Страница 20 из 25
Денис развернулся и внимательно на нее посмотрел, сжав губы так, что они стали белой полосой. А Лилю уже было не удержать. Вся боль и обида выплескивались словами, которые она никогда никому не говорила, не жаловалась, держала в себе. Но видно этой плотине было суждено прорваться.
— Я с первого класса болею тобой! Мне начхать было на любого, пусть трижды красавчика. Мне нужен был ты один! А ты не видел ничего! Тискал одноклассниц и даже не замечал, как рядом с тобой умираю я! Что ты знаешь о любви? Каждый раз, когда ты начинал встречаться с очередной девочкой, я на неделю падала с температурой, которую не получалось сбить ни одним лекарством! — Лиля кричала, размазывая слезы по щекам и зло сверлила его глазами. Денис же слушал ее молча и бледнел с каждым словом, — я на все была готова ради тебя, лишь бы хоть посмотрел в мою сторону. Но ты не смотрел…
— Зачем ты сейчас об этом? Ведь потом мы были вместе!
— Из жалости! — Лиля даже ногой топнула, — не помнишь?
— Я же только что сказал, что полюбил тебя почти сразу…
— Тебе было удобно!
— Что?
— Что слышал! Такая дурочка под боком просто удобна! А потом сразу армия, и твоя прилипала предано писала письма, марая бумагу всякими глупостями, с тебя там не смеялись?
— Прекрати! — Денис оказался рядом с ней и схватив за плечи стал трясти, — не пачкай таким словами самый светлый период моей жизни!
— Самый светлый, говоришь? А ты знаешь, как я жила те два года? Мне казалось, это я в армию ушла, а не ты! Если бы не вынужденность ходить в школу, тоже дома заперлась бы! Ничего без тебя было не мило!
— Ляль…
— А потом, когда ты вернулся… да я надышаться на тебя не могла! Зубрила те чертовы билеты, лишь бы поскорее избавиться и быть с тобой, стать твоей! Как мы мечтали! Я… купила белье красивое, ждала тебя, родственница мне ключи от квартиры оставила, а ты… не пришел! В тот день, когда я сдала все экзамены на отлично и поступила в универ, в день, когда хотела подарить тебя девственность, ты был с другой. Даже не так! Ты трахал другую! Она так мне и сказала! Как сейчас те слова в голове стучат: «Дорогуша, он целый час меня трахал! На тебя сил не осталось! Впервые такого голодного встречаю!»
Денис побледнел еще сильнее и отшатнулся от нее. Калейдоскоп чувств в его глазах не остановил Лилю, она как безумная продолжала:
— Мне было так больно, так плохо, когда я увидела тебя… голым… Ты стоял спиной и… дышал, как после марафона! Мой мир сдох, ведь я поняла, что это все никакая не ошибка! Я тогда пожалела, что не умею умирать по желанию. И когда меня сбила машина, радовалась, что теперь болеть в душе перестанет. А еще больнее знаешь когда мне стало? — она приблизилась к нему и прошептала прямо в лицо, — когда я пришла в себя через несколько дней, а мама сказала, что ты даже не появлялся! Именно в тот момент я поняла, что ты меня никогда не любил!
— О, черт…
— И последнее, — она выдохлась, говорила тихо, в лицо его не глядя, отвернувшись, — там, на Сахалине, я пыталась встречаться с другими парнями. Но стоило им только взять меня за руку и попытаться поцеловать, я убегала, опасаясь, что меня вырвет! А ты говоришь, любил всегда…
Ее прервал грохот. Она резко развернулась и увидела Дениса, крушащего шкаф. Он бил его кулаки, коленями, головой, всем телом.
Пока она приходила в себя, старый шкаф не выдержал нападения и заскрипел. Разлетелось зеркало, отпала дверца, а сам он покосился, теряя сложенные в него вещи. Но на этом Денис не остановился. Стал крушить все подряд, стол, стулья, цветы на подоконниках.
Не известно до чего бы это довело, но Лиля вдруг бросилась к нему. Упала прямо под кулаки, прижалась к груди, сжала изо всех сил.
