Охотник за мечтой

У двери в зал эмира Зения остановилась. Почетные гости уже окончили пиршество, и теперь группы мужчин толпились вокруг больших блюд, выскребая то, что еще осталось от риса с ягненком. Скрестив руки, принц Рашид как важный вежливый хозяин стоя наблюдал за всем, а эмир Сауд восседал на кипе ковров. Одежды эмира казались ослепительно белыми и строгими по сравнению с яркими пурпурными, зелеными и красными одеждами Рашида, и его ага; шнур, завязанный поверх головного платка, был сплетен из простой темной шерсти, а не из золотых нитей. На почетном месте по правую руку от принца Сауда сидел египетский генерал, обращавший на себя внимание своими турецкими шароварами, красным плащом и феской с длинной кисточкой. Он держал на коленях винтовку лорда Уинтера и так увлекся ее изучением, что даже не поднял головы, когда в зале внезапно смолкли все разговоры.

Стоя в дверях, Зения чувствовала присутствие лорда Уинтера у себя за спиной. В тишине она слышала дыхание мужчины, тихое и ровное, и спокойствие лорда Уинтера для нее было подобно ощущению его крепкой руки на своем плече. Зения подумала о матери, представила себя на ее месте, на месте леди Эстер, которая, презрев все опасности, бросила вызов самому Ибрагим-паше, всю жизнь отличаясь постоянным, безрассудным, не считающимся ни с чем мужеством, и гордо вскинула подбородок.

– Кто вы? – пройдя в центр зала и остановившись, обратилась она к принцу Сауду звенящим голосом, взлетевшим к самой крыше.

У эмира слегка округлились глаза, его крючковатый нос заострился, черные глаза на сухощавом лице налились негодованием, и в течение мгновения, всего лишь мгновения, казалось, что он сейчас вскочит с места. Но эмир вовремя справился с собой – если бы он встал перед ней, значит, он признал бы ее главенство. Окружавшие его мужчины тихо заворчали, но, когда принц Рашид поднял руку, сразу же замолкли.

– Халид Ибн-Сауд, многих лет ему и процветания, и да благословит Аллах моего принца, – сглаживая ситуацию, ответил Рашид и слегка повернул голову к эмиру ваххабитов. – Дочь Эстер, королевы инглези. Она прибыла в пустыню, чтобы взять себе в мужья принца.

– Да покарает ее Аллах! – выкрикнул сподвижник Халида, тоже одетый в строгие белые одежды, один из верховных религиозных служителей, занимавшийся толкованием законов Корана. – Именем Пророка, пусть будут прокляты и она, и ее родители, и весь ее род, и все инглези!

Сделав шаг вперед, Зения подняла руку, словно собралась ударить его, и ближайшие к ней мужчины слегка попятились, но она, несколько мгновений подержав руку поднятой, опустила ее.

– Трусы! – бросила она мужчинам. – Биллах, вы отступаете перед женщиной?

– Женщина в мужской одежде! Отвратительно! – воскликнул шейх. – Прикрой свое бесстыдство, и пусть Аллах распорет тебе живот!

У Зении от ужаса сжалось горло, но ее лицо осталось спокойным. Она не стала обращать внимания на шейха, а пристально посмотрела на принца Рашида, зная со слов лорда Уинтера, что принц взял их под свою защиту.

– Я должна терпеть его слова? – спросила она.

– Вы мои гости, – ответил он.

– Нет, – язвительно перебил его эмир Сауд, – на нее не распространяются законы гостеприимства. Эта женщина обвиняется мной в безнравственности и пороке. Она должна быть наказана. И мужчина, который с ней, тоже – как франкский шпион.

Египетский генерал поднял голову и, опершись на ствол винтовки, с тоской посмотрел на эмира темными немигающими глазами.

– Завтра утром в назначенный час в присутствии собравшегося благочестивого народа голова этого мужчины должна быть отрублена мечом, – заявил принц Халид, – а женщина будет забита камнями до смерти. Так решил я, во имя Пророка и Аллаха, всемилостивейшего и сострадающего!

