Страница 88 из 100
«Эх, — прикинул матрос, — была не была! Подумаешь — ставить мины. Дело не страшное. К тому же туман. Пусть остаётся».
— Только как мышь, — предупредил он Нюту и погрозил указательным пальцем.
И вот час, как они в пути. Мерно гудят турбины. За бортом тишина. Лишь волны скребут обшивку.
«Конечно, в приют — это боцман того… — ухмыляется Виров. — Зачем же в приют Анюту? Да разве она сирота! Да разве нет Клаши! — Балтиец вспомнил свою дивчину. — Найдётся для Нюты место».
Мерно гудят турбины. Нюту клонит ко сну. Она подбирает ноги и засыпает.
Виров укрывает её бушлатом, уходит к друзьям наверх.
«И чего привязался?» — поминает недобрым словом матрос Ванюту.
Ах, если бы только балтиец знал! Он бы спасибо сказал Ванюте.
Нюта проснулась от страшного взрыва. Эсминец вздрогнул, словно живой. Сверху бил, как безумный, колокол. Слышался топот бегущих ног. Раздавались команды и крики.
Нюта вскочила.
— Братишка! Братишка! — В кубрик ворвался Виров.
Кубрик вдруг начал крениться. Не удержавшись, Нюта упала на пол. «Гавриил» подорвался на минах. Вчера в этом месте их ещё не было. Сегодня — уже стоят. На целые вёрсты кругом — мины и мины. Морские поля из мин.
Эсминец кренился на нос и на правый борт. Через пробоины в трюмы врывалась вода. Она заметалась по корабельным отсекам, с всхлипом влетала в турбинный зал, лизнула коридорные трапы, побежала в матросские кубрики.
«Гавриил» оседал. Матросы поспешно спускали шлюпки.
— Братцы, где Виров? — кричал Наливайко.
— Комиссар, комиссар! Товарищ Лепёшкин! — неслись голоса с отходящих лодок.
Многие, скинув башмаки и бушлаты, стали бросаться в воду.
— Все ли на месте? Докладывай покомандно! — не ко времени как-то кричал Ванюта.
— Вирова нет. Вирова, — не утихал Наливайко.
Вода подходила к обрезу борта.
В это время Виров и Нюта появились на палубе.
Боцман увидел девочку. Лицо его, и до этого красное, стало совсем пунцовым, заходили голыши-желваки.
— Ты это что! — загудел он на Вирова. — Под арест! Немедля на десять суток! Стой! Стой! — Ванюта резко повернулся к борту. Там отходила последняя шлюпка.
Боцман подхватил на руки девочку. Виров видел, как с лодки потянулось сразу несколько человек. Мелькнули лица Наливайки, Наджми и Зиги, поднялись и цепкие руки товарища Ли.
— Чтобы мне головой за дитя… — громыхал Ванюта. — Кровь из носа, душа наружу, чтобы…
Лодка ударила об обшивку эсминца, отскочила, словно орех. Виров прыгнул за борт. Попал под весло, рассек голову. Его подхватили, втащили в шлюпку.
— Все, — докладывал Ванюта комиссару Лепёшкину. Они стояли на палубе уже по колено в воде.
Ударила волна и разбросала их в разные стороны.
Виров кривился от страшной боли. Ссадина шла через лоб и правый висок. Весло ободрало кожу. Кровь сочилась, стекала в глаз. Матрос зачерпнул воды, провёл по лицу ладонью. Стало ещё больнее.
Нюта оторвала край от своей тельняшки. Наложила балтийцу на лоб повязку.
Лодка была перегруженной. Дважды плеснула в неё волна. Казалось, добавь горошину и шлюпка немедля пойдёт ко дну.
Кто бескозыркой, кто просто руками, матросы стали вычерпывать воду. Однако от удара с эсминцем в лодке где-то возникла течь. Люди не успевали. Вода прибывала. Лодка погрузилась почти до уключин. Надо было уменьшить груз.
Тогда поднялся старший матрос Наливайко:
— Ну, братишки, не забывайте!
Он перевалился через борт и исчез в тумане.
Следом поднялся Зига, глянул на Нюту:
— Братишка, прощай!
Вот и Зига пропал в волнах.
Третьим поднялся Виров.
— Сиди, — оттолкнул балтийца матрос Наджми. — Очередь, значит, наша. — Он, как и Зига, глянул на Нюту, пригнулся, шагнул за борт.
Виров снова поднялся.
— Сиди, — оттолкнул балтийца товарищ Ли. И тоже взглянул на Нюту.