— Дениска, родненький, успокойся, прости меня, ну что ты… Дениска, хороший мой… Он поглядел на нее безумными глазами и прошипел перекошенным ртом:
— Я не знал, что тебе было так больно… я не хотел…
А потом они плакали оба. Обнимали друг друга, что-то шептали, обещали, клялись. Денис размазывал окровавленными ладонями слезы по ее лицу и целовал холодные дрожащие губы. И все шептал: «Прости, прости, прости…»
Затем рухнул перед ней на колени и уткнувшись лицом ниже живота и целовал там, не прекращая шептать свои мольбы:
— Прости, я сволочь… но я люблю тебя… Тебя одну… по-настоящему, сладкая моя, девочка, любимая, не бросай меня, не бросай… — далее был еще один безумный секс, болезненный, с криками, слезами и болью, разрывающей грудь. Они так крепко цеплялись друг в друга, что оставляли синяки на руках, груди, шее.
Позже, лежа на полу посреди разгромленной комнаты Денис начал говорить охрипшим голосом:
— И все-таки я любил тебя. Прости, если чувствовал иначе, но… то что я спал с той… девушкой… это было… вообще не о любви. Я тогда, как дурной был. Трахаться хотелось до мушек перед глазами. Кого угодно, куда угодно, хоть в куклу резиновую, лишь бы не дрочить в кулак. Я придурок, я сорвался. Наломал дров. Я не оправдываюсь, Ляль, но я любил и люблю сейчас. Это не ошибка, не чувство вины. Это то, что мне жить не хочется без тебя. Да я и не жил. Думаешь, почему на войну ушел… думал пристрелят меня там, мудака… И на том свете тебя найду. С тобой буду. Любимая моя, не наказывай меня сильнее, не отталкивай, Ляль… Ляль… ты что, спишь?
Рано утром, когда лучики солнца только коснулись занавесок, Лиля поднялась с пола. Она не спала. Дождалась, когда Денис крепко заснет и потихоньку выскользнула из квартиры, предварительно выключив будильник. Прижавшись спиной к двери, сползла на пол и с полчаса рыдала, не находя сил уйти. А когда поднялась на ноги, чувствовала только одно… половина ее сердца навсегда осталась у Дениса.
Глава 22
Я тебя всегда буду ждать
За твою любовь все отдам,
Я тебя всегда буду ждать
И не буду верить слезам!
За тобой готова бежать,
За твою любовь все отдам…
Я тебя всегда буду ждать
И не буду верить слезам
/«Я тебя всегда буду ждать», Reflex
Лиля
Вот и все. Вот и кончилось…
Сбежала. После того, что она ему вчера наговорила, даже в глаза посмотреть не смогла бы. Стыдно, столько яда вылила, истеричкой себя показала.
А может и хорошо, что они оба высказались? Должно стать легче. Хоть когда-то должно, правда?!
Только в глубине души знала точно — никуда больная любовь не делась. И похоже, это ее крест — безнадега, безответность и одиночество.
Пока родители не проснулись, спряталась в душе, где еще долго плакала, смывая соленую печаль в водосток. И окончательно прощалась с прошлым, вырывая его из себя.
Собиралась быстро, опасаясь, что передумает. Чемодан, сумка со сменной одеждой на первое время, документы, деньги. Если бы вчера не приготовила все заранее, сегодня не справилась бы даже с такой простой задачей. От предложенного завтрака отказалась, а мама не настаивала, с болью заглядывая в лицо дочери.
На вокзал приехали рано. Отец отнес в вагон вещи, а потом они еще минут сорок стояли на перроне, обнимаясь. Столь ранним утром людей на вокзале было совсем мало, солнце еще не жарило, а Лиле казалось, что в ее душе мертвая Сахара.
Она кивала родителям на просьбу почаще писать и звонить. И обязательно хорошо питаться. Не экономить на теплой одежде, ведь на Сахалине так холодно.
Выдавливала из себя скупые улыбки и украдкой поглядывала в сторону входа. Сердце не обманешь, как бы глубоко в него не спрятала уверенность в правильном поступке. Ждала, глупо надеясь, что все-таки придет проводить. И даже несмотря на то, что сама выключила будильник, который он вечером завел, жалуясь, что здесь никак не может выспаться, словно за те годы отсыпается. Ждала чуда. Крохотного.
Время истаяло, хотя еще пару всхлипов назад его было полно. Объявили ее поезд. С громким голосом диспетчера, дважды повторившего, что поезд, следующий в Москву отправляется с первой платформы, сдавило грудь. Первые несколько секунд Лиля даже вдохнуть не могла. И если бы не слова проводницы, не смогла и с места двинуться: