту руку.

– Добрый вечер, милорд! Или, боюсь, доброе утро. Неприятное дело. Любезно с вашей стороны, что вы приехали.

– Я просто оказался здесь случайно, – коротко пояснил лорд Уинтер.

– Вы друг покойной? – с надеждой спросил мистер Томсон.

– Да. – Лорд Уинтер помолчал. – Я имел такую честь.

– Я уверен, леди была прекрасным человеком, – похоронным тоном произнес преподобный Томсон.

– Безусловно, – торопливо подтвердил консул. – Она прожила необыкновенную жизнь. Вы отужинаете сегодня с нами в деревне, милорд? Мне сказали, для нас там приготовлен ночлег.

– Как ни заманчиво звучит ваше предложение, я хотел бы остаться сегодня ночью здесь, если позволите.

– Быть может… – неуверенно предположил миссионер, – лорд Уинтер как скорбящий хочет побыть в одиночестве, чтобы поразмыслить над печальным событием.

– О да, конечно. – Мистер Мур, не привыкший смотреть на достопочтенного Ардена Мэнсфилда, виконта Уинтера как на очень чувствительного человека, с сомнением бросил взгляд на предполагаемого скорбящего. – Что ж, если вам нужно, я полагаю, возражать не следует.

– Благодарю вас, – лорд Уинтер склонил голову, – премного обязан вам.

Показалось, что мистер Мур хотел бросить какую-то реплику, но затем прикусил язык и просто, понимающе улыбнувшись, поклонился в ответ. Консул чрезвычайно удивился бы, если бы узнал, как глубоко переживает смерть леди Эстер лорд Уинтер.

Наконец слуги с пылающими факелами двинулись прочь вроде бы освещать для миссионера и мистера Мура ступени и тропинки у подножия холма, пересеченные корнями, но на самом деле с более достойной целью: прогонять ночных демонов и гиен. Лорд Уинтер запер калитку и через темный сад вернулся к могиле. Сорвав розу с ползучего куста, он угрюмо смотрел на затоптанную землю и грязные камни перед склепом. Запущенность места говорила о том, что десятилетиями о нем никто не заботился. И тем не менее, несмотря на полную разруху, это все еще был Дар-Джун, легендарный дворец Королевы пустыни.

Пустыня – и леди Эстер. Они явились фитилем мальчишеских мечтаний, искрой и пламенем его взрослой жизни. Ни английский туман, ни подстриженные сады Суонмира – ничто никогда не казалось Ардену таким реальным, как суровые условия дикой природы. И ни одна женщина не владела его мыслями так, как леди Эстер Стенхоп.

Он не мог вспомнить то время своей жизни, когда не знал бы о ней. Когда ему исполнилось пять лет, она, не испугавшись бедуинских разбойников, пересекла пустыню, чтобы стать первой англичанкой, когда-либо вошедшей в Пальмиру. Арден носил еще распашонки, воспитываемый отцом по методу кнута и пряника, в то время как она нашла сокровища в руинах Аскалона. Пока он учился ездить верхом на своем первом пони, она командовала войсками паши, расправляясь с сельским населением в отмщение за смерть друзей. До того как он стал взрослым мужчиной, она бросила вызов эмиру, вынудив его послать к ней на переговоры своего сына, так что смогла убить его собственными руками.

Она одевалась, как одеваются турки и жители пустыни; она предоставляла убежище раненым друзам и восставшим албанцам, сиротам и потерпевшим поражение мамелюкам. Когда непобедимый и всемогущий Ибрагим-паша потребовал, чтобы она выдала ему его врагов, она только сказала: «Приди и возьми их». Но он не посмел даже попытаться. Она никогда не разочаровывала Ардена, хотя с годами погрузилась в глубины метафизики, обратилась к астрологическим предсказаниям и магии. В зрелые годы она поражала своим величием больше, чем другие женщины, которых он когда-либо знал. Говорят, она объявила, что будет невестой нового Мессии, но Арден никогда не слышал от нее таких заявлений – она лишь говорила, что будет рядом с Ним верхом въезжать в Иерусалим. Она имела громадное самомнение и остроумие, ее мышление занимали нелепые пророчества, но у нее было сердце львицы, одинокой среди жестоких тиранов Востока. Она завоевала свою вершину горы и не признавала на ней никаких законов, кроме своих собственных.

Арден положил перед склепом белую розу. Он родился слишком поздно. Эстер Стенхоп умерла. Никогда в своей жизни он не найдет подобную ей женщину. И неопределенное безысходное одиночество, всегда гнавшее его в пустоту, в самые дикие уголки земли, как будто он мог найти там тот кусочек своей души, которого ему недоставало от рождения, стало острее, чем раньше.

Тихо выругавшись, он погасил фонарь и пошел прочь от склепа. При свете звезд он наугад брел мимо тихих дворов, извивающихся тропинок, стараясь выбрать ту, которая привела бы его к жилищам иностранцев, где он намеревался переночевать. Он дважды заблудился среди изгородей и проходов, но наконец гораздо быстрее, чем ожидал, лорд Уинтер, завернув за угол, вышел на поросший травой двор и остановился. В тишине до него донесся звук рыданий, не просто плач, а жуткие, душераздирающие рыдания, полные глубокого отчаяния.

Привыкшие к темноте глаза увидели полоску тусклого света, падавшего во двор через открытую дверь. Заинтригованный тем, что в опечатанной, как и все остальные помещения, комнате неожиданно кто-то оказался, лорд Уинтер прошел по траве, стараясь, чтобы стук его сапог послужил предупреждением. Заглянув в комнату, из которой раздавались отчаянные стенания, он увидел фигуру в грязном полосатом восточном халате, сгорбившуюся в позе неимоверного страдания среди открытых ящиков и коробок, наполненных бумагами.

Лорд Уинтер не стал прятаться, а открыто встал на пороге двери, но даже когда он заговорил, мальчик вскочил, ударился о табурет, и от его движения бумаги разлетелись. Шуршащий звук, подобный ружейному выстрелу, эхом отразился от каменных стен.

– Мир тебе, – по-арабски поздоровался лорд Уинтер, узнав бедуинского мальчика с распущенными волосами и допотопным мушкетом.