Потом в воду прыгнул минёр Иванов, затем торпедист Печенега.
Через час в лодке остались Виров и Нюта.
Ещё через час лодка пошла ко дну.
Ещё через час Виров вынес Нюту на берег.
Но как это было — Нюта не помнит. Оказавшись в воде, девочка какое-то время плыла сама.
— Вот так. Молодец! — подбадривал Нюту балтиец. — Что нам залив, мы море с тобой осилим.
Потом девочка заметно устала. Взмахи рук стали реже, было трудно дышать. Виров стал придерживать Нюту.
— Отдохни, отдохни, братишка.
Потом Нюта потеряла сознание.
И вот берег. Когда Нюта открыла глаза, она увидела над собой незнакомые лица. Кто-то грубо толкнул её сапогом. Рядом в изодранной в клочья тельняшке, с разбитой губой, уже без повязки на раненом лбу, стоял, едва держась на ногах, балтиец. Виров был связан.
«Белые!» — поняла Нюта.
Белые пригнали Нюту и Вирова в маленький рыбацкий посёлок. Втолкнули в какой-то дом.
Вскоре сюда же пришёл офицер. Глянула Нюта — вздёрнутый нос, шрам через щёку, свиные глазки.
Перед Нютой стоял Щербацкий. Но не поручик, а уже капитан. Видно повышен в чине.
— А-а… — протянул Щербацкий. Он подошёл к балтийцу, дал зуботычину: — Документы, значит, тебе? У, быдло. Красная сволочь!
Шагнул к Нюте, сдёрнул перчатку, стал больно хлестать по лицу.
— Большевистский змеёныш. — Ткнул пальцем себе на щёку, на шрам: Узнала — твоя работа!
Сутки Нюту и Вирова продержали в избе. А через день туманным утром их вывели к морю.
И вот Нюта и Виров стоят на круче. Спиной к обрыву, лицом к врагам.
Утро. Бьют волны внизу о камни. Туман застилает берег.
Верёвки впились в упругие мышцы матроса, обвили Нюту ужом-змеёй.
В шеренге застыли солдаты. Рядом Щербацкий стоит с наганом в руке.
Минута — и грянет: «Пли!»
Нюта прижалась к балтийцу.
— Братишка, братишка… — шепчет матрос. — Оно ведь совсем не страшно. Вот так! По-морскому гляди, братишка…
Смотрят дула совиным глазом. Секунда — и грянет: «Пли!» Нет. Нюте совсем не страшно. То есть страшно, конечно. Но Нюта без робости смотрит вперёд.
«Жизнь не проходит даром, — доносится до Нюты далёкий голос. — Мы опускаем головы, но лишь для того, чтобы снова их гордо и смело поднять над миром. Мы приспускаем свои знамёна, но лишь для того, чтобы с новой силой взметнуться им в небо».
— Да здравствует Советская власть! — перекрывая далёкое, врывается в сознание девочки голос Василия Вирова. — Да здравствует Красный Балтийский флот!
— Да здравствует Красный Балтийский флот! — повторяет бесстрашно Нюта.
— Молчать! — разъярённо кричит Щербацкий. Он подбегает к балтийцу и Нюте. — Красная сволочь! Молчать! — Щербацкий бьёт по лицу матроса. Потом наклоняется к Нюте.
— Назад! — остервенело кричит матрос. — Назад! — Он становится между Щербацким и девочкой. Грудь балтийца, как мехи, раздувается. Верёвки впиваются глубже в тело. Мышцы твердеют, как сталь.
И вдруг — слышится лёгкий хлопок. Словно нитки, летят верёвки. Руки свободны. Секунда. Удар. Пудовый удар, смертельный удар — прямо в свиные глазки.
Щербацкий без крика валится с ног. Виров хватает Нюту и прыгает с кручи вниз.
Сверху стреляли. Сверху неслись проклятья.
Море спасло матроса. По-матерински туман укрыл.
Виров плыл, стараясь держаться ближе к берегу. Плыл на восток. Плыл долго, пока не иссякли силы. Тогда он вышел опять на берег. Они бежали с Нютой по мокрому от брызг и тумана песку. Потом поднялись на приморские кручи. Виров вытер лоб и лицо ладонью, глянул на Нюту и как-то совсем по-детски виновато и счастливо заулыбался.
Дул ветер. Всё так же бурлило море. Бежали волны. Лебедиными крыльями били в песок. Глянуло солнце. Бесшумно прощался с водой туман.