Страница 4 из 151
— Ром…
— Ну ты, баб Маш, дала жару. Устранила соперника, так сказать.
И смех, и грех, но ржу аки конь.
— У тебя, Паровозов… такое тонкое чувство юмора, — встревает со своим комментарием Рыжая. — Переведу для одаренных: иногда лучше смолчать.
Посылаю в ее сторону испепеляющий взгляд. Берегов, бестолочь, не зрит совсем. Отчаянно нарывается.
— Ой, ежечки, Ляль, Лялечка! — суетится баба Маша. — Прости меня, дуру старую, я ж подумала, что это бандюган, пришедший за обстрелянным Паровозовым. Захожу в хату, а он тут отмывается от кровищи. Пистолет у кармане. Кругом все перевернуто, ой ну вот и треснула!
— Баб Маш, ну ты Терминатор, ей богу. Огрела так огрела! — продолжаю хохотать и забавляться.
Она всплескивает руками, отставляет боевой арсенал на плиту и принимается стаскивать с себя старое, подранное пальто.
— Ром, Рооомка, очнись, пожалуйста. Прошу тебя! — по новой заводит Алена.
— Милок, ой родимый, прости. Бес попутал. Ляль, ой че делать-то! Ой, горе-то!
Короче бабка и внучка на пару охают над валяющимся в отключке Беркутовым. Кульминацией сей сцены становится появление маленькой Ульяны.
— Вы что, Ромашку убили? — шепчет, округлив глазищи, и так громко начинает выть, что Рыжей приходится ее успокаивать.
— Ну-ка отойди, — отодвигаю Алену. — Эй ты, — хлесткими пощечинами пытаюсь привести долбодятла в чувство.
— Ты что делаешь, идиот! Спятил? — ругается девчонка, но тут же замолкает, ибо огретый бабой Машей, невнятно стонет, подавая некие признаки жизни.
— Очухался, Пернатый? — интересуюсь недовольно. — А че за запах от него? — склоняюсь ниже и принюхиваюсь. — Бухал, что ли?
— Рома не пьет, — категорично заявляет Лялька.
Ой ли…
Пока они нежничают я иду проверять тару с сивухой.
— Ох, миленькай, прости бабку грешную. Каюсь, не разобравши стукнула.
— Лисааа. — Давай… поженимся, а? — выдает эта живучая скотина. Прямо-таки заново будит во мне желание вырубить его навсегда.
— Ба, он, кажется, бредит, — Алена заботливо поглаживает его по дурной башке. — Где болит, Ром? Скажи, где?
— Выжрал бутылку самогона в одно рыло, — информирую как бы между прочим.
— Но я уверена, что он не пьет! Никогда! — удивленно пялится на пустую тару, зажатую меж моих пальцев.
— Хреново значит ты знаешь своего дружка, — вставляю ядовито.
— Лисаа, выходии… за меня. Люблю не могу!
— Пусть заткнется, — требую, ощущая подкатывающее к горлу бешенство.
— Он не в себе, — поясняет она спешно.
— Алеен, поцелуй, а…
Терпение испытывает, попугай херов.
— Только очнулся, и сразу поцелуи ему подавай, — совсем по-девичьи принимается хихикать Семеновна. — Потешный!
— Он так и будет ковром тут валяться? — осведомляюсь громко.
— Ой, Илья, ну так не стой столбом-то! Помоги уж поднять гостя! — командует хозяйка дома. — Встретили так встретили парня! С «хлебом и солью», что называется. Век не забудет! Давай-давай, порезвее, в дальнюю комнату его тащи. Отдохнуть ему надобно после такого.
Скривившись, поднимаю пьяную сволочь. Только потому что не способен отказать этой добродушной женщине.
— Тяжелый, падла, — цежу сквозь зубы, закидывая его руку себе на шею.
— Ооо, это ты, РЖД, — хохотнув, хлыщ хлопает меня по спиняке.
— Завали хлебало, — предупреждаю, многозначительно на него зыркнув.
— Не злись, Рельсовый. Давай дружить, а? — растягивая гласные, выдает он. — Мирись… мирись… И больше не дерись. Где твой мизииинчик? А хочешь, дам на своей точиле погонять? Хочешь?
— Хочу, чтобы ты ушел в закат!
— Все серьезно у нас, — морда принимает осознанный вид. — Понимаешь ты, не?
Одно понимаю, что если не заткнется, с собой уже не совладаю. Вышвырну сучару на мороз.
