Страница 3 из 19
– Термоядерного? – усмехнулся Копаныгин. – Или аннигиляционного?
– Всеми активными средствами, – медленно проговорил Виктор. – Если землян бьют по левой ягодице, надо не правую подставлять, а открывать огонь на поражение.
– Да я согласен! – вскричал Таппи. – На все сто! Только кто ж нас лупит по ягодице? Где неприятель?!
– А тебе не страшно, Таппи? – спросил Виктор неожиданно.
– Страшно? – изумился Нупуру. – А чего мне бояться?!
– Борьбы миров! – ухмыльнулся Копаныгин. – Звездных войн!
– Миша, – серьезно проговорил Виктор, – а что ты нашел в этом смешного? Поймите вы, я не войны миров боюсь, а нашего в ней поражения! Да меня порой просто оторопь берет, до чего же мы беззащитны. И потрясающе беспечны! Чем, к примеру, занимается наша славная Объединенная Космическая Эскадра? Заметьте, не флот даже, а эскадра! Сто пятьдесят кораблей – ломье и старье. Мы мужественно отражаем атаки блудных астероидов – вон уже два или три раскокали. Мы героически спасаем туристов, потерявшихся во льдах Европы или в степях Теллуса. Мы сурово обрушиваем огонь бортовых плазменных излучателей на «глаз бури», нагревая в нем воздух, и уничтожаем ураган в зародыше. Мы браво бомбим Перешеек Коа на Авроре, за три секунды прорывая канал между Жемчужным морем и заливом Сильвер-бей. Великие небеса, чего мы только ни делаем! Одним мы пока не занимаемся – не крепим обороноспособность доминанты Земли. Хау, – поднял он руку по индейскому обычаю, – я все сказал.
Поднявшись из-за стола, Виктор покинул кают-компанию. Странно он себя чувствовал. Ему и полегчало, и одновременно стало тошно. Выговориться-то он выговорился, а толку? Перед кем он ставил вопросы? Что его друзья могут поделать? Как им повлиять на политиков, дружно орущих: «Мы за мир во всем мире!» Его предкам довелось поучаствовать в операциях по демилитаризации, они навели порядок на «проблемных» континентах Земли, установили мир и благоволение во человецех. Почет им и слава!
Сколько существует Периферия, столько же лет не случалось в колониях вооруженных конфликтов. Ура. Но что проку орать: «Миру – мир!», выйдя на галактические просторы? Человечество с его куцым опытом азартно занялось астрополитикой, наивно полагая, что уж астрополитику никак нельзя вести иными средствами…
– Хочешь мира, – усмехнулся Виктор, – готовься к войне…
Отстояв вахту, он вернулся к себе в каюту – ему, как младшему командору, полагалась отдельная каюта, то есть закуток два на полтора метра с выдвижным диваном, встроенным шкафчиком и откидным столиком. Вот за ним-то Виктор и примостился, вытягивая ноги вбок, ко входной сегментной перепонке. Минут пять он сидел, бездумно пялясь на стереофотку, прилепленную к переборке напротив. На фотке была изображена Варя Кутейщикова на лоне. Варя была голая. Она то поворачивалась лицом и приподнимала ладонями груди, всем видом выказывая истому, то поворачивалась спиною, опускалась на колени, прямо в травку-муравку, и прогибала спинку, выпячивая роскошную попу. Потом Варя вставала, потягивалась, и весь цикл начинался сначала.
Виктор тяжко вздохнул. Варя подарила ему это фото перед самым отлетом, чтобы помнил и не отвлекался на иные прелести. Он и не замечал никого… Если правы те, кто считает любовь хворью, то он тяжко болен. Неизлечим. Находится при смерти.
Самое паршивое заключалось в том, что они с Варей еще никогда не занимались любовью. Ни разу! Встречались они с год или даже больше. Варя позволяла себя целовать, но только в губы. Они частенько выезжали на Истру, купались, загорали, и какое же мучение было смотреть на Варин загорелый задик, на то, как подпрыгивают ее груди, когда девушка отбивала мяч! А еще они гуляли по окрестностям. Варя гордо вышагивала в одних босоножках, подшучивая над его «перпендикуляром». Он и на колени падал, пытаясь поцеловать ее бедра, но Варя увертывалась. Даже плечи ее, даже шея были недоступны для его губ. Кутейщикову так и прозвали на курсе – Полюс Недоступности. А он, выходит, полярник?
