Страница 18 из 100
— Может, обратишься к ней? — полузадушено прохрипел сын князя.
— Не могу! Потому что ее сегодня ночью убили!
— Зачем мне убивать Василису?! — княжич задергался и выбросил руку в мою сторону, — Это все он! Это приказной! Он меня оклеветал! Ладно бы следы души совпали, а то какие-то грязные пятна! Зачем мне ее убива-а-ать?
Князья медленно, как башня танка, начали поворачиваться ко мне… И меня озарило. Я вспомнил, откуда мне знакомы эти две родинки на левом виске княжича.
— Петр Леонтьевич, Василий Павлович, разрешите сказать? — согнулся я в земном поклоне.
— Говори, — ничего хорошего не обещающим голосом произнес Дашков.
— В Приказе лежит жалоба от купца Антона Чомгина с матерью, купеческой вдовой. Ограбили их позавчера, догола раздели. Двое, ножом угрожали. Один, молодой, высокий, волосы длинные, глаза синие, на левом виске — две родинки, на ногах — сапоги травянистого сафьяна…
— Лжет! — снова завопил княжич, — Лжет! Не было меня там, не грабил я никого!
— Есть такая жалоба? — спросил меня Дашков.
— Есть, — поклонился я, — В Московский стол поступила.
— Или ты на ходу приметы грабителя придумал, на Сережку глядя?
— Нет, Петр Леонтьевич, есть такая жалоба.
— Подьячий, — вмешался Телятевский, — А второй как выглядел?
— Молодой, высокий, глаз карий, волос темно-русый, прямой, нос с горбинкой…
Судя по лицу, князь еле удержался от того, чтобы не сделать своему сыну нос с горбинкой.
— Сашка… — прошипел он, — Вы с ним вечно в какие-то проказы влезаете, а теперь что — решили восемнадцатилетие отметить, на голую купчиху посмотреть?!
— Я хотел Силу опробовать… — пролепетал Сергей, заливаясь краской так, что было понятно: насчет купчихи князь угадал — Я же совсем недавно к Источнику допущен, на ком мне учиться? Вот мы и… Решили…
Не зря мне в этой истории с ограблением что-то странным показалось. Не раздевают грабители жертв догола, и купчиха уж слишком их испугалась, даже никакого сопротивления не оказала. Не ножа она испугалась, боярское внушение это было, нагнанный страх…
А княжича тем временем несло:
— Я забыл одежду этой дуры выкинуть, так в дом с ней и пришел. Хотел спрятать в горнице, а тут — Василиса. Как-то догадалась, что я сделал, сказала, что тебе расскажет, я сказал, что не надо, а она… А потом я случайно в нее ножом ткнул, а она упала…
Князь Телятевский подошел к сундуку, откинул крышку. Посмотрел внутрь, медленно наклонился и вынул куль из белого шелка. Бросил его мне — еле поймал — и повернулся к сыну:
— Я отлучаю тебя от Источника.
Спокойно так сказал, и гром за окном не прогрохотал, и корежить княжича не стало. Только он изменился в лице и начал как-то странно подергиваться, как будто мысленно что-то сделать — и не мог.
Боярское правосудие, быстрое и беспощадное.
— Отец, а надолго?
Слово князя упало, как топор:
— Навсегда.
— ОТЕЦ!!!
Пока отец с сыном разговаривали по-родственному, ко мне подошел князь Дашков. Посмотрел на меня, коротко хмыкнул. После чего глаза князя потемнели, зрачок расплылся на всю радужку:
— После того, как ты выйдешь из горницы, ты забудешь все, что здесь было. Тебя звали сюда потому, что грабителем купчихи и ее сына оказался один из людей князя Телятевского. Тебе отдали одежду и приказали никому не говорить об этом. Иди.
Я развернулся и на деревянных ногах зашагал к двери.