Страница 35 из 76
В итоге, я внимательно досмотрел фильм до самого конца. И лишь когда на экране замелькали титры, обнаружил в нескольких местах от себя Марка с Татьяной — они сидели, прижавшись друг к другу, голова Татьяны возлежала на воротнике его пальто, а рука Марка обнимала девушку за плечо. Я сделал вид, что ничего не заметил, хотя в душе испытал некоторое облегчение. Если Татьяна пережила влюблённость в мою недостойную особу — тем лучше, надеюсь, с Марком у них сложится. Чтобы не смущать друзей, я подождал, когда они выйдут из зала, и только тогда направился к выходу. И уже на улице заметил, как влюблённые голубки отстали от гомонящей кучки коммунаров и направились к «особому корпусу» — причём Марк по-прежнему нежно обнимал свою спутницу. Что ж, обоим уже по семнадцать — так что имеют полное право. А мне — заглянуть, что ли, к Елене? Может, и не выгонит, сжалится надо мной, несчастным, всеми брошенным…
II
Самолёт, громко тарахтя единственным мотором, развернулся, покачал этажерчатыми крыльями над рыбацкими баркасами и домиком с радиоантенной и вымпелом морпогранохраны над крышей — и пошёл, набирая высоту, к западу.
— А чего это он над землёй лётает? — поинтересовался боец в гимнастёрке и фуражке с зелёным околышем пограничных войск ОГПУ. — У него ж поплавки, чтобы на воду, значит, садиться?
— Это ж из нашего Мурманского авиаотряда. — лениво отозвался старшина. Он служил в этих местах больше десяти лет и считался,в полне заслуженно, ветераном — начальник заставы обращался к нему, «Семён Ефимович», остальные сокращали это до «Ефимыч».Молодые бойцы, пришедшие с недавним пополнением, были свято уверены, что он может ответить на любой вопрос. Если снизойдёт, конечно.
— Полетел он, известное дело, к финской границе, а там озёр, что блох на барбоске. — обстоятельно объяснил Ефимыч. — В тундре-то не везде приземлиться можно: ягель, россыпи каменистые, болота под снегом — а озеро, даже замёрзшее, другое совсем дело. Гидроплан — он и на снег и на лёд запросто сесть может, и взлететь тоже. Они и здесь, в Кандалакше, всю зиму так летают, пока море не очистится. Видал, небось, как полосу на льду залива выравнивают?
— Это морской разведчик, МР-1. — вмешался в разговор другой боец, тоже из молодых. — Построен он на основе самолёта Р-1 авиаконструктора Поликарпова. У нас в заводском аэроклубе такой был, я даже летал на нём… разок.
— Врёшь! — хмыкнул первый боец. — Ещё скажи, что сам им управлял!
— Зачем мне врать? А управлять — нет, не было такого, только разок за ручку подержался. В аэроклуб — пояснил он, — я поступил, когда на завод устроился. Только прозанимался там всего ничего, три месяца. Потом меня в армию забрали.
— Тех, кто в аэроклуб ходил, завсегда в авиацию берут, а тебя к нам, в пограничники! — не унимался скептик. — Вот и получается, что брешешь ты!
— Так мне и обещали, что возьмут механиком в авиаотряд. — вздохнул несостоявшийся аэроклубовец. — А когда прибыли сюда, в Кандалакшу, начальство отправило к вам. Я спросил, когда ж мне механиком-то, чтоб с самолётами — так мне ответили, чтобы ждал приказа.
— И правильно ответили. — солидно сказал старшина Ефимыч. Потому, дисциплина быть должна. Куда ж это годится, ежели всякий будет сам выбирать, где службу нести?
— Так-то оно так. Но я же комсомолец, а значит, обязан думать, где смогу принести больше пользы. Правильно я рассуждаю, товарищ старшина?
Ефимыч подумал и кивнул. Молодой-то он, может, и молодой, но излагает политически грамотно.
— Ну вот! А как я есть слесарь и в аэроклубе пусть недолго, но обучался, то где от меня будет больше пользы рабочему классу — при аэропланах, или на посту, с винтовкой? Я, как комсомолец, обязан поставить вопрос на ячейке!
— Поставишь, куда ж ты денешься… — старшине разговор, похоже, наскучил. — А я тебя в наряд вне очереди поставлю, а то шибко сознательный выискался!