— Вот тут, — театрально вздыхая, тычет себе в грудь, — знаешь, как болит адски. Это они… чувства!
— Клоун, — нетерпеливо стряхиваю его с себя на кровать. Снова чердаком бьется об изголовье, и хоть бы хны. Не перестает вещать. Как долбаное радио.
— Замуж пойдет за меня… не за тебя, — спецом задирает, еще и лыбится.
— Это вряд ли.
— А я ей ребенка заделаю.
Блять, эта гнида не умрет своей смертью точно!
Сжимаю кулаки, но от удара его спасает вездесущая Лялька, вцепившаяся в мою руку.
— Это галлюцинации, не обращай внимания. Спасибо большое, что помог! — тараторит испуганно.
— Угомони его, не то я с большим удовольствием сделаю это сам! — обещаю, покидая комнату.
Где там колун?[3]
Он мне срочно нужен.
Глава 3. Покатушки
Кусачий мороз настырно пробирается под вязаный свитер. Стою посреди заснеженного двора, напротив колоды[4].
Ноги на ширине плеч.
Размах.
Четкий удар в центр чурбака[5].
Беру следующий. И так по кругу…
С лихим азартом колю подмерзшие дрова. Неспешно, обдуманно и по привычке довольно агрессивно. Это бесхитростное занятие всегда работает безотказно. В тех самых случаях, когда необходимо срочно сбросить напряжение и выпустить пар.
Сегодня именно такая ночь. Настроение, прямо скажем, поганое. Как никак ушедшая от меня невеста в это самое время предположительно милуется с другим.
Хрясь.
Ловко орудуя топором, равнодушно наблюдаю за тем, как разлетаются в сторону части чурбака.
Вдох-выдох.
Годами выверенные движения.
Хрясь.
Расколов приличное количество дров, очищаю площадку и убираю поленья в дровяник — небольшой, отдельно стоящий сарай, предназначенный для их просушки и хранения.
Возвращаюсь в дом. Смахнув с башки снег, прохожу на кухню. Не мешало бы еще разок пожрать, ведь после долгой уборки, которой руководила суровая баба Маша, ужин прошел быстро и далеко не в полном объеме. Пришлось экстренно заняться дровами для печки. Иначе эта неугомонная женщина отправилась бы делать это сама. С нее станется. Привыкла своими силами справляться.
На кухне застаю рыскающую по шкафам Рыжуху. Достает с полки чай и сахарницу. Тянется к орудию возмездия Семеновны.
Отчего-то вдруг хочется повести себя совершенно по-идиотски. К примеру, напасть на нее сзади и как следует шугануть. Да так, чтоб очканула не по-детски и громко заорала на весь дом. Явно ведь не слышала, как я вошел, а значит у меня есть преимущество.
— И мне плесни… — по итогу ограничиваюсь только этим. К черту. Еще ошпарится ненароком.
— Хоспаде! Паровозов! — лупится на меня во все глаза.
— А вроде не из пугливых, — стебу намеренно.
— Крадешься как мышь полевая, — поджав губы, изрекает недовольно. — Чуть кипяток на себя не пролила!
— Растяпа.
Наливает в кружку горячую воду, насыпает в чай три ложки сахара и активно его размешивает.
Молодец. Как раз три себе обычно и кладу.
Забираю чашку из-под носа. Морда кирпичом. А вот она своих эмоций скрыть не может.
— Это мой! — пищит возмущенно.
— Сначала мужику положено, — сообщаю наигранно серьезным тоном.
— Что за бред, — закатывает глаза и недоуменно фыркает.
Стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, иду к холодильнику.
— Опять есть собираешься?
Посылаю ей многозначительный взгляд.
Да. Я, на хер, не птичка-невеличка. Когда выдается возможность, ем много и часто!
— Борщ здесь, если ты его там ищешь, — деловито информирует, указывая на плиту. — У тебя свитер в крови, кстати. Плечо.
На автомате опускаю голову.
— Мать твою…
— Ну, ожидаемо, — заключает с дюже умным видом.
Подхожу к ней. Отодвигаю влево, чтоб не мешалась, и снимаю с верхней полки аптечку. Направляюсь назад к столу, на ходу стаскивая с себя мокрый от пота и снега свитер. Бросаю его на спинку стула и открываю контейнер.
3
Колун — разновидность топора, предназначенного для колки дров.
4
Колода — толстый отрезок бревна, приспособленный для колки дров.
5
Чурбак — обрубок дерева.