Глава 8

Снова оказавшись в своей тюрьме, они сидели молча. Засунув себе под спину подушку, Арден прислонился головой к побеленной известкой стене и долгое время сидел с закрытыми глазами. В нем шла внутренняя борьба, его мозг отказывался осознавать действительность, и Арден, как за якорь, ухватился за физические ощущения. Он сосредоточился на грубой стене за его плечами, на ковре под собой, на случайном шуме водяного колеса, доносившемся снаружи через узкие окна, и глубоко вдохнул сухой, ничем не пахнущий воздух, который напомнил ему о пустыне. Открыв глаза, Арден увидел напротив себя фигуру, показавшуюся ему невероятно маленькой рядом с одной из двух огромных колонн, поддерживавших крышу.

Он видел бедуинского мальчика, безбородого Селима, застенчивого и отважного, красивого ребенка со спутанными волосами и огромными подведенными черной краской глазами, с маленькими огрубевшими руками и ногами. Перед ним сидел мальчик, чей смертный приговор тяжким, горьким бременем лежал на плечах Ардена.

Но видение было подобно рисунку, который он когда-то видел: темный и светлый силуэты на первый взгляд казались причудливой вазой, а в следующий миг оказывались парой лиц, обращенных друг к другу. Подобно тому как он всматривался в силуэт и видел только вазу, так и сейчас он смотрел и не мог увидеть никого, кроме Селима, пока в какой-то момент у него в мозгу не произошла трансформация, и тогда он увидел иной образ.

Арден увидел женщину, совершенно взрослую, тонкую как тростинка, с кожей, загоревшей до темно-золотого цвета, и с теми же огромными глазами, которые со страданием смотрели на него, женщину, которую он не знал и тем не менее знал. Она была англичанкой, дочерью своей матери, невероятно запущенной, но такой прекрасной, что его сердце, казалось, готово разорваться от страдания, неспособное выдержать силу ее красоты.

Арден понимал, что Селим для него уже потерян. Он сердился, что его лишили друга, и грустил о мальчике, которого никогда не было. Но при взгляде на реальность с новой точки зрения его наполнили чувства, неподвластные человеку, чувства, которых он не мог преодолеть, и Арден оцепенел.

– Простите меня, – услышал Арден высокий, чистый женский голос, напоминающий воздух пустыни.

Он покачал головой, но Зения собралась продолжать, и тогда он резко остановил ее:

– Не нужно.

Он боялся, что она возьмет вину на себя, когда виноват он, когда он был слеп, слеп и слеп. Раскаяние не входило в список знакомых ему чувств, но если чувство способно привести человека к смерти, то он сейчас умирал. Ардену казалось, что он сломлен и уничтожен этим чувством, пока наконец не смог с трудом набрать в легкие воздух.

Ничего больше не сказав, Зения села, поджала под себя ноги, прислонилась хрупким плечом к мощной опоре, и спутанные волосы рассыпались у нее по плечам. Прошло много времени, прежде чем она снова заговорила, неуверенно взглянув на него:

– Я должна была сказать вам.

И что Арден должен ответить? Что, конечно, должна, что он никогда не взял бы ее с собой, что если бы он узнал, то при первой же возможности бросил ее? Потому что она женщина, а он никогда не верил в героизм женщины.

Последний луч дневного света блеснул на волосах девушки, высветив отдельные небольшие прядки, и придал розовый оттенок ее темно-золотой коже. У Ардена появилось ощущение, что он путешествовал с каким-то грязным коконом, хранившим в себе тайну, и теперь внезапно из него вышла волшебная, хрупкая редкость.

«Завтра она умрет, – подумал Арден, – ее забьют камнями до смерти. Если бы принц Рашид, чтоб ему гореть в аду, заступился за нас…»

Но Рашид ничего не сделал. Он склонился перед эмиром, фанатичными шейхами и египетскими офицерами и со спокойной улыбкой отказался от возможности нанести свой маленький удар в восстании.

Ардена охватила такая глубокая паника, что он был не в состоянии что-либо чувствовать и не мог думать ни о чем, кроме собственной смерти. Он считал, что виноват в том, что привел Зению сюда. Она мечтала уехать в Англию, а он привел ее к смерти. Она предупреждала его, умоляла повернуть назад и все же храбро скакала рядом с ним в тот ад, который он уготовил ей. Даже сейчас она смотрела на него без слез и упреков; дикое животное, случайно забредшее в лагерь охотника, она смотрела на него со спокойным доверием.