Он усмехнулся в густые «будённовские» усы, увидав, как вытянулась физиономия аэроклубовца.
— Да ты не тушуйся, парень. На заставу вчера пакет пришёл — начальство требует выделить с нашей заставы наших шесть человек, сопровождать геологов, али ещё кого, я точно не понял. И особо в том пакете указано, что нужны те, кто разбирается в механизмах и моторах, потому как у этих геологов свои аэропланы будут, и им нужны толковые помощники. Я, так и быть, начальнику заставы словечко замолвлю, чтобы он тебя к ним направил…
— Спасибо тащстаршина! — боец сразу повеселел. — Век не забуду доброты вашей! А геологи эти где работать будут? Тоже возле финской границы?
— Не… — старшина Ефимыч помотал головой. — Что им там делать, в болотах да тундре? Они в противоположную сторону собрались, на на северо-восток — там ещё рудник в запрошлом году построили, а рядом с ним рабочий посёлок, Хибиногорск[1] называется. Только Ловозеро это самое ещё дальше, за самым плато Расвумчорр, в отрогах Ловозерских тундр — это другое плато, Местные жители, лопари его по-своему называют, Луяввьрурьт. Так эти самые лопари балакали: дурное там место, проклятое. Черти, вроде бы, в скалах обитают, прямо в камне. Асамый главный чёрт на каменной стене виден — огромная такая фигура, вся чёрная, как смоль! Лопари его так и называют: «чёрный старик Куйва», во как!
— Так может и я тоже к геологам? — весело осведомился скептик. — А то надоело в караулах-то торчать! Чертей, проклятий и прочих бабкиных сказок я не боюсь, а у геологов, глядишь, и спиртиком разживёшься…
— Я те разживусь! — насупился старшина. — Нужен ты им, Федор, как попу гармонь! Не-ет, паря, ты здесь будешь службу нести, у меня на глазах. А то чего ещё удумал — спирту ему подавай…
— Смотри-ка, дядьМирон, как норвежец на нас скалится, чисто пёс цепной! — сказал матрос. — Небось, не забыл, как мы ихнего брата осенью задержали да в Мурманск отвели под конвоем!
Его веснушчатая физиономия лучилась довольством — до того приятно было вспомнить эту пусть небольшую, но всё же победу «Таймыра» над проклятыми империалистами. И неважно, что в роли империалистов выступала команда норвежского рыбачьего баркаса, и его шкипер, весь усыпанный, как и сам Гришка, веснушками, вряд ли годился в акулы капитала. Успех есть успех — а уж как потом матрос расписал этот «боевой поход» в письме домой, в родное село близ города Мурома Владимирской губернии! Письмо это начиналось длинным, на полстраницы, перечислением родни, которой следовало передать поклон; оставшиеся две с половиной страницы были заполнены обстоятельным описанием «морского сражения». На самом же деле баталия свелась к обмену сочной руганью на русском и норвежском языках да выломанным куском планширя. Повреждение было получено от того, что «Таймыр» навалился на норвежскую посудину левой скулой — в ответ на то, как оттуда зашвырнули на палубу ледокола протухшую треску.
— А что ж ему не скалиться-то? — неторопливо отозвался машинист. — Небось, за лов рыбы в наших водах без бумаги с разрешением штраф полагается. Да и сети у них конфисковали, а они немалых денег стоят. А этот рыжий непременно родственник шкипера с того баркаса, вон, как похож!
— Да все они тут на одно лицо. — хохотнул Семён. — Рыжие, вроде нашего Гришки, и бороды бреют не по-людски, так, что подбородки да щёки у всех голые. А моряки — ничего, дело знают, и водку хлестать горазды!
Веснушчатый подданный короля Хокона VII-го тем временем решил сменить гнев на милость — улыбнулся русским во все тридцать два жёлтых от табака зуба и призывно помахал в воздухе извлечённой из-под бушлата бутылкой с золотыми буквами на чёрной этикетке
— Выпить предлагает. — догадался Гришка. — Что у него там, кажись, ром? ДядьМирон, а ДядьМирон, может, я схожу?
— И думать не смей! — голос трюмного машиниста посуровел. — Или хочешь помполиту объяснительные строчить? Так ведь одними бумажками не обойдётся — вернёмся в Мурманск, нахлебаешься лиха…