Почувствовав злость, Виктор протянул руку, чтобы сорвать фотку, но задержал движение. Какая же она все-таки красивая… Варя выезжала за город с подругами, он познакомился со всеми. Хорошие девчонки. И хорошенькие. Наташа – высокая, стройная, у нее длинные ноги, тонкая талия, но маленькая грудь. У Марины грудь на загляденье, но талия широковата. У Цили и бедра крутые, и талия в обжимочку, и груди высокие, но она из принципа не удаляет волосы на лобке… Как-то это… «не очень так, чтобы очень». А вот Варя совершенна. В ней все на диво – и ушко, и эта прядка волос завитком, и напряженный розовый сосок на фоне темной ареолы, и… Да все!
Виктор вздохнул еще тяжелее и решил отвлечься – включил обзорный экран над столиком.
Обзорник зачернился глубокой темнотой космоса с одиночными точечками звезд. Потом сбоку вплыл Плутон, наполовину покрывая голубоватый Харон. Поверхность Плутона была смутно различима – светлые и темные пятна вразброс. Лишь на экваторе сияла ярко-голубая точка – это светилась база «Старый Восток».
Виктор подумал и коснулся сенсора внизу. Тут же заработал фонатор:
– …Прибываем. Есть зональный захват!
– «Дюранго», видим вас, пароль опознан, примите данные на швартовку.
– Принимаем.
МАК подходил к СПУ «Плутон-2», здоровой бандуре из цилиндров, шаров и торов, удерживаемых вместе туннелями переходников и решетчатыми фермами. Один из цилиндров – причальный док – развернулся плоским торцом. Вернее, это «Дюранго» так сманеврировал. Плавно разошлась диафрагма шлюза, МАК медленно вплыл внутрь и вздрогнул всем корпусом – сработал гравизахват. Створки шлюза сомкнулись, из решеток, опушенных инеем, забили парящие струи воздуха. К внешним люкам всех шести секций МАКа присосались стыковочные рукава-галереи. «Размяться, что ли?» – подумал Виктор, и в этот самый момент сухо щелкнул интерком. Секретарь-автомат официальным голосом произнес:
– Младшего командора Середу к капитану! – и добавил для верности: – Срочно!
– Вечно у них… – пробормотал Виктор, сгибаясь, выворачиваясь и просовываясь в коридор.
Каюта капитана находилась в носовой секции, рядом с рубками, ходовой и боевой. Гадая, что подвигло капитана на срочный вызов, Виктор ткнул пальцем в мембрану со строгой надписью «Павел КОЗЕЛКОВ, капитан МАК «Дюранго», ОКЭ», мембрана лопнула, и он переступил высокий комингс.
Каюта капитана была обширна – три на три! – и обставлена по флотскому стандарту, то есть все было выдвижным, откидным и встроенным. Все, кроме узкого стола-пульта, за которым и восседал кэп, сухощавый пожилой человек с раздутыми ноздрями мясистого носа. Злая усмешка дергала его губы.
– Садитесь, Середа, – церемонно обратился к нему Козелков и указал на переборку.
Виктор выдвинул из нее и разложил маленькое креслице. Сел и положил руки на колени, как всякий примерный мальчик.
– Догадываетесь, почему я вас вызвал? – осведомился капитан.
– Не слишком, – признался Виктор.
Капитан крякнул с досады и встал. Середа тоже начал подниматься, но Козелков сделал нетерпеливый жест.
– Сидите!
Походив по каюте – три шага по диагонали туда, три обратно, – Козелков остановился и резко спросил:
– Я хочу знать, почему младший командор подвержен пораженческим настроениям? Почему он ведет среди экипажа подрывную работу и сеет сомнения в правильности курса земной администрации? Отвечайте!
– По порядку? – спросил Виктор, чувствуя подступающее бешенство.
– Без разницы! – рявкнул капитан.
– Отвечаю. Я не пораженец! Наоборот, капитан. Я – единственный на этом корабле, кто хочет служить на военном флоте и защищать человечество от угрозы из космоса. А подрывной работой, капитан, занята как раз земная администрация, курс которой ведет человечество к гибели!
Капитан ошеломленно откинулся к переборке.
– Вы что, Середа, совсем с ума сошли?! – выговорил он осипшим голосом.
– Я человек! – сказал Виктор со всем жаром молодости и правоты. – Я землянин и хочу, чтобы мою планету, мою расу уважали все прочие!