Страница 11 из 20
— Пинцет бы, — подал идею Пашка.
В десне, почти у самой гортани, торчала заноза. Воткнулась аккурат между костью крайнего зуба и мягкой тканью. Зверик уже изрядно растрепал щепку языком, загоняя ее все глубже. Как ни понятлив и послушен был чудовищный малыш, а руку в предположительно ядовитую пасть совать страшновато.
— Пинцет, говоришь? А выстругай мне палочки, вроде китайских, только потоньше. Сможешь? И спиртного немного сотвори, продезинфицировать…
Вдохновленный Пашка подорвался выполнять поручение. Все лучше, чем гляделками лупать и маяться беспомощным сочувствием. Палочки — это он сможет. Это он с удовольствием. Он даже лучше сделает, хотя основную идею все равно тётя Оля придумала. И водку тоже сможет. Надо же — продезинфицировать. А ему и в голову не пришло. Заботливая. И ласковая. Как мама. Недаром чудушко к ней льнет и жалуется: тр-тыр, тр-тыр, а сам иголки прижал и под кольчужку подставляется — гладь, раз просто так сидишь.
— Эх ты, Тырик, — ласково ворчала Ольга, с удовольствием оглаживая узкую морду и уворачиваясь от бивня. — Вот был бы ты приличной собакой, чтобы тебя обнять можно было, потискать, пузо почесать. А ты колючий! Никакого кайфа от тебя. Ужас в иголочку.
Пашка умилялся этой возне, не забывая работать ножом. И немного завидовал, зверик ему нравился. Ну и ладно, что уродлив, зато глазки умные. Повадками и медным окрасом он неуловимо напоминал любимого пса Буно, оставшегося на Земле. Пушистое беспородное счастье, которое все принимали за благородного колли.
— Держи, тёть Оль. — Пашка протянул свое творение. Ольга оценила. Острия именно такие, как надо: плотно сходящиеся, чтобы удобно было удержать занозу. Тупые кончики заказанных палочек были перемотаны ее лентой для волос, да так хитро, что немного пружинили, как и положено приличному пинцету. Теперь можно не бояться, что палочки в критический момент сорвутся с пальцев. Оля и в лучшие времена неважно с ними управлялась, не китаянка, чай. Зверик сунулся проинспектировать новый, странно пахнущий предмет и получил по бивню рукавицей.
— Тырик! Убери! — прикрикнула Оля. И Тырик убрал. Медленно и неохотно, но костяной шип втянулся в бугорок над подвижными ноздрями.
— А раньше чего не убрал? — растерянно спросил Пашка. Нгуруленок излучал самодовольство, дескать, объяснять нужно было толком, чего вам, странным двуногим, надо. Попросили понятно — убрал, я еще и не такое могу.
— Ах ты, умничка, ах ты, золотой малыш, — рассыпалась в похвалах Ольга. — Сейчас вытащим твою занозу и получишь вкусняшку.
— Пусть тогда иголки убирает, — заворчал Пашка, но чисто для проформы, из пацанской вредности.
Оля мысленно прорепетировала, как она прихватывает деревянным пинцетом кончик занозы, как аккуратно тянет. Открыла глаза, а зверик уже на спине лежит и даже голову повернул, как надо. Мысли он читает, что ли?
Заноза была огромной. С половинку земной спички, не меньше, да разбухла еще. Тырик сухо плакал, но терпел, лишь в последний момент, когда пришлось дернуть посильнее и из ранки хлынула какая-то дрянь, рыпнулся встать и вскользь царапнул клыком руку спасительницы. На радостях Ольга и не заметила, заметил Пашка — кровило обильно.
— Я сейчас, тёть Оль, я сейчас. Водкой промоем. Я свежей сделаю. — Пашка засуетился разводить сахар в воде.
— Смотри, что ты натворил, — предъявила она нгурулу поврежденную ладонь. Тырик уставился на ранку, понюхал, поперебирал тонкими кожистыми ногами, смел коричневатым языком алые бисеринки — и давай зализывать ссадинку. Ольга восприняла этот жест на диво спокойно — малыш извиняется.
— Тёть Оль, а тебе не больно? Промыть бы надо. — Встревоженный Пашка не решался задать правильный вопрос: а вдруг у него и слюна ядовитая?
