Кража

ГЛАВА 9

Прием граждан закончился быстро, но Солдатов чувствовал себя измотанным. Трудно держать на себе взгляды, полные надежд и ожидания. Люди излагали свои просьбы длинно, сбивчиво, и он, чтобы они не волновались, незаметно помогал им участливым тоном, подбадривающим взглядом.

Откинувшись на спинку стула, он смотрел в приоткрытое окно на далекие огоньки многоэтажных домов нового жилого квартала. За стеной надрывно звучал пылесос – там уже хозяйничала уборщица.

В дверь неожиданно постучали. Вошел Мухин с незнакомым мужчиной.

– Ваше указание выполнено, – отчеканил инспектор. Его голос прозвучал игриво. – Гражданин Боровик разыскан.

– Тысяча извинений! – проговорил Боровик. – Тысяча извинений! Я понимаю, что много ненужных хлопот вам сегодня доставил.

Солдатов, не скрывая укора, указал на стул и с интересом посмотрел на Боровика, который, порозовев от смущения, выглядел не таким внушительным, каким показался тогда при встрече в ресторане. Это был стройный, моложавый, довольно приятный человек. После перенесенного погрома в квартире он не потерял самообладания, держался с завидным достоинством. Солдатов, повидавший на своей работе многих потерпевших, с уважением смотрел на него, отметив про себя, что Боровик никак не походил на закройщика из ателье. Скорее администратор из театра, научный работник, репортер, но уж никак не закройщик.

– Вы, конечно, знаете о краже? – начал Солдатов.

– У плохих новостей ноги быстрые. Мне о ней еще утром сообщили.

– Утром? – удивился Солдатов. – Почему же в таком случае вы не обратились сразу в уголовный розыск? Такая задержка не в ваших интересах! Она осложняет поиск вещей и преступников.

Боровик ответил не сразу, но по его виду было ясно, что он и сам понимает странность своего поведения. Он зачем-то поставил на пол, а затем положил на колени черный узкий чемоданчик.

«Наверняка в этом чемоданчике отрез какого-нибудь материала, желтый клеенчатый метр и, конечно, булавки, ножницы, тонкие пластинки мела», – решил Солдатов. Он удачно выбрал тон разговора, и потерпевший быстро вошел в колею доверительной беседы.

– Нам нужны приметы похищенных вещей. Вы можете назвать?

– Конечно! Я зашел в квартиру с вашим сотрудником, – Боровик посмотрел на Мухина и быстро заговорил.

Солдатов убористым почерком записал приметы. Не считая двух отрезов японского шелка и кинокамеры, преступники похитили деньги и старинные украшения. Уточнив их приметы, он протянул Мухину исписанные листки бумаги:

– Передай это срочно дежурному по городу. Проследи, чтобы не тянули. И так больше суток потеряли.

– Неплохо бы сообщить и в соседние города.

– Обязательно! – согласился Солдатов. – Надо попросить их подключиться к этому делу. – Он вырвал из настольного календаря листок и набросал на нем перечень городов.

– Странно все это! – взволнованно проговорил Боровик, когда они остались вдвоем. – Меня целый день мучает вопрос: кто воры? Опять же дверной замок… Как его могли открыть – не понимаю.

– Эти финские замки я знаю, – сказал Солдатов. – Ключи у них действительно особые. Специалисты утверждают, что подделать их почти невозможно. Но вещам, как и лекарствам, часто сопутствует громкая реклама.

– Что верно, то верно. Но, говорят, вора замками не смутишь… Особенно когда знает, что поживиться есть чем. А взять было что. Среди похищенных украшений некоторые относились к разряду антикварных. Чего уж тут скрывать – жаль, конечно! Стоят они слава Богу! Да и не купишь теперь таких вещей. Старинная работа. Я получил их по наследству в один год сразу от двух теток. – Он сокрушенно посмотрел на Солдатова. – И они их тоже по наследству…

– Скажите, а что вас удивляет в этой краже?

– Скорее не кража, а люди, которые ее совершили, удивляют. Их, если можно так сказать, ремесло, которое еще живет в наши годы. Говорят, их перевоспитывать надо. Наверное, надо, – продолжал рассуждать он. – Но пока суд да дело – потерпевшие здоровьем и рублем за них расплачиваются.

– Понимаю ваше возмущение. – Солдатов с возрастающим интересом всматривался в этого человека. Все, что говорил Боровик, было правильно. Неправильным было только одно – не об этом он должен был сейчас вести разговор. Солдатов всегда обостренно ощущал психологическое несоответствие состояния людей и их слов. Чтобы разобраться в возникших сомнениях, он не перебивал Боровика, а, наоборот, подчеркнуто внимательно слушал его. И Боровик, расценивая это как своеобразную поддержку, продолжал развивать свои мысли.

– Вы думаете, мои слова вызваны болью утраты денег, ценностей? Жалко, скрывать не буду, жалко, но не больше. Меня возмущает сам факт, что такие типы существуют. Ходят среди людей, здороваются, улыбаются, в глаза смотрят… А ведь не люди они. Понимаете? Я не говорю, что они плохие, что они злодеи, что они преступники, нет, я говорю иначе – они не люди в прямом смысле слова. Они противопоставили себя людям. Чужим несчастьем живут…

– Вы не верите в их перевоспитание? – спросил Солдатов.

– Перевоспитание?! – Боровик несколько мгновений с удивлением смотрел на Солдатова. – Вы это всерьез спрашиваете?

– Всерьез. – Солдатов не мог не улыбнуться, глядя в разочарованное лицо Боровика.

– Сказать, что я не верю в перевоспитание этой публики, – это ничего не сказать. Оно невозможно. Можно научить змею под музыку раскачиваться, можно научить медведя кататься на велосипеде. В лесу же они опять станут теми, кем их создала природа. Пока преступники здесь, у вас, вы можете заставить их вести себя подобающим образом. Они будут раскаиваться и размазывать слезы по щекам. Но я не уверен, что эти слезы не от хохота. Их душит смех, когда они видят, что вы им верите.

– Что же вы предлагаете?

– А ничего, – доброжелательность Солдатова, видимо, обескураживала Боровика. – Ничего, – повторил он, – возможно, формулировка покажется вам резковатой, но, по-моему, нужно их изолировать – раз и навсегда, – уверенно заключил Боровик.

– Раз и навсегда? Жестокость – плохая защита. Это худшее, что может быть, – тихо сказал Солдатов.