Страница 26 из 66
Глава 6.2
Квартира, наконец, погрузилась в полную тишину. Спали все её обитатели. Марина во сне общалась с мамой, восседая на мягком покрывале с полной экзотических фруктов корзиной на ярко-зелёной поляне. Её дочь купалась в море у берегов солнечной Греции, ныряя голышом с друзьями с борта небольшой арендованной яхты в тёплые волны. А сын воевал, острым мечом нещадно рубя врагам головы, восседая верхом на мощном вороном жеребце. Чувствовал он себя при этом не грозным воином, а консервой, наглухо запакованный в стальные доспехи.
В зале стучала о деревянную раму плохо прикрытая форточка, за окном в темноте истошно орал чем-то всполошенный ворон, но эти звуки жильцы квартиры сто сорок пять пятьдесят четвёртого дома уже не слышали.
Спали все, кроме той, что пыталась пробраться сквозь стены, шипя от жуткой боли и кляня на чём свет установленную Ильтой защиту.
Анна проснулась на удивление бодрой, с аппетитом поела, принарядилась, накрасилась и с чувством полного удовлетворения отправилась на работу. Она решила поступать зеркально действиям Матиса: улыбаться в ответ на его улыбку, не обращать внимания, когда он безразличен, и ни в коем случае не отвечать на звонки, общаясь исключительно посредством переписки.
После трёх безуспешных звонков в течение дня Бобров сподобился написать поздним вечером: «Что делаешь? Почему не берёшь трубку?» Сразу с места в карьер без «доброго вечера» или «здрасте», никаких тебе «дорогая» или «прости за ночное недоразумение».
«Была очень занята»,— так же коротко и по существу отвечала Нюта.
«Может, всё-таки встретимся?» — сделал он очередную попытку поговорить.
«Сейчас не могу, — отнекивалась она и добавила в подробностях: — Очень устала и пахну как табун лошадей. Мечтаю забраться под душ и поесть. Возвращаюсь домой после тренировки».
«Всё это можешь сделать у меня», — настаивал мужчина.
«Нет, не могу. Мы с тобой почти незнакомы»,— отказалась блондинка, справедливо решив, что единичный секс не даёт права считаться близким знакомым.
После этих нескольких фраз Матис замолчал — ни тебе уговоров, ни извинений, а Аня ликовала, врубив на всю громкость любимую группу Queen, отстукивая пальцем одной руки по панели в такт песни и подпевая Меркьюри. Пусть так, всего в несколько слов, но властный себялюбец начал проявлять к ней интерес.
За окном лил весенний дождь, омывая стекло, микро ручейками стекая по ленивым «дворникам».
— Господи, как же мне всего этого будет не хватать!— Она с нежностью погладила чёрный руль автомобиля, мотая головой под голос Фредди.— Как я смогу жить там без любимого рока?
Анна взглянула на городской навигационный указатель ближайшей станции метро, проплывающий мимо. Однажды она войдёт в него и окажется за много-много галактических миль (или чем там исчисляются расстояние между мирами?) в совершенно незнакомом ей месте, там, где не будет любимой работы, друзей детства, коллег и много чего другого, милого сердцу.
Она мотнула головой, словно пытаясь отогнать на потом рвущие душу мысли, решив, что любимым песням она сумеет, в конце концов, научить дворцовый оркестр. Ну, не может же на другой планете совсем не быть музыкантов?
— К тому же никто не отменял контрабанду! — решила блондинка.— Надо прикупить пару чемоданов пообъёмнее, желательно с двойным дном.
Дома её ожидали уже два букета. Паша не терял надежды, одаривая красными розами, принц делал то, что было ему не свойственно, и получалось у него намного удачнее, чем у прожившего долгое время рядом «бывшего».
Анна зарылась лицом в разноцветный букет из тюльпанов, вдыхая аромат нежных цветов, удивляясь, как Бобров узнал, какие цветы она любит, совершенно забыв, кто служил у него советницей.
Так продолжалось несколько дней. Матис находился на связи, писал сообщениями по несколько фраз в день, и отправлял цветы курьером. Но дальше этого дело не шло.
