Страница 77 из 78
Эпилог
Мелкий косой дождь разразился внезапно под вечер. Трава на лужайке противно чавкает под ногами, мокрые пальцы скользят по прищепкам, а блуза за пару минут промокла насквозь. Но настроение у меня великолепное.
Во двор только что заехал внедорожник Лиховского. Наш пятилетний сын, едва выскочив из машины, с зонтом наперевес бросается к крыльцу, где Муся уже заваливается набок, затягивая неизменное: «умр-р-р-ру!». Такой же самостоятельный, как и его отец.
— Угадай, чей зад сегодня будет отшлёпан? Рехнулась под дождём бродить?
Мой протест тонет в коротком поцелуе.
Лихо отбирает у меня сырое бельё, кутая свободной рукой в свои объятья. И всё это время глаз с меня не сводит. Чёрных и жгучих. Лукавых и пронзительных. Подтверждающих, что обещание будет выполнено непременно. Мне моментально становится жарко. Я начинаю выпадать из реальности, забывая про свои дела, погоду, про то, как нужно дышать... Уже не первый год замужем, а до сих пор хочется прикасаться к нему постоянно, проверить — реален ли? Такой незаменимый, дерзкий, темпераментный... Мася.
Периодически пытаюсь прекратить так называть его у себя в голове: всё же сумел покорить даже взыскательные запросы моей матери, в чём она вслух никогда и под пыткой не признается. Не выходит. Наверное, потому что это прозвище каждый раз напоминает, что по-детски незамутнённая преданность семье в нём неубиваема.
— Ну-ка отпусти! — мягко упираюсь ладонями в крепкие плечи. — Я ещё не закончила!
Он как будто не слышит и вновь тянется за поцелуем Вкус дождя и нажим твёрдых губ окатывают удовольствием, сбивая дыхание.
— Нам нужно в душ, — врезается мне хрипло в рот. — Срочно... Прямо сейчас...
— Бельё... — напоминаю, выразительно скашивая глаза в сторону прибитых дождём простыней.
— Пусть висит, что ему будет? — протестует Лихо.
— Ему — ничего. И тебе... ничего! — поддразниваю, откидывая с шеи мокрые волосы.
— Знаешь, что в моём районе бывало за шантаж?..
И я не выдерживаю, просто не в состоянии сопротивляться его взгляду требующему и многообещающему.
— Пойдём домой, покажешь, — уступаю, несильно, совсем чуть-чуть, прикусывая колючий подбородок.
Этого Лиховскому достаточно, чтобы расплыться в дерзкой ухмылке.
— Бельё говоришь...
И ураганом проносится между бельевых верёвок, срывая простыни с таким самозабвением, что прищепки в стороны летят.
Я закусываю улыбку, качая головой. Это был бы уже не Лиховский, если б поступил иначе.
Хотя назвать нашу пару идеальной у меня язык не повернётся.
Он всё такой же бесшабашный, я до ужаса прагматичная.
Он вспыхивает как спичка, я отпускаю тормоза только в постели.
У него проблемы с выдержкой, у меня с задором.
Он огонь. Я воздух.
Мы так же спорим по пустякам, как минимум раз в день. Это уже своего рода ритуал, с обязательным выносом мозга и бурным примирением. Но наш союз удивительно гармоничен. Я направляю энергию Лиховского в правильное русло, а Матвей окружает нас с Тёмой заботой. И ни одна мало-мальски серьёзная трудность за пять лет в нашу жизнь не проскочила.
Что ещё для счастья надо?
Вообще-то, есть кое-что, чего даже Лихо не в силах изменить...
Я так привыкла с этим жить, что худой силуэт у ворот кажется игрой воображения.
— Лиховская, ну ты чего застыла, будто призрак увидела?
Подчёркивать то, что я теперь ношу его фамилию личный фетиш Матвея. Обычно меня это окрыляет. Но не сейчас. Я даже ответить не способна — не хватает воздуха. В грудь словно врезался камень, вытолкнув весь кислород.
— Там это... Мать пирог передала. — продолжает он напряжённо, проследив за моим взглядом. — Мы с Тёмой чайник поставим. Держи.
Свободной рукой накидывает мне на плечи свой пиджак и пару секунд крепко обнимает со спины.
Это диалог без слов.
Его немое «Помни, я рядом. Сейчас. Всегда. Только позови».
