Вид на счастье

ЧАСТЬ 1. ДЕД МАРАЗМ

Глава 1

— Тишь, а медведь русалку съел?

— Почему? — простонала Тиша, отчаянно сжимая раскалывавшуюся после вчерашнего голову.

— Ну, она же с хвостом, рыбная. А ты мне сама говорила, что медведь рыбку любит.

— Мышь, давай еще поспим, а?

— А у тебя что, тоже отрыв башки?

— Ты откуда такие вот выражения берешь? Опять этот твой Петька?..

— А вот и нет! Это все Дед Маразм! Он, когда ты вчера мне сказку на ночь рассказывала…

— Я?! — поразилась Тиша, перебивая Мышь.

Собственно, дочь изначально задумывалась Машей, но по какой-то причине, сейчас уже ушедшей из памяти, «омышела». Видимо, чтобы потом, овладев более или менее связной речью, отомстить симметрично: это многих удивляло, но Машка (опять-таки по никому не известной причине) никогда не называла Тишу мамой. Да и Тишей тоже. Только Тишь. Так и жили — Мышь да Тишь. Вдвоем. Тема была печальной, так что Тиша затолкала ее на задворки сознания, а после обвела воспаленным глазом окрестности.

Судя по всему, до своей комнаты она вчера так и не добралась — отрубилась, как последняя скотина, прямо в детской: пьяной до изумления, вонючей от сигаретного дыма и обсыпанной какой-то новогодней дрянью, которая теперь адски кололась за шиворотом и свисала с головы, запутавшись в волосах. Тиша с отвращением содрала с себя длинный кусок серпантина, скомкала и кинула на пол. От этого слишком энергичного движения прострелило из виска в висок, и она снова зажмурилась, стискивая напряженными пальцами свою глупую башку, чтобы ее и на самом деле не разорвало изнутри. Надо было бы сходить на кухню и выпить что-нибудь обезболивающее, но становилось страшно от одной только мысли, что для этого потребуется вставать.

— Интересная сказка была, Тишь. Про медведя, русалку. И про Деда Маразма тоже… — гнула свое Мышь.

— Может, все-таки Деда Мороза?..

— Не-е. Дед Мороз — отстой. Подарок подарил и ушел до следующего года. А вот Дед Маразм — классный. Потому что он же всё забывает! Подарит, а после забудет и опять приходится дарить. Выгодно, — Мышь подняла вверх пальчик и кивнула важно.

— Это тоже я тебе сказала?

— Нет. Говорю же: он сам.

— Господи… — проскулила Тиша, ни черта не понимая, но и не имея сил разбираться в Мышиных фантазиях. — Доченька, ну давай еще поспим, а? Сейчас мама не может. Совсем ничего не может.

— Ладно, — с той же важностью снизошла Мышь. — Спи. Я буду рисовать.

— Я всего часочек, а потом позавтракаем…

— Я уже, — возразила Мышь. — Спи, кому говорю!

И Тиша, в очередной раз порадовавшись, что дочь у нее стала уже такой самостоятельной, с облегчением заснула. Снилось ей всякое и разное. Из разряда того, что утром не можешь вспомнить, но этому только радуешься, вытирая липкий пот со лба. А все клятый новогодний корпоратив, чтоб ему! А еще долбаный начальник, который надумал устроить Тише адскую попоболь как раз накануне торжества. Вот что за человек, а? Сам работает как проклятый и уверен, что все остальные тоже обязаны о жизни вне офиса забыть. Семья? Какая семья? Дочь? Бабушка с ней посидит! Или муж. А ничего, что ни мужа, ни бабушки в жизни Тиши нет и в помине?! Только Мышь, которую на праздники совершенно некуда деть. Да и не хочется! И так-то Тиша работает как лошадь ломовая, последней забирая дочь с продленки под неодобрительным взглядом учительницы. Думала, в длинные новогодние выходные хоть сводить Мышенцию свою куда-нибудь… А тут этот гад! До седых волос дожил, а к людям по-человечески относиться так и не научился! Ууу! Мудило бородатое!

Это самое «бородатое мудило» затронуло что-то в памяти, и Тиша тревожно закрутилась на диванчике, вытянувшись теперь на спине и свесив ноги через подлокотник. Неспокойный сон ее при этом тоже сменил тему, ворвавшись в мозг визгом и воплями вчерашнего корпоратива.

