Страница 66 из 74
В любом случае это не имело особого значения.
Потому что я умру здесь.
Сначала, когда этот мужчина не вернулся, я была благодарна. Мне предоставилось больше времени, чтобы пожалеть себя. Больше времени, чтобы придумать план побега. Я хотела подтащить кровать к шкафу в надежде найти что-нибудь, чтобы освободиться, но обнаружила, что она прикручена к полу.
Я потянулась к окну, надеясь обнаружить поблизости соседей, к которым можно было бы обратиться за помощью... но вокруг не было ничего кроме земли. Интересно, я вообще в Нью-Йорке. Но отсутствие людей не помешало мне открыть окно и закричать. Я кричала до тех пор, пока не стало больно дышать, воздух был слишком грубым для моего пересохшего горла.
Я изгибала и выкручивала руку, пытаясь придать ей минимально возможную форму, чтобы освободиться от наручников, но в результате ободрала запястье. Я подумывала сломать большой палец, что-то подобное я видела в какой-то передаче, но поняла, что у меня под рукой нет ничего, чтобы я могла использовать, и я слишком напугана, чтобы это сделать.
Сейчас, лежа здесь, в собственной моче, я не испытывала страх, но была настолько слаба, что вряд ли бы смогла сломать крекер, не говоря уже о руке.
Сейчас я бы хотела, чтобы высшие силы смилостивились и позволили мне вырубиться навсегда.
Сейчас я хотела успокоить свой разочарованный разум, слишком напуганная, слишком отчаянная и слишком злая.
После первой ночи я думала, что проснусь от звука его шагов по лестнице. Надеялась, что его поймала полиция, и они допрашивают его, и мне осталось продержаться совсем чуть-чуть.
Когда я проснулась на следующий день, а его все еще не было, в моем сознании зародились хаотичные мысли, которые одолевали меня по мере того, как проходили часы. У меня было время подумать. Почему я здесь? Это розыгрыш? Неужели он похитил меня, чтобы напугать и оставить здесь? У него несколько личностей, и другая личность просто забыла обо мне? Он умер? Передумал? Или это его изначальный план? Или он выжидает, пока я дойду до такого отчаяния, что буду счастлива, когда он вернется?
Ни одна мысль не вызывала во мне ничего, кроме злобного страха.
И на протяжении всех часов, ожидания и размышлений, один человек не покидал мои мысли. Паркер.
Это словно навязчивая идея. Скучать по нему и нуждаться в нем. От бездействия я начала представлять, как он врывается в дверь, извиняется, падает к моим ногам и спасает. Ненавижу его за ложь. Ненавижу за то, что он ушел. Я хотела кричать от злости, словно это он находился передо мной, а не ужасающие серо-белые тени.
И, несмотря на это, я снова разрыдалась и молила, чтобы он нашел меня, потому что я любила его и нуждалась в нем.
Я закрыла глаза, представляя, как он стоит на коленях, умоляя меня простить его за то, что он был эгоистом и оставил меня ради разговора с каким-то продюсером. Я представила, как говорю ему, что все в порядке, и бросаюсь в его объятия, но даже в мечтах я была обижена. Я презирала подобные мысли, но еще больше презирала то, что это было правдой. Иногда я смеялась над иронией по поводу того, что меня снова бросил музыкант ради своей мечты. Возможно, это моя судьба.
Сердце снова заныло, меня замутило, и я перекатилась набок, рука, зажатая в наручник, болела.
Раздался глухой удар, и я не могла с уверенностью сказать, это шум у меня в ушах или это мое воображение. Что бы это ни было, я это проигнорировала. К чему хлопоты, если я все равно умру.
Но затем раздался более громкий треск, который невозможно было списать на выдумку. Особенно когда за ним последовали крики.
― ФБР, ― раздался глубокий голос.
Затем раздался топот, из последних сил я зацепилась за поверхность, пытаясь подняться. Облокотилась на локти и закричала, но получился лишь едва слышный писк. Попыталась сглотнуть, но безрезультатно, мой рот был словно наждачная бумага, но я попыталась снова.