На негнущихся ногах иду к воротам. Иду как на казнь, загоняя в себя желание перейти на бег. Причём в какую сторону хочу бежать так сразу сказать сложно.
«Не звони мне больше».
Брезгливый голос из прошлого — как удар в солнечное сплетение.
Он идёт из подсознания постоянным фоном.
Глупо убеждать себя, что всё давно забыто. Я знаю, что Лиза не простила меня. Постоянно вспоминаю, как близки мы с ней были когда-то. Как она ревела в трубку, проклиная Лиховского. Помню слово в слово, и не могу сдержаться от слёз.
Пара шагов, а я уже полностью вымотана.
Я уговорила себя отпустить прошлое. Убедила в этом свой ум, но в душе всё равно прочно обосновалось чувство вины. Оно меня душит, потому что вместе с Матвеем, я словно сманила от сестры женское счастье.
Знаю, что мать тоже винит во всём меня. Она никогда не говорит открыто, но с какой-то садисткой дотошностью посвящает в очередную Лизкину личную драму.
Парень, с которым сестра готовилась к свадьбе, попал в аварию. Повезло, что выжил. Не повезло, что в машине с ним была путана. Второму — молодому успешному предпринимателю, светил срок за мошенничество. Он сбежал из страны. Один. И вот полгода назад её снова бросил жених. За неделю до свадьбы. Были приглашены гости, куплено платье, а рано утром он позвонил из другого города, сказать, что в командировке столкнулся с бывшей. Видимо, столкновение вышло фатальным. Для Лизы точно.
И вот теперь, спустя почти шесть лет молчания, она сама приехала к моим воротам.
Холодный дождь бьёт в лицо, с остервенением размывая бегущие слёзы. Мне хочется броситься к сестре, обнять. Мы ведь так дружны были когда-то, так близки. Но что-то мешает мне. Наверное, нечитаемый взгляд, каким она смотрит на окна нашей с Лиховским кухни.
Что она видит там? Моего мужа, отца моего сына? Или свою первую любовь... первую ложь... первую боль?
В голове столько вопросов, но почему-то я спрашиваю совсем другое:
— Зайдёшь?
Лиза продолжает неподвижно стоять у машины. Под тонким плащом угадывается выраженная худоба. Исчезла юношеская округлость, черты лица заострились, взгляд прямой, цепкий, серьёзный. В руке изящный сложенный зонт. Типаж — железная леди. И больше нет в ней даже тени от той взбалмошной девчонки, что так отчаянно убивалась по Лиховскому.
— Нет... — Быстрый взгляд на меня, ещё один на окно, где Лихо в этот момент треплет по волосам смеющегося Артёмку, и повторяет уже уверенно: — Нет, у меня самолёт через пару часов. Давно собиралась приехать, всё откладывала. Теперь время поджимает. Слишком долго решалась.
Лиза делает шаг ко мне, раскрывает зонт над нашими головами.
— Какой самолёт? Мать ничего такого не говорила...
Я уже ни черта не понимаю.
— Она пока не знает. Боюсь, это не впишется в её образ горюющей невесты.
— А это не так?
На лице сестры нет ни грамма косметики. Её губы на мгновение трогает озорная улыбка, от которой внутри меня моментально расслабляются натянутые нервы. Напряжение и скованность снимает как рукой.
— Знаешь, я ехала сюда как на каторгу. Была уверена, что ты мне не обрадуешься. Я тогда много лишнего наговорила и много действительно важного не сказала.
— Лиза, дурочка моя... Я так ждала от тебя хоть слова. Столько времени потеряли. Ну почему ты не приехала раньше?
Подхожу к ней ближе и обнимаю, утыкаясь носом в светлые локоны.
— Сначала злилась. Потом, как мне казалось, влюбилась. Раз, второй, третий... Но все они в итоге проиграли сравнение с Матвеем.
Грусть в её голосе режет по живому.
— Лизка...
Болезненно выдыхаю. Не знаю, что ещё сказать.
— Сейчас смотрела в окно на твоих мужчин, и поняла одну вещь. В этом доме живёт счастье, за которое преступно не бороться, — продолжает она, словно не слыша. –Никогда не забуду глаза Лиховского, когда он тряс из меня твой адрес. Я столько раз расставалась, но такого взгляда больше ни у кого не видела. Беззащитного, болезненного, как будто кто-то умер. Мне так оплакивать пока некого. Видимо, я ещё не встретила своего «Матвея», а мой «Матвей» ещё не встретил меня.