Аня уже не просто кипела, она варилась во множестве противоречивых чувств. Любопытстве, чем он занимается, злости — при мыслях о том, что принц видит в ней лишь предмет собственности. Потребности узнать, чем живёт он и дышит за разговорами, и, конечно, желании ощутить горячии поцелуи не только на губах, но и внизу живота. Хотелось увидеть мир, в котором родилась и где предстояло провести большую часть будущей жизни, но в то же время страшили открывающиеся возможности. Блондинка хотела, боялась, интересовалась… Её пугало, влекло и… она ревновала!
Анна с удивлением для себя поняла, что влюбляется в этого совершенно не знакомого ей человека. Если его игнорирование было стратегией, то она была правильной. Охотницу по жизни поймали на крючок любопытства, а остальное само собой приложилось…
Она на секунду смежила веки, переваривая внезапную открывшуюся правду, и тут же услышала пронзительный визг тормозов не своей, а чужой машины. Нюта мгновенно открыла глаза, но была ослеплена яркими фарами приближающегося автомобиля и судорожно вцепилась в руль в попытке избежать столкновения. Она растерянно смотрела, как в зеркало, в лобовое стекло таранящего её транспорта. За рулём машины— убийцы сидела её полная копия, довольно улыбаясь, а за секунду до столкновения — покинула неуправляемую «хонду». Аня закрыла глаза, почувствовав дикую боль, пронзившую тело, слыша, как с хрустом и скрежетом собираются в гармошку железо, стекло и пластик машины, попутно ломая ей кости.
Она закричала во всю силу лёгких, перекрывая звуки страшной аварии:
— Мама, мамочка помоги!— призывая того, кто всегда приходил на помощь.
И мама пришла, но скорее та, неизвестная, погибшая в чужом мире. Женщина, как две капли воды, походила на вырастившую её мать, но одета была в странную длинную пёструю одежду. Она в одно движение — за руку — вытащила дочь через сорванную с петель дверь и обняла, крепко прижимая к себе, словно коконом укутывая мягкостью собственного тела.
— Ничего не бойся !— шептала мама, прислонив голову ребёнка к груди.— Держись, девочка моя. Я не дам тебе погибнуть!
Вера в то, что всё будет хорошо, наполнила сердце спокойствием. Аня всхлипнула от безмерной нахлынувшей нежности к родительнице и обиды (за что так с ней?), но тут же провалилась в беспамятство, вновь атакованная невыносимой болью.
Марина не бежала, а буквально летела по длинному белому коридору, на ходу натягивая халат. Стук каблуков по кафелю гулом отзывался в висках разболевшейся головы.
Ей позвонили час назад и сухим бесстрастным голосом диспетчера сообщили, что дочь, Иванова Анна Владимировна, в тяжёлом состоянии доставлена в больницу. Девочку готовили к операции. Глава семьи не помнила, как полураздетой выскочила на улицу, металась по двору, считая секунды до появления пробивающегося сквозь пробки такси. Она забыла обо всём на свете, даже о том, чтобы позвонить сыну. Лишь слова хирурга, минуты назад закончившего делать операции её девочке, вернули в реальность.
— Состояние вашей дочери тяжёлое, но не критичное.— Он снял с лица маску.
Совсем молодой человек голубыми, словно небо, глазами по-доброму смотрел на бледную как смерть Марину.
— Всё сложное позади. Не беспокойтесь, поезжайте домой. Всё равно вас не пустят в реанимацию. Да она ещё и не приходила в сознание. Можете забрать вещи внизу. Спросите медсестёр; они объяснят, где и как.
— Доктор, скажите, что у неё сломано? — Она с трудом узнавала собственный голос.
— Переломы голени правой ноги, ключицы и двух ребер, — перечислял врач насмерть испуганной женщине. — Ушиб легкого и сотрясение мозга.
— Вы же сказали, что ничего страшного! — Марине казалось, что отмытый до блеска кафельный пол сейчас уйдёт из-под ног.