Страница 14 из 17
Ровно противоположная реакция была со стороны советской делегации. Женская её часть объявила мне бойкот, за то, что мне мало русских женщин и якшаюсь со всякими там американками. Мужская часть перестала разговаривать со мной от зависти, поскольку Кэтлин была сама по себе красавицей, а уж с американской косметикой, одеждой и духами, смотрелась пришельцем с другой планеты, посреди одинаково одетых спортсменок из СССР, хоть многие и были из них красивыми тоже, но не на её фоне к сожалению.
И это я уже промолчу про руководителей делегации, тренеров и сопровождающих нас от КГБ, с этой стороны вообще была пара инфарктов, попытки усовестить и угрожать мне, а также бесполезные попытки запереть в комнате. Поняв, что это бесполезно, всё что они смогли сделать — это отнять у меня паспорта и не выдавать суточные. Ну и конечно предупреждение, что это моя последняя поездка за рубеж.
Сами соревнования просто померкли на фоне разгоревшегося у нас с Кэти публичного бурного романа, обсуждаемого из каждого утюга Америки, поскольку я привычно выиграл свои дисциплины, Валерий Борзов пришёл в них вторым, но это уже мало кому было интересно. Американцы ждали, что будет, когда придёт день окончания пребывания советской делегации на американской земле и все делали ставки на то, расстанемся ли мы или кто-то из нас решит выбрать для себя новую страну для проживания. Огласка нашего романа была настолько большой, и читатели так переживали за нас, что по телевидению в предпоследний день моего вылета обратно, выступил с речью президент США Ричард Милхауз Никсон, который сказал, что если такой великий спортсмен, как я, решу остаться и жениться на Кэтлин Ригби, то я сразу же получу американское гражданство. Первый инфаркт среди руководителей нашей делегации как раз последовал после этого заявления, а второй, когда мы расставались с Кэти в аэропорту под прицелом десятков теле и фото камер, целуясь с девушкой в губы и обещая друг другу встретиться на Олимпиаде в Мюнхене, через год. Она плакала, я обнимал её и трогательно вытирал слёзы платком, для чего пришлось встать на одно колено из-за большой разницы в росте, так что окружающие нас американцы, ставшие свидетелями этого прощания, сами едва не рыдали в три ручья от умиления.
Когда я помахал рукой, стоя на трапе, влюблённой в меня без памяти девушке и зашёл в самолёт, то как только за нами всеми закрылась дверь, повернувшийся ко мне представитель от КГБ торжественно пообещал, что в аэропорту меня встретят и отвезут сразу на Лубянку. Откуда я отправлюсь, минуя все следствия и суды прямо в Магадан.
У большинства окружающих меня людей в глазах при этом появилось торжество и радость, только Дима и Женя пригорюнились, поскольку им тоже доставалось от всех, ведь они были со мной. Одному Завьялову было всё по барабану, поскольку он был пьян. Соревнования закончились, поэтому он честно ушёл в запой, не дожидаясь возвращения на родину.
Нужно ли говорить, что когда мы прилетели в Москву и у трапа самолёта меня действительно ждали две чёрных «Волги», а четыре крепких парня в одинаковых костюмах вежливо предложили мне последовать с ними, то мало кто мог скрыть торжествующие улыбки на своих лицах. Я, сев на заднее сиденье между двух парней, даже посмотрел в боковое окно, чтобы запомнить особо отличившихся в этом злорадстве. У самого меня особых переживаний не было, я не совершил по моему мнению ничего такого, за что меня можно было ругать, наоборот, можно было наконец похвалить! Хотя в СССР по отношению ко мне с этим была определённая напряжёнка, но ничего, в этот раз может всё получится.
— Ваня, скажи, только честно! Ты совсем тупой?! — было первое, что я услышал в кабинете на Лубянке, когда взбешённый товарищ Белый стал вытаскивать из своего сейфа американские газеты и кидать их передо мной. Почти на всех были мы с Кэти: либо держащиеся за руки, либо обнимающиеся.
— Если тебе этого мало, то вот тебе наши газеты, — он открыл ящик стола и достал оттуда привычные мне «Труд» и «Известия», где были ровно те же фотографии, что и в газетах иностранных, вот только содержания статей кардинально отличалось в худшую сторону. Хватило пару быстрых взглядов, чтобы понять это.
— То есть то, что я занял первые места, вас не интересует? — мгновенно разозлился я. Не такой встречи ожидал в этом кабинете.
— Да плевать всем на твои места! Суслов поднял вопрос в ЦК о запрете тебе представлять нашу страну на всех международных соревнованиях!
— А, ну то есть я смогу наконец спокойно иммигрировать в США и выступать под их флагом? — поинтересовался я, — когда можно вылетать?
Он побагровел от злости, собирался мне ответить что-то явно гадкое, но тут раздалась трель телефона. Он поднял трубку, хотел туда гаркнуть, но замолчал и сказал лишь.
— Слушаюсь.
Положив её, он хмуро сказал мне.
— Идём, Андропов вызывает.
Подхватив стопку газет, он показал мне ею на дверь.