На этот раз мне удалось издать писк, и я делала это снова, снова и снова, пока не услышала тот самый звук, с которого все началось ― стук шагов, поднимающихся по лестнице.
И только когда вошел человек в куртке с надписью ФБР и пистолетом наготове, я наконец-то смогла вздохнуть полной грудью. Мое тело сотрясалось от рыданий, но я была настолько обезвожена, что у меня не было слез.
Все происходило словно в тумане. Они освободили мое запястье, задавая вопрос за вопросом. В доме раздавались шаги, но я не сводила глаз с лестницы за дверью. Свобода. Мне нужно было выбраться из этого дома.
Им пришлось вынести меня, но я бы поползла, чтобы снова увидеть небо. Я никогда не была так счастлива оказаться на улице, у меня закружилась голова, когда почувствовала прохладный ночной ветерок на своей коже. Меня посадили в машину скорой помощи, и я то отключалась, то приходила в себя, улавливая обрывки разговоров о том, что со мной все в порядке, и теперь все хорошо.
Но я была уверена, что даже теперь, когда меня освободили, я никогда не буду в порядке.
И несмотря на то, что меня высвободили из клетки, равновесие было нарушено.
Мне не терпелось разнести Паркера за то, что он не поставил меня на первое место.
Я не могла дождаться встречи с ним, чтобы обрести безопасность в его объятиях.
Мне не терпелось влепить ему пощечину за то, что он не подождал, как обещал.
Я не могла дождаться, когда он обнимет меня.
Я не могла дождаться момента, когда смогу накричать на него за то, что он бросил меня.
Я не могла дождаться момента, когда скажу ему, что люблю его.
Туда-сюда. Туда-сюда.
Не уверена, на чьей стороне окажусь. Все, что я знала, это то, что независимо от того, что испытываю ― гнев или надежду, мне нужно, чтобы он был рядом.
Мне нужно было, чтобы он больше не покидал меня.
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
НОВА
Удивительно, на что способен разум, чтобы убедить себя в том, на что мы способны.
Конечно, я могу прыгнуть с платформы на тарзанке. Я представляю себя на вершине, представляю, как смотрю вниз и делаю глубокий вдох, преодолевая свой страх. Все, что мне нужно сделать, ― это один маленький шажок вперед, и я бы ощутила себя счастливой и смелой.
Но затем вы оказываетесь наверху и понимаете, что не подготовились к тому, насколько сильной может быть реакция тела. Мы не готовы к тому, что наша нервная система настолько молниеносно перейдет в режим борьбы или бегства, что отказывают ноги. Мы не готовы к тому, что в последнее мгновение наше тело захочет известной нам безопасности, даже несмотря на все убеждения, что все будет хорошо, что повседневная жизнь скучна, и ты пожалеешь, что не прыгнул.
Все это не имеет значения, когда твое сердце колотится так сильно, что, кажется, ты можешь потерять сознание. И тогда ничто не имеет значения, кроме ощущения безопасности, твердой, безопасной земли под ногами.
На следующее утро после ночи с Паркером я вышла из спальни с улыбкой на лице, умирая с голоду после всего того, что мы с ним вытворяли, я все еще прибывала в эйфории. Я была полна надежд, уже пристегнутая образными ремнями, храбрая и готовая прыгнуть в будущее вместе с Паркером.
Но затем я увидела менее собранную, чем обычно, Аспен, выхаживающую позади стола, в штанах для йоги и футболке, ее волосы были убраны в беспорядочный пучок. Это было подобно тому, что я смотрю с края обрыва в пропасть ― предчувствие того, что что-то идет не по плану.
Я попыталась отступить, чтобы она не увидела меня, выходящей из комнаты Паркера в халате. Но не успела сделать и шага, как она бросила телефон на стол и посмотрела в мою сторону.
По выражению ее лица трудно определить эмоции. Разочарование, огорчение, жалость? Честно говоря, у меня не возникло желания выяснить, что происходит. Парни сидели за столом, ковыряясь в своих тарелках и выглядели так, словно кто-то пнул их щенка. Эш поднял голову и заглянул мне в глаза, и, несмотря на предчувствие ужаса, я покрылась румянцем из-за воспоминаний о том, что произошло прошлой ночью.