Больно не было, да и крови уже не было, хотя на ладони довольно крупные сосуды, кровит обычно долго. Похоже, малыш знал, как исправить свою оплошность.
— Тр-р! — возмутился Тырик, когда ласковая спасительница встала. Руки-то надо помыть. Ну и зверика напоить. А тот не столько пил, сколько пытался схватить упрямую струйку воды зубами — ему как раз роста хватало, чтобы удобно поохотиться.
Пашка откровенно ухохатывался, а Оля тихо радовалась — зверик разыгрался и, похоже, уже забыл о былых неприятностях. Теперь нужно как-то вернуть малыша в виварий.
— Вадуд! Ты где? — Дверь распахнулась, и в комнату ввалился сам господин кастелян. Ввалился и замер на пороге, явно брезгуя пройти дальше.
— Что случилось, туэ Ламс? Я здесь. — Ольга вернулась в жилую часть, оставив Пашку и Тырика веселиться дальше.
— Почему у тебя свет такой яркий? Я же предупреждал!
Действительно, было дело, предупреждал. Ольга вспомнила, как удивилась тому, что ей не следует привлекать лишнее внимание начальства к своему жилищу. Удивилась и выкинула из головы — это нетрудно выполнить.
— Да-да, — Ольга притушила светильник, — так что случилось?
Кастелян недоумевал: еще утром затюканная привратница убежала, стоило ему повысить голос, а сейчас спокойно смотрит ему в лицо и ждет ответа на вопрос. Как будто он, туэ, отчитываться должен! Поставить на место жалкую, больную на всю голову землянку успеется, а сейчас есть забота поважнее — сработал охранный артефакт вивария, а почему — непонятно. Ему бы и в голову не пришло тащиться к воротам, если бы не клин света из окошка бывшей караулки и не запах костерка. Того и гляди, сам наездник-попечитель заинтересуется, принесло же его именно сегодня, когда нежданно сработала сигналка. Вдруг боссу придет блажь посетить среди ночи почти пустующий виварий? А эта еще вопросы смеет задавать!
— Не твое дело! Просто сиди тихо! Завтра с тобой разберусь!
И надо же было Пашке выглянуть именно в этот момент! Да еще с неприлично радостной физиономией — уж очень забавно зверик с водой играл.
Туэ от возмущения не орал — визжал. Да как посмела чужака провести… Да он их обоих на корм нгурулам… Да…
— Не припомню, чтобы мне было запрещено приводить гостей. — Спокойный голос привратницы взбесил туэ еще больше. Особенно раздражало, что она права — прямого запрета не было. Да какие гости могли быть у этой старухи, которая и жила-то как в толще воды — медленно, тягуче и уныло?
— Раз я сказал, что запрещено, значит — запрещено! Понятно?
— Где это записано? — Ольга вся подобралась, готовая защищать их с Пашкой до последнего. Она вдруг ясно осознала: дай она слабину — и Пашку просто выкинут в ночь, а она окажется в еще более стесненных условиях. — В вашем учебном заведении, господин туэ Ламс, существует такое понятие, как должностная инструкция? Хотелось бы взглянуть.
— Ты читать-то умеешь, убогая? Я — твоя инструкция! Понятно?
— Где это записано? В кодексе учебного заведения? Хотелось бы ознакомиться!
Да что позволяет себе эта иномирная побирушка?! Сказала так, как будто собирается проверить его, кастеляна, обязанности! Прибить мерзавку! А потом пойти и взыскать с департамента, где ему подсунули эту дрянь. Гарантировали ведь, что год, а то и два привратница будет послушна, как зомби. У нее четверть мозга в отключке, пока еще восстановится. А она через полгода чужака в крепость провела, да так, что охранная магия не сработала! Всего полгода спокойной жизни!
— Ах ты… Да я тебя… — А ведь туэ и ударить может, поняла Ольга. Она для него не то что не женщина, она даже не человек.
— Тр-ря, гжвыр-ф тр-р-ря-а-а! — Как между Олей и кастеляном оказался нгуруленок, не заметил никто. Игольчатый арсенал в полной боевой, ушки прижаты, бивень как будто стал длиннее и тоньше. На агрессивно-испуганный вопль детеныша ревом откликнулись сородичи из вивария.