— Рыбонька моя, чаровница, русалка, — ревел Михалыч Ваныч — начальник отдела кадров, известный женолюб и вообще красавец-молодец, подкатывая к бухгалтерше Леночке.

Та строптиво встряхивала длинным хвостом, завитым по случаю праздника в причудливые кудельки, но смотрела благосклонно. Главный в компании кадровик, а в прошлом вроде бы крутой спецназовец Михаил Иванович Меднов (в народе Михалыч Ваныч) действительно был мужчиной видным. По всем статям — и в смысле роста, и в смысле громогласности. Да и вообще смотрелся этаким широким и могучим дубом посреди пугливо-трепетного осинника, который и составлял костяк народонаселения их вполне солидной, а с момента смены владельца еще и быстро развивающейся компании.

При этом шептались, что Михалыч Ваныч — то ли друг детства, то ли армейский приятель этого самого нового владельца. Появился тот на горизонте относительно недавно и мигом получил среди сотрудников кликуху Клюв — и по причине фамилии (а звали его Илья Иванович Клюев), и из-за способности просто-таки филигранно выклевывать подчиненным мозг. Да и на внешность этого гада прозвище легло идеально. Дело в том, что господин Клюев, сука такая, обладал на редкость выразительным профилем. И ведь не уродливым, а таким, что впору на обложку какого-нибудь глянцевого журнала помещать — хищная из-за крупного, но какого-то, что ли, породистого носа физиономия с вечно нехорошо прищуренными глазами, седая ухоженная борода — густая и гладкая, а к ней в комплект шевелюра длиной по плечи цвета «соль с перцем». Тоже под стать характеру, блин! Если присолит, то можно и не перчить, а уж если проперчить возьмется, то несите вазелина литр и гроб с крышкой…

Кстати, именно из-за седины в начальственной шевелюре Тиша поначалу решила, что Клюву лет шестьдесят, но потом возникли сомнения — не скрытая волосней часть лица была уж больно молодой, да и тело сильным, подвижным, явно подкачанным. Ну а когда летом всегда и во всем хорошо осведомленные подхалимы поволокли в кабинет к шефу подарки, стало ясно, что Тиша ошиблась с его возрастом на целых пятнадцать лет. «Сорок пять — Клюев ягодка опять!»

И зачем ему эта седая купеческая бородища, превращавшая молодого еще, в общем, мужика в какого-то Деда Мороза? В дарк-версии, понятно.

«Злобный Дедушка Мороз,

Борода из ваты,

Вазелина всем принес,

пид@р@с горбатый!»

В памяти опять зашевелилось что-то нехорошее, но только подрыгалось припадочно и затихло, смытое волной ярких даже во сне эмоций. Сука! Как же Тиша ненавидела своего шефа! Как же люто она его ненавидела! Из-за вечных придирок и ироничных замечаний. И из-за требования выйти на работу в праздник! Или о том, что Новый год — таки да, таки праздник у нормальных людей, этот маразматик реально забыл?

Маразматик… Мараз… Дед Ма… Мамочки!

Тиша выпучила глаза, мгновенно переходя из состояния неспокойного алкогольного сна в паническое бодрствование, и ринулась с диванчика к мирно рисовавшей Мыши. Ноги, онемевшие из-за того, что висели вниз, перекинутые через подлокотник, подвели. Тиша грохнулась на пол, приземлившись на четыре кости, и так — на четвереньках — припадочной иноходью добралась до дочери.

Мышь по-прежнему рисовала, и Тиша первым делом сунула нос в то, что она к тому моменту изобразила. А посмотреть было на что! Среди рисунков имелся, например, скалившийся радостно медведь в дурацкой новогодней шапочке и с зеленым бутылем в лапе, а еще русалка, которую он поймал и теперь держал, ухватив за хвост. Та висела головой вниз, но при этом тоже радостно скалилась (улыбкой то, что нарисовала Мышь, назвать никак не получалось) и сжимала в кулаке аналогичную зеленую бутылку. Да что там! Бутылки эти имелись вообще у всех!

Кочеры-ыж твою ме-едь…

Вспомнилась учительница в Мышиной школе, которая весной, после волны восьмомартовских празднований, страдальчески выговаривала смущенным родителям:

— Ювенальной юстиции на вас нет, граждане! Сами пьете и детей учите!

— Мы не… — проблеял кто-то, но был буквально прибит к полу взглядом этой престарелой и совершенно точно высокоморальной дамы.